Я жду товарища, от Бога
В веках дарованного мне
За то, что я томился много
По вышине и тишине.

Николай Гумилев.

***

Как осколок солнца, Ремус хранил в памяти тот осенний день, когда он впервые ступил на платформу девять и три четверти. Заплатанная роба, лохматые светлые волосы… Держа в одной руке большую клетчатую сумку, а в другой - совиную клетку, мальчик неуверенно переступил и огляделся. Тут и там яркими группками толпились мальчишки и девчонки – юные ведьмы и волшебники. Смех звенел в ясном осеннем воздухе, все вокруг гудело от голосов, и Рем почувствовал себя потерянным в этом море незнакомых ему людей. Некоторое время он так и стоял; оттого, что все вокруг, кажется, знали друг-друга, его неловкость только усиливалась. Руки уже немного затекли, но он все не решался поставить свою ношу на землю. Ведь тогда надо будет к кому-то подойти… Что-то сказать...

Кажется, он бы стоял так вечно. Но внезапно на плечо легла чья-то рука, и Ремус почувствовал на щеке теплое дыхание. Обернувшись, он встретился взглядом с высоким синеглазым мальчиком. Но не прочел в его лице ни брезгливости, ни страха.

- Я Сириус – просто сказал он.
Сирриуссс… Его имя скользнуло в ухо Ремуса, как скользит по листу блестящая капля росы.
– А как тебя зовут, малыш?
Лицо Ремуса выспыхнуло:
- Я не малыш. Мне уже одиннадцать с полови...

И тут же понял, что сморозил глупость – по тому, как вздрогнули плечи Сириуса, как расползлись уголки его губ. Но он так и не успел ничего сказать – его плечи обхватили крепкие руки и притянули к себе, погладив по волосам, по спине… От этой неожиданной и непрошеной ласки комок внутри будто растаял. Легко отстранившись, он откинул прядь русых волос со лба и сказал:

- А я Ремус. А еще папа зовет меня Луни – зачем-то прибавил он. И тут же прикусил язык, спохватившись..
- Хорошо, Луни. Лууни… почему так? А, знаю. У тебя в глазах лунный свет.

Никто никогда не говорил Ремусу про его глаза. Да еще... таким голосом. Он внезапно почувствовал, что готов сделать для этого мальчика все, что угодно. И еще... он бы хотел быть его другом. Но хочет ли он? При мысли об отказе у него внутри все сжалось. Никто из соседских ребят не хотел с ним водиться – ходили слухи, что по ночам этот Ремус Люпин превращается в дикого зверя и нападает на людей. Они даже не подходили близко – боялись...

Но ведь он не знает – шевельнулась спасительная мысль. Голос Сириуса оборвал его невеселые размышления.
- ...в моем купе. Идем?
В его купе? Он предлагал ему ехать вместе?!
От этого нежданного счастья на щеках Ремуса вспыхнул румянец.
- Да, Сириус.
Когда они уже, удобно устроившись на мягких сиденьях, потягивали тыквенный сок, Ремус услышал осторожный стук в дверь.

- Входите – ленивым голосом протянул Сириус.
Дверь приоткрылась и в проеме показалась черная голова... очки, яркие зеленые глаза. За этой головой просунулась еще одна, каштановая. Второй мальчик был на полголовы ниже.
- Я Джеймс, он Питер. Можно к вам?
- Нельзя! – хотелось завопить Рему. - Нам никого не нужно!
Но здесь распоряжался Сириус.
- Располагайтесь. Напротив много места.

И все. Остальную часть пути Ремус молчал, игнорируя обращенные к нему вопросы и шутки. Он замкнулся в себе – ведь он не мог уже вот так говорить с Сириусом, чтобы – глаза в глаза. Эти чужие мальчишки – они украли его внимание. Троица смеялась, Джеймс удачно острил… Он вообще оказался ужасно умным. И Ремус возненавидел его за это. До Питера ему не было дела – тот держался скромно, только маленькие глазки его перебегали из угла в угол, будто что-то прикидывая, оценивая...

Поездка тянулась бесконечно долго. Уже давно стихли разговоры.. Его соседи дремали, уронив головы на колени, чуть покачиваясь при толчках поезда. Утонув в знойном осеннем мареве, мальчик откинул голову на спинку сиденья. Но он не спал. Сквозь опущенные веки он смотрел на Сириуса, сидящего рядом с ним. Густая челка закрыла лоб… изо рта вырывалось ровное дыхание. Его губы шевельнулись в улыбке… Сердце Ремуса сжалось. Он все смотрел и смотрел, не веря своему счастью. Друг. Его друг.