Посвящается Nezad.

Ремус:

Солнце почти зашло. Мы с Гарри как раз были на середине приготовления ужина, когда я услышал унылый рев твоего мотоцикла. Ты вернулся домой, любовь моя.
Дом... я не могу поверить, как быстро этот уютный небольшой домишко стал мне Домом. Так ли это для нас всех? Думаю, это должно быть так.
Человек, вынужденный охотиться как зверь, из-за преступлений, которых он не совершал; мальчик, которому так часто недоставало любви и понимания, - вам нужен Дом так же сильно как и мне. Хочется верить, что вы оба разделяете то тепло, что нашел здесь я.

Теперь Гарри слышит звук мотоцикла и отрывается от чищенья морковки, чтобы выглянуть в окно. Он тоже рад, что ты вернулся, Сириус.
Гарри заставил меня чувствовать себя так хорошо.... Тяжело ли ему делить тебя со мной? Если это и так, он не подает виду. Зная о том, где он воспитывался, я поражаюсь, как он может быть столь щедрым и любящим. Он был хорошим учеником, но, думаю, будет еще лучшим другом.

Ты врываешься в дом с такой заразительной улыбкой, что я не могу не ответить. Гарри, внезапно смущенный, попадает в объятия, а затем наступает моя очередь. Твои губы касаются моих и я ничего не могу поделать - таю в твоих руках. Я хочу забыть обо всем и раствориться в твоих объятиях....
Но я отскакиваю, в замешательстве от своей неожиданной реакции.
Вы оба смеетесь над краской, залившей мое лицо, и все, что я могу сделать - это улыбнуться. Еще будет время. Потом.

Тихий домашний вечер. Ужин приготовлен, съеден и убран со стола, в то время как мы болтаем и смеемся над пустяками, из которых и состоит обычная жизнь.
Гарри поддразнивает Сириуса, а тот хочет знать, наше мнение о том, где бы устроить палисадник. Я объявляю, что мы должны купить приличный дуршлаг: тот, который у нас есть, слишком мал.
Ничего особенного, но это согревает то местечко, где-то глубоко внутри меня, которое было холодным слишком долго.
Я провожу остальную часть вечера, свернувшись в глубоком кресле с одной из книг. Иногда я читаю, иногда просто наблюдаю, как вы с Гарри играете в шахматы, иногда подпеваю радио, когда попадаются песни, которые я припоминаю с тех давних лет.
Отблеск счастья на ваших лицах придает мне решимости. Я буду делать все, что в моих силах, чтобы сохранить его.

Когда приходит время ложиться спать, я выключаю радио и начинаю подниматься по лестнице.
У нас уже установился своеобразный ритуал отхода ко сну. Я обычно первый, кто уходит. Гарри будет собирать шахматные фигуры и пойдет следом. Ты всегда идешь последним.
Я знаю, ты должен проверить, что все безопасно прежде, чем сможешь лечь. Я понимаю эту необходимость защитить нас и не возражаю. Кроме того, у меня есть собственные причуды.
Самая новая причуда требует, чтобы я ждал наверху лестницы пока подойдет Гарри.
У тебя свои щели и замки, у нас свои... Заметил ли ты, или все же это остается только между Гарри и мной?

Он поднимается по лестнице следом за мною, очки вспыхивают на свету, когда он снизу улыбается мне. И когда Гарри успел стать таким высоким?.. Я запускаю руку в его волосы и мягко целую в висок. Помня крошечного младенца, первого ребенка, которого я когда-либо держал на руках, я наслаждаюсь упругой силой его рук, обнимающих меня.

"Спи крепко" - говорю я, и он шепчет то же самое в ответ. Он идет в свою комнату, а я - в нашу. Гарри всегда ждет в проеме двери пока я не дойду до комнаты, и только тогда входит. Наш ритуал закончен до следующей ночи.

Наша комната не самая большая в доме, но она теплая и уютная. Не зажигая света, я произношу заклинание и загорается свеча, которая ждет на столике у кровати. Мне нравится, как ты выглядишь в ее свете. Он придает твоей коже золотистый блеск и подсвечивает волосы. Я медленно раздеваюсь и проскальзываю под простыни, в ожидании тебя, любовь моя, мой возлюбленный....

Я слышу твои шаги на лестнице. Сначала ты пойдешь пожелать Гарри доброй ночи. Я могу слышать только тихий ропот: твой голос и его сонный ответ.
Теперь, приходит время, чтобы спуститься в коридор, в нашу комнату. Ты останавливаешься на мгновение в дверном проеме, и улыбаешься мне, лежащему в кровати, в ожидании тебя.
Я кладу книгу на стол, в то время как ты раздеваешься.

Ты похудел, появились шрамы, которых я не помню с того времени, когда мы раньше были вместе. Я не хочу думать о том, что только несколько лет назад, ты был один, израненный и истощенный. Также, как я не хочу думать о Гарри, выносящем годы пренебрежения, нежеланном и обиженном родственниками.
Больше никогда. Ни один из вас не будет когда-либо должен снова выносить это ненавистное существование. Я сделаю все, что смогу, чтобы видеть вас обоих счастливыми и в безопасности.

Но ты ложишься, голым, в нашу кровать... проникая в мои обьятия, в мое сердце. Твои губы горячи, и пожар, который был зажжен несколько часов назад, разгорается в адское пламя желания. Между поцелуями я прошу погасить свечу, но ты говоришь: нет. Твой голос становится хриплым от возбуждения, когда ты говоришь, что хочешь видеть меня.
И я забываю свечу, забываю Гарри, спящего в другой комнате, я забываю все, кроме тебя. Твои руки, твои губы, твой язык, твое мужское естество - все питает пожар моей страсти.

...Мы лежим в свете этой свечи, усталые и удовлетворенные. Я счастлив, более счастлив, чем когда-либо мог себе представить. Защищен и согрет. Любим.
Все испытания, которые мы вынесли, все сражения, которые мы прошли, все страдания и одиночество, которые мы испытали, привесли нас сюда - в этот маленький дом. Какие бы беды не выпали снова на нашу долю, - я знаю, что мы сможем выжить; мы сможем победить. Нет ничего, что мы не смогли бы преодолеть вместе.


Сириус:

Я вернулся домой незадолго до заката.
Дом... Я не могу даже объяснить, что это значит для меня. А может быть, это и не нужно.
Дом должен значить так же много для человека, который всю свою жизнь был отверженным и неприкаянным, для мальчика, воспитанного в невежестве, нежеланным и нелюбимым.
Мы все страдали. И я очень надеюсь, что теперь этот маленький дом станет противоядием, излечив часть нашей боли.

Вы сейчас на кухне, готовите ужин и разговариваете. Когда я вхожу, на ваших лицах вспыхивают улыбки. Быстрое застенчивое объятие от Гарри и нетерпеливый поцелуй от зардевшегося Рема.

Накрытый стол, ужин, - мы хлопочем у стола как настоящая семья. Вначале все мы были довольно насторожены, но сейчас я рад видеть, что вы стали намного ближе друг другу, чем просто учитель и ученик.
Я включаю радио в гостиной. Мой любимый устраивается в одном из кресел с книгой, а крестник достает шахматы.
Помнится, когда я был моложе, то хотел, чтобы моя жизнь была всегда полна приключений.
Теперь я счастлив тем, чтобы просто сидеть в теплой комнате с двумя людьми, которых я люблю больше всех на свете.
Знакомая негромкая музыка. Иногда мы подпеваем радио, болтаем о пустяках, а иногда просто молчим.
Когда вечер закончен, Рем выключает радио и идет наверх. Гарри собирает шахматные фигуры и следует за ним. Я обхожу дом, в очередной раз убеждаясь, что окна закрыты, на двери стоит блок, и все безопасно.

Всякий раз, когда кто-то из вас видит меня выполняющим этот ритуал, то улыбается, но ничего не говорит.
Знаете ли вы что я обязан делать это? Есть ли у вас свои маленькие ритуалы, о которых не знаю я?

Гарри уже в постели, когда я поднимаюсь наверх. Я вхожу и склоняюсь над кроватью, касаясь его плеча. Он улыбается, и я вспоминаю другого мальчика с растрепанными волосами, так же улыбавшегося мне.
" Cп’ ночи, Сириус." - сонно шепчет он. Я склоняюсь над ним, целуя в лоб. Так же неуклюже, как делал это, держа его на руках при крещении, но Гарри это, как видно, не тревожит.
"Спи крепко." - говорю я, покидая комнату. Хедвига взъерошивает перья, когда я прохожу мимо ее клетки.

Рем читает в кровати и свеча заливает его золотистым светом. Мальчиком он был красив, но стал еще прекраснее теперь.
Из нас троих, изменения, которые вызваны временем, проведенным нами здесь, наиболее заметны в нем. Тени изнеможения оставили его лицо и, кажется, даже тиски его неотступной боли ослабли.

Я раздеваюсь в теплом блеске свечи, в то время как он отмечает страницу и кладет книгу на столик у кровати. Он обнажен под простыней, и я тоже не беспокоюсь о ночным белье. Когда я ложусь рядом, он открывает мне объятие и я встречаю сладость его губ.

Он просит погасить свечу, его голос, тихий и низкий. Я хочу видеть его, и говорю об этом, он улыбается в ответ. Но он знает что я хочу большего, знает и радостно соглашается.
Рем всегда был замечательным возлюбленным. Он знает, когда быть нежным, а когда грубым, агрессивным и податливым, дразнящим и даже развратным... Иногда моя потребность в нем пугает меня, даже когда я на вершине наслаждения.

Позже мы лежим рядом, пресыщенные страстью, и я понимаю, что даже пресловутое райское блаженство не сможет сравниться с этим чувством.
Я защищен и согрет. Любим...
Наши враги побеждены. Двое самых любимых мною людей в безопасности, здесь же, под этой самой крышей.

Утро может снова открыть счет нашим бедам, но сегодня вечером я засыпаю, зная, что означает истинное счастье.