Хорошенько отряхнув мокрые от дождя лапы, волк просунул лобастую голову под плотную завесу, закрывавшую нижний лаз в двери и легко протиснулся в сухое (о, Мерлин, наконец-то!) помещение. Он втянул носом воздух: нет, рядом никого не было. Тщательно пошоркав подушечками лап о дверной коврик, волк серой тенью проскользнул к камину и улегся на персидский ковер как можно ближе к открытому огню, блаженно прищурив спокойные желтые глаза.

- Опять, - резкий голос уколол тупой иголкой. Зверю не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто явился. Легкий запах лаванды и чего-то невыносимо юного и чистого говорил носу лучше, чем это могли бы сделать глаза. За спиной повисло физически ощутимое напряжение. Волк почти по-человечески вздохнул и разорвал уютное колечко, вставая и поворачиваясь к говорившему мордой – не умеют серые хищники вертеть шеей, природой не предусмотрено.

Сзади оказался именно тот, кого зверь и ожидал увидеть: скрестивший руки на груди красивый, но слегка субтильный блондин, напоминающий сейчас ледяную статую.
- Ты опять запачкал ковер, - произнесло ангелоподобное существо тоном, больше подходящим отцу Торквемаде во время проповеди заблудшей душе как раз перед ее очищением путем сожжения. Зверь виновато скосил глаза: на дорогом мехе действительно остались грязные следы. Он опустил голову, прижав уши и всем видом выражая раскаяние, но исподтишка поглядывая на блестящую дверцу бара с закусками.

- Ладно, - сжалился юноша, выдержав достаточную, по его мнению, паузу. – Не дай Мерлин, papa увидит. Его хватит удар. Хотя прибить тебя он, думаю, успеет.
- Посмотрим, что тут можно сделать, - задумчиво произнес он далее, доставая свою палочку. – Аквитус.
М-да, пятна исчезли. Теперь они превратились в размазанные полосы, из-за которых светлый некогда ковер побурел и начал напоминать творение художника-импрессиониста под кодовым названием: «Сумерки наступили». На лице молодого человека появилось выражение явного ужаса, а пасть волка разошлась в оскале, сильно напоминающем улыбку. Он слегка склонил голову, чтобы скрыть это. К счастью, отчаявшийся блондин был настолько поглощен скорбью от столь неудачных последствий своего заклинания, что ничего не заметил.

- Papa меня убьет, если эльфы это не отчистят, - сказал он и с надеждой взглянул на серого приятеля. Тот вовремя успел придать морде серьезное выражение. – Как считаешь, получится, или мне сразу ехать на Диагон-аллею за новым ковром?
Волк подошел к юноше и успокаивающе ткнулся носом в его колено.
- Думаешь? – с сомнением спросил блондин. – Что ж, хуже все равно не станет.
- Ты, наверное, голоден? – сменил он тему, доставая из бара ветчину. – Давай я тебя накормлю, а потом...

Чем бы ни собирался заняться юноша потом, планам этим не суждено было осуществиться. В гостиной раздался легкий хлопок и возле мягкой софы соткался неземной облик Малфоя-старшего. Кусок выпал из руки Драко; волк проводил краткий полет сожалеющим взглядом. Есть с пола он не любил. Малфоя-старшего – тоже. Причем чувство это было взаимным и давно разделенным.
- Страсбургская ветчина, - голос Люциуса показался б приятным, если бы в данном конкретном случае им нельзя было бы перепилить пару-тройку деревьев из Запретного леса средней толщины.
Поскольку Драко опустил глаза и явно собрался отмалчиваться до последнего (то есть до момента, когда отец возьмет трость и спустит с него шкуру), старший Малфой продолжил:

- Ты кормишь отменной ветчиной, приберегаемой для моих гостей, жалкую дворнягу, - волк прижал уши к голове в тщетной попытке не зарычать. – Я ведь запрещал тебе. Мало того, что мне приходится терпеть этого блохосборника в своем доме... ЧТО ЭТО??? – Люциус внезапно прервал обличительную тираду и некоторое время выпученными глазами смотрел на импрессионистический шедевр.
Зверь невольно поджал хвост и забился Драко в ноги. Сын строгого родителя откашлялся и смущенно сказал:
- Это пятно, - уже через секунду он затараторил, - papa, ничего, все в порядке, эльфы отстирают, даже следа не останется, я лично прослежу...

- Замолчи, - прохрипел отец. – Ты знаешь хотя бы, сколько лет этому произведению искусства? Этот ковер существовал, когда тебя даже в планах еще не было, он был приданым твоей бабушки, которой ты, зоофил и извращенец, недостоин! Мерлин, ведьма перевернулась бы в гробу, узнав, с кем связался ее внук! Она выгнала бы тебя из дома и вымарала имя на родословном древе. Ну, за что мне это? Чем я заслужил такое наказание? Мой наследник и продолжатель рода влюблен в блохастую тварь, подобранную на помойке.

Тут волк не выдержал и все-таки зарычал. Он обиделся на постоянное упоминание блох. У него не было этих тварей. Ну, может, и было две-три, но вчера он их всех выловил, ожесточенно ляская зубами после сытного обеда. Так что теперь он чувствовал себя несправедливо запятнанным и негромко, но внушительно выразил свое недовольство. Драко с силой прижал зверя к себе, зажимая пасть рукой, а Малфой-старший взглянул на показанные ему мельком клыки с некоторой опаской и презрением.

- Животное, - подвел он краткий безапелляционный итог и крикнул эльфа. – Что за слуги, хозяин уже пять минут дома, а ни один не почесался, - пробормотал он, снимая плащ.
- Мы пойдем? – робко спросил Драко.
Малфой высокомерно хмыкнул и ответом не удостоил.
- А ковер? – осторожно поинтересовался сын.
- Идите уж, - отозвался отец. – Еще полминуты в обществе этого пожирателя объедков, и меня стошнит.
Волк подумал, не стоит ли ему укусить старшего Малфоя и начал прикидывать, сильно ли будет утешать в Азкабане сознание того, что надменный Люциус носится сейчас по лесам, ловя зазевавшихся зайцев, и раз в месяц заходит отмечаться в Комитет по надзору за опасными созданиями. Но юноша уже тащил его прочь, схватив за густую шерсть.

- Поводок ему купи! И ошейник! – крикнул вслед Малфой-старший, просто потому, что без оскорбления напоследок считал бы день прожитым напрасно. – А вообще, надо бы твою собачку на цепь посадить, - прибавил он вполголоса, когда Драко втащил упирающегося волка вверх по лестнице. – Эх, жаль, что ты сам управляешь своим трастовым фондом. Блондин, сел на свою кровать, задумчиво глядя на серого друга. Зверь подошел к нему и положил голову на колени, требуя ласки. Драко стал почесывать его за ухом, слушая довольное урчание.

- Эх, Рем... Ничего-то ты не понимаешь. То есть понимаешь, конечно... когда homo sapiens, - зверь взглянул в серые глаза, видимо, уловив интонацию и встревожено заскулил. Помолчав, человек продолжил, как бы для себя:
- Papa сейчас распоряжается моими деньгами по доверенности. Если б не она... мне бы нечем было пригрозить ему. Пока он боится. Но что, если он найдет способ обойти дедовское завещание?

Волк требовательно ткнул носом в ладонь. Драко очнулся от своих мыслей и решительно тряхнул головой:
- Ладно, подумаю об этом потом. Сейчас пора варить тебе зелье, - он встал, и зверь, решивший, что настало время игры, повалился на пол, махая в воздухе лапами.
- Нет, Рем, не могу. Не то у меня настроение, - серый друг недовольно куснул скучного человека за ногу, но тот уже целеустремленно направлялся к шкафчику с компонентами. Увы, зелье долго не хранилось – готовить его нужно было каждый день. Зато оно гарантировало оборотню полный самоконтроль. Know-how профессора Снейпа, что тот раскрыл лишь своему любимому ученику (после того, как последний пять минут стоял перед деканом на коленях).

На вкус оно было отвратительно, и юноше пришлось немало потрудиться, прежде чем уговорить волка выпить его. И все равно больше половины оказалось на полу и одежде зельедела.
После получасовой борьбы, которую зверь явно воспринимал как долгожданные игры, утомленный Драко прилег на постель. Волк улегся рядом на коврике, прикрыв нос пушистым хвостом и здорово напоминая большую серую собаку.
- А, ты же хочешь есть, - вспомнил Драко. – Сходи на кухню сам, хорошо? – пробормотал он, проваливаясь в сон.

Волк приоткрыл желтый глаз, убеждаясь, что человек спит. Затем он встал и тихо, стараясь не цокать когтями, прокрался к двери, навалился на нее лапами и выбрался наружу. В Малой-Мэноре царила полутьма, едва рассеиваемая редкими факелами на стенах, но волку она, естественно, не мешала. Пока он спускался, его острые уши улавливали ночные звуки: шуршание мышей под полом, дальний стук тарелок, подготавливаемых домовыми эльфами к следующему приему пищи - на кухне, шелест ветра под старыми стропилами крыши.

Как только он пролез в дыру на улицу, запахи навалились на него со всех сторон. Пахло горьковатым ночным цветком, названия которого он не знал, и знать не хотел (похоже, это была разновидность вампира), поганой отравой дымился след кошки, недавно отдыхавшей на крыльце, нежно манил чарующий дух яблоневых листьев и терпкий запах исполинских дубов. Парк Малфой-Мэнора был огромным. Здесь водились и животные, но пряный аромат живой плоти с алой кровью пока не манил спокойного оборотня. Он размашистой терпеливой рысью, какой волки могут бежать сутками, заскользил в двух метрах от натоптанной тропинки, ведущей к охотничьему домику у самого края парка. Возле оградки он перекинулся и немного постоял, о чем-то раздумывая.

Да, ложь... Постоянная ложь. Как все это надоело. Северус давно усовершенствовал свое зелье, и вервольф может на половину суток сбрасывать шкуру. На любую половину. Но Драко об этом не знает.
Дни в облике зверя, и только ночи принадлежат человеку. И ради чего все это? Он толкнул дверь и вошел. На скрип человек в кресле поднял голову и посмотрел светлыми, почти прозрачными глазами:

- Наконец-то ты пришел, - сказал он глубоким голосом, который был бы приятным, если бы... Если бы не был прекрасным. Красивейшим голосом во Вселенной – по крайней мере, в мире этого оборотня. И тот шагнул навстречу – шагнул к этим глазам, в глубину этих объятий.

Ради чего все в этом мире? Пусть для встречи с любимым ты урываешь несколько жалких ночей полнолуния в каждом месяце, пусть днем приходится быть тупым и блохастым зверем, пусть даже приходится обманывать мальчика, которому ни ты, ни его отец не хотите разбить сердце, потому что любите его – хоть и каждый по-своему, так, как он понимает любовь – все это окупается несколькими мгновениями. Мгновениями ослепительного счастья.

Потому что все в мире – ради любви.