Это произошло уже давно... Из Министерства прибыло письмо с распоряжением относительно оборотня, Рема Люпина. Министерские зельевары якобы сделали открытие в области Волчьего Противоядия. Это зелье должно было помимо сохранения разумы также сохранять и человеческий облик, хотя бы частично, что уже облегчает муки трансформации. Не знаю, почему они выбрали именно Ремуса. К письму прилагался рецепт и подробное описание всего процесса приготовления. Довольно сложно для министерских лабораторных крыс, они вообще терпеть не могут кропотливой работы и точных мер, предпочитают конвейерный метод, «на глаз». В рецепте указывалась почти вдвое больше аконита, а, кроме того, появился новый ингредиент, некий «волчий шалфей». Довольно редкое растение. Насколько мне известно, волки с удовольствием поедают эту траву, она оказывает на них легкое наркотическое действие.

Не слишком мне понравился состав, а тем более, опасно было давать его Ремусу, никто не знает, какое действие зелье окажет на него, ведь все держится только на теории и предположениях. Но отказываться я не мог, просто не имел права. Эта фраза в письме, «Вы, Северус, как один из лучших специалистов в области Зельеварения, окажете нам огромную услугу, изготовив зелье...», она не просто такая вежливая просьба-похвала, этим они приказывают мне сварить это противоядие, и испробовать его на нашем подопытном кролике, а точнее, волке. Я, естественно, подчинился. Волчий шалфей мне удалось добыть с трудом, пришлось связаться со своим давним знакомым, Гиацином, который занимается травами. Но, в результате уже через три дня небольшое светло-серое существо, напоминающее помесь кошки и птицы («кошачий грифон, отлично заменяет мне сову» - рассказывал мне Гиацин однажды) принесло мне бумажный сверток, в котором лежало несколько небольших темно-зеленых растений с острыми, как у ивы, листьями в мелкую фиолетовую прожилку, и сладковато-пряным ароматом.

Наконец, я приступил к приготовлению зелья. Пришлось потрудиться почти весь день, с восьми утра и до пяти вечера, однако мои усилия увенчались успехом. Это зелье было не мерзкого болотно-серого цвета, как обычное Волчье Противоядие, а глубокого темно-изумрудного. Судя по запаху, оно было и не таким уж отвратительным. Еще один плюс этого зелья - его надо было принимать только один раз за цикл, за два-три часа до трансформации. Все удалось подгадать точно. Уже вечером я зашел в кабинет к Люпину и принес ему противоядие. Он взял в руки кубок и принюхался.
- Пахнет не так уж плохо, - одобрил он. Вздохнув, он поднес кубок ко рту и начал судорожно пить, чуть морщась.
Осушив бокал, он отер губы тыльной стороной руки и уставился на меня каким-то... затуманенным взглядом. Не знаю, может быть, мне показалось.
- На вкус, конечно, гадость, но все же не так ужасно, как раньше, - он улыбнулся и поставил кубок на стол. Я еще с минуту смотрел на него, а потом отправился к себе в Подземелья. Пусть за ним следит Блэк, не просто же так Дамблдор его вызвал в Хогвартс. Он анимаг, и если зелье не подействует, всегда успеет превратиться.

Я сидел у себя в Подземельях, уже давно пробило два часа ночи, и луна властвовала над миром. В дверь раздались три торопливых стука. Не дожидаясь моего позволения, ворвался Блэк. Он был запыхавшийся, наверняка бежал от Люпина с третьего этажа, но на лице его сияла улыбка.
- Эй, Снейп, послушай, зелье просто супер! - он уже успел нахвататься этих маггловских словечек, - Рем вообще не превратился! Пошли! Конечно, надо было послать Блэка подальше, но любопытство пересилило, и я пошел за ним следом к кабинету Ремуса. Мы вошли в комнату. Люпин сидел в одном из кресел, в своем человеческом обличии. Когда я подошел ближе, он резко повернул голову в мою сторону. По спине побежали мурашки, когда я увидел его глаза. Это не человеческие глаза - волчьи: желтые, с вертикальными зрачками, хищные и опасные. Кроме того, обычно русая с сединой шевелюра Ремуса приобрела пепельно-серый, точно у волка, цвет. Все-таки, превращение частичное есть. И эти движения, точно не человеческие, такие настороженные и резкие.
- Видишь, - в полном восторге говорил Блэк, - он только немножко изменился, но разве это сравнимо с его обычными трансформациями, когда он вопит от боли так, что сердце сжимается.

Тоже мне, душа поэта, сердце у него сжимается. Но желание язвить сейчас пропало, я с интересом наблюдал за Люпином.
Рем поднялся на ноги и сделал несколько шагов в нашу сторону. Даже походка волчья - ставит ноги на одну линию, и так неестественно их подгибая. Я не удивлюсь, если Люпин сейчас встанет на четвереньки и завоет. Оборотень еще некоторое время смотрел на нас, чуть принюхиваясь: его ноздри еле заметно подрагивали. Наконец, он развернулся и сел обратно в свое кресло. Так он просидел до самого захода луны. Как только она скрылась за горизонтом, Люпин стал меняться. Его волосы вновь стали обычными золотисто-русыми, глаза стали карими. Он помотал головой и оглянулся на нас.
- Ну, как? - нетерпеливо спросил Блэк.
- Это... это удивительно, - пролепетал он.

Теперь полнолуния не были проклятием для Люпина. Он уже не боялся, не мучался в ожидании той нечеловеческой боли. Но я был удивлен, с каким рвением он требовал у меня волчье противоядие, словно это было для него сладкой конфеткой. А где-то на пятое или шестое полнолуние он потребовал у меня двойную дозу.
- Нельзя, это может пагубно сказаться на твоем здоровье! - тоном Помфри вещал я.
- Плевать! - он смотрел на меня дико, как голодный лев на кролика.
- Нет, я не стану варить для тебя столько! - упрямствовал я, - даже не проси!
И тут на него нашло. Он сорвался с места и вцепился рукой мне в горло.
- Мне нужна двойная доза! - четко отделяя каждое слово, проговорил он. А что бы вы ответили, когда обезумевший оборотень держит вас за горло? Конечно, я согласился и сварил ему столько, сколько он просил. Но на следующее полнолуние все повторилось, он требовал все больше и больше зелья. И я видел, что после этого он нередко хватался за сердце, словно кто-то невидимый наносил ему резкий удар. А после года приема зелья однажды он вдруг потерял сознание, когда входил в Большой зал. После осмотра Помфри сказала, что у него сильно ослаблено сердце, и это был лишь слабый приступ. Меня мучили угрызения совести, ведь именно я варю ему зелье, но в то же время, я успокаивал себя мыслью о том, что любой поступил бы точно также, когда вам угрожают. Но вот однажды накануне полнолуния я обнаружил, что волчьего шалфея у меня еле хватало на одну дозу противоядия. Я не знал, куда могла деться целая связка растений. Но потом я понял, куда: по коридору перед Большим залом носился Пивз, осыпая всех проходящих мелкой крошкой из высушенной травы. Чертов полтергейст!

Мне было страшно подумать, что сделает Люпин, если я не смогу принести ему больше зелья. И тогда я решил сварить большую дозу, как требовал Ремус, но шалфея положить туда меньше, сколько у меня осталось. Может быть, он не заметит этого, ведь основное подавляющее свойство на себя берет аконит, а его у меня пока много.

Когда я протягивал Люпину большой кубок с зельем, я с ужасом ожидал, что он что-нибудь заподозрит или почувствует. Однако он мигом осушил бокал и блаженно закрыл глаза. Ну, слава Богу! А я лучше пока напишу Гиацину, попрошу еще шалфея, чтобы больше так не рисковать. Я спустился в подземелья и написал письмо, после чего я отправился в школьную совятню, моя сова уже улетела с другим письмом. Отправив письмо, я решил по дороге зайти в комнату Ремуса, проведать его. Луна уже взошла. Я подошел к двери его комнаты и прислушался. Все тихо. Осторожно приоткрыв дверь, я заглянул в комнату. Люпин сидел в кресле, ко мне спиной, опять созерцая огонь.
- Ремус, все в порa, - я ошеломленно замолчал, когда он обернулся ко мне. Крик застрял у меня в горле. Я никогда не видел ничего более жуткого, даже в ту ночь в Визжащей Хижине, когда Блэк надо мной подшутил. На меня смотрело нечто. Волчья морда, как маска, надетая на лицо. Русые волосы перемешаны с жесткой волчьей шерстью. Люпин спрыгнул с кресла. Он стоял не прямо, а полусогнуто. Его рубашка жалкими лохмотьями висела на широких плечах, покрытых короткой бледноватой шерстью серого оттенка. Руки, покрытые такой же шерстью, пыльцы с длинными черными когтями. Брюки были изодраны до колен, оголяя мощные несомненно волчьи лапы. И я с ужасом увидел, что на белой рубашке виднелись пятна кровь, и вся морда зверя была окрашена в багрянец. Страшные мысли по поводу того, чья это кровь, были прерваны мучительным слабым стоном. Я повернул голову и едва не рухнул на пол от увиденного. Из-за другого кресла, стоящего посреди комнаты, выполз Блэк. Его одежда была разорвана, лицо и руки были в крови. Он полз, и при каждом его движении лицо искажалось от боли.
- Блэк! - в ужасе крикнул я.

Оборотень вдруг отозвался низким утробным рыком. Не успел я сказать и слова, как он уже бросился на меня. Рука инстинктивно рванулась к поясу, где в ножнах висел маленький серебряный кинжал - простой сувенир, подаренный мне Люциусом Малфоем однажды. Я выхватил кинжал - блеснула серебряная молния, играя в узоре на лезвии, складывающемся в завитки змеи. Чудовище, рыча, бросилось ко мне. Я, крепко сжав рукоять оружия, нанес монстру удар в плечо. Оборотень взвыл от боли и рванулся назад. Он мотнул головой и согнулся, зажимая лапами рану. Вновь распахнулись огненные глаза. Зверь зарычал, и я мог поклясться, что рык складывался в какие-то слова, смысл которых я не успел уловить, потому что чудовище вновь рванулось ко мне. Снова сверкнуло лезвие, уже омытое кровью врага, и вонзилось в грудь зверю. Он завопил громче, и отпрянул и повалился на пол. Его кровь смешалась с кровью Блэка, зверь дернулся и, растянувшись на полу, затих.

Мое сердце бешено стучало, руки дрожали. Кинжал выпал из кисти и с металлическим звоном упал на деревянный пол, окропленный кровью.
- Снейп!.. - простонал Блэк. Господи, я и забыл о нем!
Спотыкаясь, я добрался до него. Теперь передо мной предстал весь ужас его ранения. Грудь Блэка была исполосована длинными глубокими царапинами от когтей, на плече виднелась страшная рваная рана от зубов зверя. Казалось, что в замке все вымерли, было пустынно и тихо, никто не приходил на помощь. Я с трудом дотащил Блэка до своего кабинета, уложил на диван. Дрожа от переполнявшего меня ужаса, я отыскал сильные восстанавливающие и обезболивающие зелья... Через час раны Блэка были перевязаны, и он уснул от огромного количества анестезирующих. Я устало опустился на стул и обхватил голову руками. Господи, что же произошло! Как я мог такое допустить! Я и никто другой виноват в этом! Надо было соблюдать все пропорции зелья! Но в то же время, Министерство должно знать, что это противоядие никуда не годится, оно же является наркотиком! Люпин просто находится в наркотической зависимости, а все из-за волчьего шалфея! И вдруг меня словно током ударило. Люпин! Он... он мертв? Сорвавшись с места, я почти в мгновение добежал до комнаты оборотня. Он лежал на полу в человеческом обличии. Под ним разлилась лужа крови. Я опустился на колени рядом с ним, почувствовав, как кровь просачивается через ткань брюк на коленях, и перевернул его на спину. Он громко застонал и сморщился. На груди и плече виднелись две глубокие раны от кинжала...

На следующие утро я сидел около его кровати. В Больничное крыло его переносить не стали. Стол около его кровати был завален разного рода колбами, баночками и прочими емкостями с лечебными настоями, мазями и зельями, которые скорее были просто для видимости, они не могли принести ему облегчения. Ремус страдал. Он знал, что Блэк его простит, но в глубине души будет проклинать, пусть и не сознательно. Ведь теперь из анимага он сделал его оборотнем, таким же, как он сам. Кроме душевных терзаний, добавлялись и физические. Ремусу нельзя было давать обезболивающих, сердце, и так слабое от этого проклятого наркотика, могло не выдержать. Люпин стонал в голос, не способный уснуть от дикой боли. Я не отходил от него ни на шаг, я понимал, что в том, что произошло, моя вина изначально, я должен был предугадать, что волчий шалфей подействует именно как наркотик. Он затуманивал разум волка, отчего тот почти не трогал Люпина, и именно потому вторая сущность не получала свободы, не преображала тело. Но как только волк не получил нужной ему дозы, он сошел с ума... Я держал холодную, как лед, руку Ремуса в своих ладонях, физически ощущая разряды боли, пронзающие его.

- Прости меня, Ремус, - глупо было просить прощения.
Он чуть приоткрыл глаза, я увидел слезы боли, сбегающие по его щекам.
- Северус, помоги, прошу! - зашептал он рвущимся голосом.
- Я не могу, прости, - мне пришлось опустить голову, чтобы не видеть его глаз.
- Умоляю! - он почти выкрикнул это, сжав зубы. Я почувствовал, как его пальцы отчаянно сжали мою руку от накатившей волны боли.
- Ты же знаешь, обезболивающие убьют тебя, - прошептал я.
- Я все равно умру, - на выдохе ответил он, мотнув головой, - достань... там... в верхнем... ящике... стола…
Что он имеет ввиду? Я оглянулся на стол и вновь вопросительно посмотрел на оборотня.
- Прошу тебя! - Люпин застонал от нового приступа боли.
Как в тумане, я отпустил его руку и подошел к столу. Рывком открыв ящик, я заглянул внутрь и увидел пистолет, вроде тех, что применялись на дуэлях. На рукоятке переплетались вензеля, складывающиеся в две буквы «НЛ». Он что, хочет... вот так избавиться от этой боли?
- Северус! - вскрикнул Ремус, - прошу!
Я вздохнул и взял пистолет. Он протянул руку.
- Рем, не надо, - я виновато смотрел на него.
- Прости, Северус, я не могу, - отрывисто ответил он. Еще одна слеза скатилась по его щеке. Я отвернулся и вложил рукоять пистолета в его ладонь.
- Спасибо, - прошептал он, - и... прошу тебя, не смотри... уходи!

Я, подавив все эмоции, нерешительно двинулся к выходу. Каждый шаг давался мне с трудом, я чувствовал пристальный взгляд в спину. Остановившись перед дверью, я быстро оглянулся и вышел из комнаты. Как только дверь закрылась, я прислонился спиной к стене и сполз на пол, закрыв голову руками. Тишина сгущалась вокруг меня, каждая секунда отсчитывалась болезненным ударом сердца. Еле слышный щелчок затвора... сейчас... сейчас... я словно видел, как пальцы легли на курок, как концентрируется напряжение в мускулах. Вот-вот грянет выстрел. Я не выдержал и вмиг сорвался с места, схватил за ручку двери и распахнул ее. Но буквально за долю секунды до того, как я сделал шаг, раздался выстрел. И он словно попал в мое сердце. Следующий шаг, и я осел на пол, не в силах посмотреть в сторону его постели.

* * *

Я бросился к его кровати и, уткнувшись лицом ему в грудь, сжал его кисть, такую холодную.
- Зачем?! Зачем?! - шептал я.
Легкое прикосновение заставило меня вздрогнуть. Я поднял глаза и увидел, что он смотрит на меня из-под полуприкрытых век. На его губах играла слабая улыбка, еле заметная.
- Зачем я... промахнулся?