|
|
Ремус Люпин очень любил жизнь. Во всех её проявлениях, несмотря и вопреки.
Чаще, как ни печально было это признавать, вопреки. Но Ремус Люпин все
равно оставался добродушным, воспитанным, дисциплинированным и вполне
интеллигентным оборотнем. Можно сказать, оборотнем-мечтой для Комиссии
по надзору за Темными Созданиями. Он прощал судьбе её оплеухи и издевки.
Он любил жизнь. И надеялся, что она ответит ему взаимностью.
Хотя в последнее время его оптимизм дал трещину.
Если честно, Ремус Люпин был в панике.
Северус Снейп относился к жизни с подозрением. Так уж получилось; невеселые
обстоятельства и дурной характер сплели свою мрачно-зеленую канву, и Снейп
с неудовольствием разглядывал её узор, не желая даже предполагать, как
далеко может завести его мизантропия. Он ожидал неприятностей от жизни,
и она оправдывала его ожидания.
Хотя то, что происходило в последнее время, нельзя было даже назвать неприятностями.
Если честно, Северус Снейп давно не был в такой ярости.
Они никогда не разговаривали о своем отношении к жизни; все давно было
определено и понятно. Впрочем, у них хватало запретных тем: они не затрагивали
эпизодов общей школьной юности и года совместного преподавания; они деликатнейшим
образом - словно упаковывая хрупкий фарфор - аккуратно, обрывками фраз,
обмолвками - касались событий прошедшей войны. И уж ни в коем случае не
обсуждали тот факт, что оба снова встретились в Хогвартсе.
Все в тех же преподавательских ипостасях.
Хотя Ремус Люпин мог бы рассказать, как все были шокированы выбором Минервы,
пригласившей Снейпа преподавать ЗОТС.
Он, конечно, был оправдан, посмертные письма Дамблдора в Визенгамот, Министерство,
Орден Феникса, самой Минерве, безусловно, признали подлинными, а аргументы,
приведенные в них, убедительными.
А уж после того, как Снейп - Снейп, кто бы мог подумать! - выволок Поттера
из последней битвы, полумертвого Поттера, скажем честно, но полу-, и автоматически
обрел титул Спасителя Спасителя магического мира, и получил процеженное
сквозь зубы, но "спасибо" от Гарри, и Орден Мерлина, и почти
восстановленную репутацию...
Просто Ремус и предположить не мог, что Снейп захочет вернуться в Хогвартс.
Причем - вернуться именно так.
Он опоздал к началу занятий на две недели. Но это по-прежнему выглядело
обыкновенной неурядицей, характерной для преподавателей ЗОТС.
Минерва не посоветовалась ни с кем; абсолютно в стиле Альбуса - просто
поставила их перед фактом.
Факт, а точнее, Северус Снейп - чинно прошествовал рядом с ней по коридорам,
потом бестрепетно - только мантия взметнулась черным крылом - направился
к Астрономической Башне.
Демонстративно. Вызывающе.
Ремус не знал, да и не хотел знать, если честно, о чем Снейп говорил с
Минервой там. И говорил ли он с ней вообще.
Он просто оценил маневр, сразу снявший все вопросы, и с головой погрузился
в проблемы деканства на самом неуемном факультете - Гриффиндоре. И в проблемы
преподавания, кстати, тоже.
И Северус Снейп мог бы о многом поведать неведомому слушателю-добровольцу.
Если бы доброволец вытерпел.
О нехорошо ёкнувшем сердце, когда Снейп увидел Люпина за преподавательским
столом перед обедом. О повисшей в Большом Зале паузе, недоброй и многозначительной,
когда Минерва, улыбаясь, сказала:
- Ремус Люпин, декан Гриффиндора и преподаватель Трансфигурации.
Нет, ему хватило выдержки не ответить "Почему не Трансформации?"
и даже изобразить холодный кивок.
Но проклятый оборотень все понял, глядя ему в глаза.
Всё понял - и иррациональный полудетский страх, и нелюбовь, и многое-еще-что.
Включая желание сказать третьему курсу: "А оборотней мы будем проходить
на наглядном примере. Ремус Люпин, прошу любить и жаловать."
Еще можно было бы обсудить ту неземную любовь и фантастическую заботу,
которой окружали Люпина в Хогвартсе. Это всегда оставалось для Снейпа
неразрешимой загадкой, покруче тайн всех хоркруксов, вместе взятых. Бегающие
за Люпином хвостом дети; смех на уроках - слышный даже в коридоре; раздражающий
и неуместный в приличном учебном заведении, коим Хогвартс, без сомнения,
являлся, вежливые умолчания о полнолуниях и искренняя радость на лицах,
когда Люпин возвращался в Большой Зал через пару дней - как будто встречали,
по меньшей мере, победителя Вольдеморта.
Поэтому он совсем не удивился, когда требовательно прихватившая его под
локоть Минерва сообщила, именно сообщила, а не попросила:
- Не мог бы ты, Северус, снова заняться Волчьим Зельем?
- Насколько я знаю, Зельеварение преподает Слагхорн.
- Северус... Твой рецепт был лучше, по словам Ремуса. Он воспользовался
помощью Горация в сентябре, когда тебя не было...
- Рецепт одинаков, Минерва. И ты знаешь это не хуже меня. А что, - Снейпу
просто стало интересно, до какой степени может зайти всепрощенчество в
отношении Люпина, - кто-нибудь пострадал?
Он прекрасно понимал, что никто, но удержаться было невозможно.
- Северус! Как ты можешь такое говорить!
- Я? Именно я имею полное право задать этот вопрос.
- Нельзя быть таким злопамятным.
- Скажи это своим выпускникам, Минерва. Каждый раз, поворачиваясь к Поттеру
спиной, я жду от него авады.
- Не так уж часто ты встречаешься с Гарри. И можно не поворачиваться...
И не уводи разговор в сторону, Ремусу было очень плохо после зелья Слагхорна.
- Я должен заплакать от жалости?
- Ты должен всего лишь помочь своему коллеге...
- Волк Пожирателю не коллега.
- ... в конце концов, дело касается общих учебных планов. В том числе и
преподавания Трансфигурации на первых курсах. На первом курсе Слизерина
тоже, Северус. Можно как угодно относиться к этому предмету, но то, что
это - основа основ...
- Я понял. Понял. Зелье для Люпина.
Снейп готов был побиться об заклад на что угодно - хоть на волшебную палочку,
хоть на орден, что ушлый лентяй Слагхорн нарочно напутал в рецептуре,
не желая "помогать коллеге".
- Котел. Компоненты.
- У тебя нет котла, Северус?
- Я преподаю ЗОТС, Минерва.
- Хорошо-хорошо. Все будет. Сегодня же.
- Сегодня?!
- До полнолуния три дня.
О чем можно думать вечером, уткнувшись в бредовые контрольные о среде
обитания и повадках гриндилоу? Исключительно о том, что Северуса Снейпа
погубит его собственная порядочность. И если этого не случилось за все
предыдущие годы по чистой случайности, благодаря везению, стечению обстоятельств,
тонкому расчету и дьявольской изобретательности, то теперь порядочность
навалится на него монотонной обязательной рутиной, выражениями люпиновской
признательности и отвратительным запахом готовящегося зелья.
Он всегда не без удовольствия наблюдал, как Люпин глотает темно-зеленую
бурду, пытаясь вежливо скрыть гримасу и поеживаясь. Волчье Зелье противно
даже готовить, не то, что употреблять. Впрочем, это не его проблемы -
а проблемы того, кто...
О. Ну конечно.
Скрип незапертой двери.
Помянешь - и появится.
Ремус Люпин действительно надеялся на Снейпа. Особенно в тот момент,
когда чувствуя себя полным идиотом, стоял перед приоткрытой дверью - хотелось
бы сказать: гостеприимно приоткрытой, но к такому самообману не был готов
даже Ремус Люпин - сжимая в противно холодных руках небольшой котел, набитый
ингредиентами, из которых он узнавал хорошо если треть.
Он не хотел обращаться к Снейпу. Но на этом настояла Минерва, потому что
Люпин действительно неважно чувствовал себя после зелья, приготовленного
Слагхорном. И это было еще слабо сказано. Новое лекарство на вкус было
гораздо приятнее отравы, которую варил Снейп, и трансформация проходила
легко, но вот последствия...
Нет, он не умер, конечно - иначе не мялся бы перед дверью как нашкодивший
первокурсник, но несколько дней после сентябрьского полнолуния смерть
казалась ему не самым плохим решением проблемы.
Люпин кашлянул и осторожно толкнул дверь ногой.
- Добрый вечер, Северус.
- Кому - добрый, кому - не очень. Оставь котел и спокойной ночи.
- Да. Спасибо.
- Принимать зелье будешь здесь. Утром придешь ко мне и поведаешь, чем
мой состав отличается от остальных.
- Хорошо.
- Ну тогда что ты стоишь? До свидания, Люпин.
Так все и началось. С правильного Волчьего Зелья. Горького, вонючего,
выжигающего внутренности. Абсолютно правильного.
С перепалки со Слагхорном, у которого был свой взгляд на то, как надо
готовить лекарство для Люпина. С едких замечаний Снейпа о консерваторах
в зельеделии. С неожиданно твердой позиции оборотня, занявшего сторону
бывшего однокашника, убедительно мотивировавшего свой выбор тем, что ему
проще проглотить гадость (он так и сказал: "гадость", старательно
не замечая презрительной гримасы Снейпа), чем провести три дня после полнолуния
в судорогах, больше напоминающих предсмертные корчи.
Люпин прекрасно расслышал ехидное хмыканье справа, но продолжал честно
смотреть на побагровевшего Слагхорна, переключившегося на привычную тему
о мальчишках, "которые ничего не понимают в тонком искусстве зельеварения,
и которым только палочкой махать и применять непростительные... "
Они вместе вышли из кабинета старика Горация и чуть ли не одновременно
перевели дух.
- Он пытается сделать его приятным, - пояснил Снейп, - но, в конце концов,
ты - не подопытный экземпляр. Ох, уж эта старческая тяга к вкусовым излишествам...
Они прекрасно соблюдали статус-кво до начала ноября, правда, Ремус -
из деликатности, исключительно из деликатности - попытался ограничить
утренние отчеты одним полнолунием, но, явившись в следующий раз за зельем,
получил привычно-злобный взгляд и классический разнос по-снейповски. Нудный
голос бубнил над его ухом прописные истины о метаболизме, крутились водовороты
саркастических реплик о меняющейся массе тела (ну не виноват же Люпин
в том, что к сорока годам он начал, наконец, обрастать мышечной массой,
правда, Снейп обозвал этот процесс неприличным глаголом "расползаться").
Разговор, а точнее монолог бывшего зельевара завершился примитивным шантажом
и угрозами.
- Или ты будешь следовать моим указаниям, или...
- Что - или? - вяло поинтересовался измученный скандалом Ремус.
- К Слагхорну, - ласково прошипел Снейп. - Ты же любишь сладкое? Вот и
принимай его сироп.
А в ноябре, когда укорачивающиеся осенние дни стали уж совсем без задержки
перетекать в бесконечные ночи - Ремус Люпин начал заглядывать в новые,
так и необжитые комнаты декана Слизерина не только перед полнолунием.
Он не собирался этого делать, но десять отработок для разных курсов Гриффиндора
за один день были явным перебором.
- Они же дети, Снейп. Де-ти.
- Куча великовозрастных детей с третьего курса? И пара малолеток с шестого?
Я преподаю ЗОТС, Люпин, и не мне тебе объяснять, как важно быть ответственным
и собранным...
- Что ты им назначишь?
- Третий курс будет чистить клетки пикси. Предварительно обездвижив их
обитателей.
- А шестой?
- Саламандры.
- Северус!
- Это входит в учебную программу. И потом, я же не запрещаю тебе так же
наказывать моих студентов. И, будь спокоен, не побегу их оправдывать.
- Я не оправдываю. И у меня нет претензий к Слизерину.
- Правильно. Потому что кроме беззаботного смеха на твоих занятиях ничего
и не услышишь. За что там назначать отработки? За неестественное хихиканье?
Или за низкий уровень децибеллов?
- "Учись, играя", Северус. Не слышал о таком?
- Песталоцци, - фыркнул Снейп в ответ.
- Ты читал Песталоцци? - только и смог вымолвить потрясенный Люпин.
Северус Снейп и педагогическая литература никак не могли поместиться в
его воображении одновременно. Все, что угодно: мрачные собрания Пожирателей,
непростительные заклятья, тревожные реплики во время совещаний Ордена
Феникса, черные метки на бледных запястьях, едкий дым над котлами, шкафы,
забитые колбами и ретортами, неопрятный недобрый подросток из школьных
воспоминаний, - все, что угодно. Только не Северус Снейп, изучающий теории
маггловской педагогики.
- Песталоцци, и Гербарта, и Лая. Что, удивлен? Хочешь поговорить об этом,
Люпин?
- Хочу, - неожиданно и с вызовом ответил Ремус Люпин. Потому что ничего
другого он придумать не мог.
Впрочем, нельзя было не отметить, что Снейп тоже был ошарашен его согласием.
- Всякий метод плох, если приучает учащегося к простой восприимчивости
или пассивности, и хорош, если возбуждает в нем самодеятельность.
Ремус Люпин аккуратно поставил полупустую чашку с чаем на маленький столик
у камина и взглянул на собеседника.
- Дистервег. Типичная для него эйфория, - парировал Снейп, не отводя взгляда
от тлеющих поленьев. - Речь не об этом, Люпин. Я соглашусь с Мелманом
в том, что самодеятельности, как и педагогическому эксперименту не место
в обычной школьной обстановке. А в наших школах - тем более. Может быть,
твоя Трансфигурация и оставляет простор для воображения, но на ЗОТС такое
легкомыслие недопустимо.
- И все-таки, элемент игры никогда не бывает лишним. Я тоже вел ЗОТС...
Снейп скривился.
- Не напоминай.
- Почему?
- Потому что, Люпин, борьба с боггартом - а именно с твоей сущностью,
суть которой максимально проявляется при полной луне - это основа твоей
жизни.
Ремус вздохнул. Чуть слышно. Потому что в ответ на это заявление полагалось
встать и уйти, хлопнув дверью.
Что ж, значит так. Жаль.
- Подожди.
Снейп не толкнул его обратно в кресло, не взял за руку. Просто повернулся
и посмотрел.
- Ты не можешь по-другому. Ты... должен смотреть на многие вещи не так,
как мы, иначе они раздавят тебя. Поэтому ... Ну, это просто в твоем характере.
Ты никогда не сделаешь свой урок похожим на мой. И соответственно, я...
только это я имел в виду.
Снейп отвернулся и добавил:
- Собственно, это было понятно с самого начала. И не о чем было спорить
целый месяц.
На самом деле, это был не самый плохой месяц в жизни Ремуса Люпина.
Ежевечерние разговоры со Снейпом, душистый чай и резкий запах снейповского
кофе, который тот мог поглощать литрами, неожиданно корректные споры,
не лишенные некого хвастовства собственными знаниями, порой напоминавшие
викторину - все это как-то быстро и органично вписалось в люпиновскую
жизнь. И оказалось очень к месту.
Чего хотел от него Снейп, Ремус Люпин понять не мог. У него были свои
версии, не слишком убедительные и даже безжалостные - по отношению к себе,
в первую очередь.
Снейпу могло быть скучно. После войны в Хогвартсе воцарились ну... если
не тишина и порядок, то относительное спокойствие и размеренное учебными
часами времяпрепровождение. По крайней мере, безумие, сопровождавшее все
годы обучения Гарри Поттера, закончилось. Хотелось верить, что раз и навсегда.
Или Снейпу было неуютно в новых комнатах - тех самых, которые когда-то
занимал Люпин, а до него Локхарт, а до него - Квиреллл ... и так далее.
Слагхорн беаппеляционно, а скорее, пользуясь полагающимися скидками на
возраст, занял все помещения, прилегавшие к кабинету зельеварения, и Снейпу
ничего не оставалось, как разместиться в пустующих кабинетах ЗОТС на четвертом
этаже главного здания.
- Кто раньше встал, того и тапки, Северус, - однажды пошутил Люпин, поймав
недовольный взгляд Снейпа, устремленный на высокие окна, пусть тщательно
занавешанные тяжелыми портьерами, но - высокие окна, - на следующий год
приезжай в Хогвартс пораньше.
- Я просто не уеду на лето, - процедил Снейп. - Дождусь его отъезда и
займу освободившуюся территорию.
- Я могу помочь.
- Сам справлюсь, но признателен.
"Надо же, - подумал Люпин, - он может быть ... ну, вежливым".
Примерно так же он воспринял и последнюю реплику Снейпа, подытоживавшую
их педагогическую дискуссию.
Дожидаться прямых извинений не имело смысла, разрушать складывающиеся
отношения - не имело смысла тем более.
Северус Снейп не мог понять, как получилось так, что оборотень оккупировал
его вечера и часть жизненного, а точнее - отвратительно безжизненного
пространства в комнатах за классом ЗОТС.
Разговоры о педагогике действительно были интересны, хотя алгоритм дискуссии
был примитивен, как самое первое заклинание, преподаваемое школьникам.
Но, обретя в лице Люпина неожиданно хорошо владеющего темой собеседника,
он ... увлекся и расслабился.
Вообще, вся эта расслабленность, сопровождавшая его после победы над Вольдемортом,
приносила неожиданные плоды. Он даже не стал спорить с Минервой, несколько
нервно проводившей Снейпа в предназначенные ему помещения. Он прекрасно
умел выражать неудовольствие невербальными способами, но не позволил себе
даже такой приятной мелочи.
Наверное поэтому Люпин, в свое время проведший год в этих комнатах, казался
ему здесь вполне естественным.
И, в конце концов, им больше нечего было делить.
Кроме баллов подопечных факультетов.
И, когда декабрь заканчивался, а благородные титаны педагогической мысли
могли, наконец, успокоиться от ежевечернего поминания их славных имен
и критики их сомнительных - с точки зрения одного или другого - теорий,
Снейп понял, что не очень-то хочет проводить каникулы в доме на Спиннерс-Энд.
Честно говоря, ему нечем было там заняться.
Поэтому он был... ну, скажем так, несколько удивлен, ну, скажем честнее,
приятно удивлен рождественским подарком Люпина, который возник на его
пороге перед отъездом из Хогвартса.
- Несколько праздников, да? И день рождения, насколько я знаю, Северус?
О, Мерлин. День рождения. Об этом-то он как узнал?
- Досье Ордена Феникса по-прежнему хранятся на Гриммаульд-Плейс, - ответил
на незаданный вопрос Люпин. - Поздравляю, короче.
И достал из-за спины аккуратно упакованный сверток.
- Книги? - спросил Снейп, нащупывая под яркой бумагой твердые переплеты.
- Маггловские, - не без удовольствия уточнил Люпин. - Но, мне кажется,
тебе понравится.
- Я начинаю думать, что все Артуры патологически плодовиты, - Снейп разглядывал
стопку темно-коричневых томов.
- Ну, до встречи, - проигнорировал насмешку Люпин и исчез, оставив Снейпа
в недоумении.
И ведь он угадал с подарком.
Потому что каникулы Снейп провел на удивление неплохо, поглощенный чтением
маггловских детективов.
Он не мог сказать, что ему понравилось с самого начала: сюжеты были неплохи,
стиль изложения приятен, главные герои ... несколько примитивны, ничего
особенного.
Единственным произведением, которое захватило его целиком и полностью,
оказалась повесть о родовом проклятии в виде огромной черной собаки, жившей
на болотах. В тексте фигурировала еще и какая-то тюрьма, и неудачник-
беглый заключенный, отщепенец из приличной семьи, так что аллюзии оказались
вполне недвусмысленными и забавными, а уж трагическая кончина несчастного
животного развеселила его окончательно.
Северус Снейп не любил Сириуса Блэка и щадить его не собирался.
Поэтому он пару раз довольно хмыкнул, представив на месте инспектора Лестрейда
неугомонную Беллу Лестранж, упокой, Моргана, её истеричную душу.
Однако, когда Люпин встретился с ним в январе, и поинтересовался, как
ему творчество сэра Артура Конан-Дойля, Снейп не смог сказать правды.
Просто вдруг он раздумал обижать Ремуса Люпина.
Они мило обсудили схватку главного героя с главным злодеем на берегу живописного
водопада (добро побеждает зло в примитивном поединке, что еще могло понравиться
Люпину?) и продолжили встречаться по вечерам, коротая время в разговорах
ни о чем или просто в приятном молчании.
Ремус Люпин мог точно сказать, когда события, происходившие в его жизни
вне Хогвартса, приобрели необратимый характер.
Молли Уизли решила отметить Бельтайн. Ничего плохого в её намерении не
было; и первый послевоенный Бельтайн обещал стать ярким, суетливым и веселым,
в точности таким, каким и должен оказаться праздник, организованный Молли.
Гвалт в гостиной дома на Гриммуальд-Плейс; много сливочного пива; веселые
маски на лицах, которые никого не могли обмануть; танцы под музыку из
дряхлого люпиновского патефона, старомодные церемонные танцы, когда все
становятся в круг, кавалеров оказывается больше, чем дам, и близнецы,
отложив подготовку грандиозного фейерверка на крыше, дурачась и кривляясь,
танцуют с Гарри и Роном.
Лучше бы Люпину в партнерши достался Фред или Джордж.
Потому что Нимфадора Тонкс оказывалась напротив Ремуса гораздо чаще, чем
это полагалось правилами и порядком танца.
Люпин ничего не имел против: Тонкс прекрасно танцевала, была, наконец,
весела и не расположена к меланхолии.
Он настолько увлекся всеми этими па, поклонами, переходами-поворотами,
просто давно не танцевал, а танцевать любил, что не обращал внимания ни
на многозначительные взгляды окружающих, ни на неестественно громкие аплодисменты,
когда они с Тонкс выходили в центр круга, ни на триумфальное выражение
лица Молли, когда оборотень склонялся к белокурой головке (Тонкс почему-то
решила исполнять роль томной блондинки), нашептывая милые, ни к чему не
обязывающие, глупости.
Масштаб катастрофы он осознал на крыше, наблюдая за действительно потрясающим
фейерверком, когда миссис Уизли цепко прихватила его за локоть, и зашептала,
прерываясь только тогда, когда над их головами взрывалась очередная петарда.
О том, что она просто счастлива, что все, наконец, сложилось, и они договорились.
"О чем?" - еще успел удивиться Люпин.
Что она, Молли, всегда считала, что они будут прекрасной парой.
"Кто?"
Что вполне можно купить дом в Хогсмиде, если Люпин не захочет бросать
преподавание.
"Какой дом?"
Потому что Нимфадора, разделившая вместе с Гарри немалое наследство Блэков,
- прекрасная партия, на самом-то деле.
"Нимфадора???!!!"
Он попытался вежливо ответить, что Молли несколько поспешна в выводах
после нескольких - ну, не будем скромничать - действительно удачно исполненных
танцев, но в небе опять грохнула петарда, а потом её сразу сменил очередной
моллин шепот.
Тонкс стояла рядом, почти на самом краю крыши, тоненькая и соблазнительная
в своем средневековом наряде, и на один миг Люпину показалось, что свадьба,
от которой он бегал все предыдущие годы, может оказаться не самой плохой
идеей.
Хотя по-хорошему, он должен был вырвать руку и бежать ко всем чертям,
аппарировать в Хогсмид и нестись со всех ног к школе, но эта замечательная
мысль пришла ему в голову потом, когда он стоял перед закрытой дверью
Снейпа, стоял - уже если не мужем, то однозначно женихом, и с ужасом понимал,
что не только не хочет этого, но даже не сможет сообщить о грядущих счастливых
переменах в его жизни - кстати, счастливых ли? - Северусу.
Вот с тех пор Ремус Люпин и пребывал в панике.
Северус Снейп не задумывался, когда началось то, что началось.
Если бы он озаботился выяснением точных дат, то решил бы, что причиной
всему - обыкновенная весна.
Которую он благополучно не замечал вот уже столько лет, воспринимая её
только как время подготовки к экзаменам или период, когда Гарри Поттер
начинает слишком уж активно искать - и находить - приключений на свою
тощую задницу.
Но Гарри Поттер, хвала Мерлину, проходил стажировку в аврорском отделе
Министерства, приключений тоже не намечалось, и тогда отдохнувшее за зиму
подсознание решило, что в сложившейся рутине нужно что-то менять.
Северусу Снейпу начали сниться сны.
Более того, сны повторялись.
Помимо всего прочего, они были странны.
Сначала - это был просто интерьер какой-то неизвестной ему гостиной -
уютной комнаты с камином. Два кресла у огня. Скрипка на каминной полке.
Набитый на стене странный узор из двух букв V и R, увенчанный короной.
Он не был уверен, что это его дом, и просто приглядывался, различая детали
почему-то знакомой ему обстановки.
Гостиная всегда была пуста; это беспокоило и успокаивало одновременно.
Короче, сны были умиротворяющими - до поры до времени.
Пока в них не начали появляться действующие лица.
Явление первого сопровождалось холодным потом и нервными взглядами, которые
Снейп бросал в сторону этого самого лица в течение нескольких следующих
дней.
Нет, он, конечно, знал, что за Аргусом Филчем водится много тайных грешков.
Но увидеть его в строгом викторианском платье, чопорном чепце, с метелкой
для пыли в руках или с подносом, где умещались графин с золотистой жидкостью
и хрустальный стакан, да без миссис Норрис к тому же...
Почему-то Снейпа больше всего возмутило и продолжало возмущать отсутствие
миссис Норрис.
Если бы он мог, он спросил бы Филча не об этом диком костюме и не о его
необъяснимом присутствии в гостиной снейповского сна, нет, он задал бы
только один вопрос: "Куда ты дел кошку?"
Но Филч - или миссис Филч - во сне молчал, на провокации не поддавался,
исправно ставил поднос на столик между двумя креслами или проводил метелкой
по каминной полке, непременно задевая скрипичные струны, которые звенели
тонко и жалобно, и исчезал.
Через неделю Снейп привык к странному персонажу и перестал вздрагивать,
сталкиваясь с управляющим Хогвартса в полутемных коридорах.
В конце концов именно Филч - или все-таки миссис Филч? - подсказал ему
разгадку.
Однажды, не ограничившись своей явно недобросовестной уборкой, он поднял
голову - только седые кудельки мелькнули из-под нового, сомнительно кокетливого,
чепчика - и произнес куда-то вверх, в пространство, где, судя по его реплике,
располагались еще комнаты:
- Мистер Холмс, вы помните, что сегодня вас навестит доктор Ватсон?
"Нет, - взмолился Снейп во сне, - нет, только не это!"
Но "это" не заставило себя ждать.
Северус Снейп никогда не задумывался, как он выглядит со стороны.
Теперь ему представился прекрасный шанс узнать.
Потому что дверь наверху скрипнула, и он сам, собственной персоной, появился
на небольшой галерейке второго этажа.
- Я помню, миссис Хадсон, - потрясающе вежливо ответил Снейп. Или не Снейп?
- С тех пор, как доктор переехал, его визиты столь редки, что забыть о
них было бы непростительно.
- Все-таки мне кажется, что вы не одобряете его женитьбу, - поджав губы,
продолжил Филч (Миссис Филч? Миссис Хадсон? Мерлин, какая путаница... )
Снейп-Холмс открыл было рот, чтобы ответить, но внизу звякнул колокольчик,
лестница заскрипела под легкими шагами...
"Нет, ну пожалуйста, - совсем жалобно прошептал Снейп, - можно я
проснусь?"
И он действительно проснулся. Опоздав только на минуту. Которой вполне
хватило, чтобы узнать во входящем декана Гриффиндора, профессора Трансфигурации,
старого недруга и нового приятеля. Ремуса Люпина.
Ремус Люпин ждал окончания учебного года с тоской. Обреченной тоской.
Больше всего он хотел, чтобы этого года в его жизни не было вообще. Несмотря
на то, что в прошедших месяцах была определенная прелесть. Теперь ему
было что терять, и от этого ему становилось еще хуже.
Он не замечал настороженных взглядов Снейпа, проводя большинство вечеров
уставившись на огонь в камине и более-менее впопад отвечая на снейповские
реплики.
Он даже назначил несколько отработок потрясенным его несправедливостью
хаффлпаффцам.
Он не ходил на квиддич.
Не то чтобы он прощался с жизнью - хотя в какой-то степени это было именно
так - он жалел о собственном малодушии и склонности к компромиссам, которые
на этот раз завели его слишком далеко.
Он не избегал встреч с Тонкс и Молли, только отстраненно наблюдал за предсвадебными
хлопотами.
Он не мог сказать им "Свадьбы не будет".
Он не мог сказать Снейпу, что свадьба будет.
Он ничего не мог, ощущая себя щепкой, которую весеннее половодье безжалостно
и равнодушно уносит от привычных берегов.
Будущее надвигалось на него с неотвратимостью Хогвартс-экспресса.
Северус Снейп ждал окончания учебного года с неудовольствием.
Он привык к странным снам, и к тому, что Люпин в них проходил в гостиную,
пожимал ему руку, усаживался в кресло, протягивая длинные ноги к камину,
и молчал.
Почти так же, как и в нормальной жизни.
Снейп хотел думать, что нехарактерная для Люпина депрессия тоже связана
с приближающимися каникулами. Точнее, ему нравилось так думать, потому
что тогда он не ощущал себя ... идиотом.
Во всех этих разговорах и не-разговорах, не имеющих цели посиделках у
камина, было что-то, от чего Снейп не хотел отказываться.
Привычный быт двух холостяков, угадываемые мысли и реплики собеседника,
угадать-то было проще простого: представить, что сказал бы ты сам, и перевернуть
все наоборот.
Покой и ощущение правильности.
Поэтому Северус Снейп был так удивлен, когда после экзаменов Люпин, не
дожидаясь Выпускного Бала, пришел к нему - попрощаться.
Неловко отведя взгляд и неуверено выразив надежду на встречу в новом учебном
году.
Снейп даже забыл отдать ему подарок, который не смог вручить в день рождения
- показалось неловко, и он решил, что вполне может поздравить Люпина с
удачно принятыми экзаменами.
Десять баночек с разными сортами чая так и остались дожидаться своего
часа в шкафу, за чучелом садового гнома.
В тот момент Снейп чувствовал себя абсолютным дураком.
Он просто не знал, каким дураком ему предстояло стать завтра.
Минерва заглянула к нему, когда Снейп упаковывал вещи, не без удовольствия
предвкушая встречу с томами Конан-Дойля, которые с января пылились дома.
Теперь его мало интересовали приключения сыщика и доктора; ему хотелось
просто перечитать эпизоды, описывающие их размеренный - несмотря на все
экстраординарные события - быт.
Узнать, наконец, была ли у миссис Хадсон кошка. Вспомнить он не мог.
- Десять галеонов, Северус, - весело сообщила Минерва, - на подарок Ремусу.
Поскольку мысль о подарке еще блуждала где-то на задворках снейповского
сознания, он машинально протянул Мак-Гоннагал монеты и только потом сообразил,
что день рождения Люпина был в марте, а дарить оборотню подарки за просто
так - было чересчур, даже для Минервы.
- Подарок - зачем? - невнятно выразился Снейп.
- Ну как же... Свадьба назначена на пятое июля.
- Прости, Минерва, что?
Мак-Гоннагал покачала головой.
- В прошлые годы ты был собраннее, Северус. Свадьба Ремуса и Тонкс.
Это был, конечно, не Круциатус от Лорда, но тоже неплохо.
- До встречи пятого, Северус. Ты же приглашен?
И Минерва удалилась, не дождавшись ответа.
И тут - некстати, то есть, кстати, отвратительно кстати, вспомнилась реплика
Филча (Миссис Филч? Миссис Хадсон?)
"Все-таки мне кажется, что вы не одобряете его женитьбу"
Северус Снейп не только не одобрял женитьбу Ремуса Люпина. Он... Он...
Если честно, Северус Снейп давно не был в такой ярости.
Северус Снейп не стал перечитывать Конан-Дойля дома. К чему?
Он методично напился в первый же вечер, уговаривая себя, что это лучший
способ для снятия постсессионного стресса.
О том, что он не злоупотреблял алкоголем даже тогда, когда Гарри Поттер
скрашивал своим присутствием серые хогвартские будни, Северус Снейп старательно
не вспоминал.
Он продолжил уничтожение запасов спиртного и во второй вечер, злорадно
представляя, как ввалится - опухший и нетрезвый - на эту самую свадьбу
и сообщит счастливому жениху - о, безусловно счастливому жениху - все,
что о нем думает.
Еще можно было отказаться варить Волчье Зелье. Это даже не казалось Снейпу
подлым. Подлым - было то, что сделал Люпин. На фоне его поступка Волчье
Зелье казалось чем-то несерьезным, вроде хулиганства Пиввза.
Он собирался напиться и на третий вечер, четвертого июля, потому что его
гениальный план не срабатывал - он вспомнил, что у него не было приглашения
на свадьбу, а устраивать скандал без приглашения казалось ему неэтичным.
Его не смущало полное отсутствие логики в рассуждениях; он был зол, обижен
и ... разочарован.
И это самое разочарование не нравилось ему больше всего.
Как будто ему пообещали что-то очень ценное, и, подразнив, не дали ничего.
Он не прилагал никаких усилий для того, чтобы выстроить прошлогодние отношения
с Люпином. Они сложились сами собой. Как подходящие друг другу фрагменты
мозаики. Как шестеренки огромных хогвартских часов. Как правильные слова
в коричневых томиках, которые он запихнул подальше на книжную полку.
И "само собой" не нравилось ему тоже.
Короче, он колебался, выбирая между вином и огневиски - от вина уже мутило,
если честно, от огневиски он слишком быстро отключался, а во снах - проклятых
снах с гостиной - обида вытесняла злость, и это было противно, словом,
он стоял, изучая надписи на бутылках, когда за окном мелькнула подозрительно
знакомая сова.
С приглашением на свадьбу, не иначе. Или на этот... как его... мальчишник...
От одной мысли, что он может помогать Люпину прощаться с холостяцкой жизнью
в компании Поттера, Уизли, кого-нибудь из аврората...
Но сова принесла всего лишь записку. Никакого парадного конверта, бумажку
с адресом, состоявшим из каких-то бесконечно повторяющихся согласных.
Отлично. Шанс высказать Люпину все в глаза. Он даже порадовался, что не
успел напиться, и аппарировал в глухую валлийскую деревню, где агнец в
волчьей шкуре готовился к закланию.
Ремус Люпин не до конца понимал, что делает. Это напоминало что угодно,
но больше всего - мрачное состояние души в ночи перед полнолунием, когда
только горькое Волчье Зелье как-то сглаживало ожидание очередной трансформации.
В общем-то, прихотливые ассоциации с Волчьим Зельем и привели к Люпина
к решению отправить записку Снейпу.
Он не знал, что можно сказать - просто накорябал свой адрес и отправил
сову.
Запоздало сообразив, что Снейп узнал о свадьбе от Минервы, об этом Люпину
сообщила Молли, выражая надежду, что бывший зельевар приглашения не дождется.
Потом до него дошло, что Снейп мог обидеться. За не-приглашение. За приглашение.
За то, что Люпин промолчал. За то, что он вообще собирается сделать это.
За все, короче.
Отправлять вторую сову - с извинениями и объяснениями, было нелепо. Да
и не было её, второй совы.
Оставалось только малодушно надеяться на то, что Снейп просто не захочет
с ним связываться. Больше никогда не посмотрит в его сторону. В конце
концов, Ремус Люпин это заслужил.
Ремус стоял у окна на кухне, потому что сесть на кухне было негде - все
было заставлено приготовленными Молли к завтрашнему дню лакомствами, а
в гостиной он находиться не мог - один вид развешанных под потолком бело-розовых
гирлянд (Тонкс пообещала супер-розовую прическу, и гостиную украшали,
что называется, в тон невесте) вызывал у него оторопь.
Он не знал, почему они решили устроить свадьбу здесь, в его старом доме.
Ему было легче, если бы это произошло в Лондоне. Или в Хогсмиде - вчера
они пытались присмотреть там подходящий дом, безуспешно, хвала Мерлину.
Он отказался от мальчишника. С ним никто не стал спорить.
Если бы хоть кто-нибудь поспорил с ним.
Люпин вспомнил саркастичные реплики Снейпа - тогда, давно, когда они разговаривали
о педагогике, но от этого стало только хуже.
Он просто хотел выйти в сад, побродить под яблонями, но, открыв дверь,
уткнулся в чью-то черную мантию.
В чей-то злой взгляд.
В чье-то хорошо знакомое, брезгливое лицо.
Северус Снейп стоял на пороге его дома. И Ремус Люпин не знал, что сказать.
Точнее, Ремус Люпин понимал только одно: он должен сказать хоть что-то
очень быстро. Как можно быстрее, потому что если первые слова произнесет
Северус Снейп, все будет разломано, порушено - раз и навсегда.
Подумать о том, что он имел в виду под словом "все", Люпин не
успевал, зачарованно глядя на кривящийся узкогубый снейповский рот, но
в последний момент собрался и выпалил, опередив Снейпа на долю секунды:
- Помоги мне, пожалуйста.
Снейп от неожиданности вздрогнул, а потом демонстративно повернулся, разглядывая
утопающий в прозрачных сумерках сад.
- Насколько я понял, ты обращаешься ко мне, Люпин?
- Да, - уверенно ответил оборотень.
- Замечательно.
Снейп толкнул его в плечо, возвращая в коридор и прошел следом, разглядывая
руку, как будто даже дотронуться до Люпина ему было противно.
Впрочем, почему "как будто"?
- Будь добр, Люпин, скажи мне, ты видел мою натальную карту?
Ремус уже ничего не понимал, но честно ответил:
- Нет.
- А я, представь себе, видел. Нашел в старых бумагах три года назад. Так
вот, к твоему сведению, там было много чего написано, но ничего - ничего
о том, что я всю жизнь обязан помогать Ремусу Люпину, с которым я познакомлюсь,
поступив в школу. Что я буду прикрывать его, выполняя просьбу Альбуса
Дамблдора, и варить Волчье Зелье, от которого даже меня уже тошнит, и
терпеть его блохастого приятеля, который только и мечтал сжить меня со
света...
- Сириус...
- Ни слова про Блэка, Ремус, - это "Ремус" испугало Люпина гораздо
больше, чем последующая угроза. - Ни слова, иначе я ухожу.
Если Снейп поможет ему... Люпин объяснит, все объяснит ему про Сириуса.
Про прекрасного веселого Сириуса, раз и навсегда поделившего мир на черное
и белое, шедшего до конца и в любви, и в ненависти, и в дружбе...
- Я...
- Ты, Люпин, вполне мог бы стать заменителем Черной Метки, если посчитать
все неприятности, которые ты приносил в мою жизнь. Не буду преувеличивать,
ты делал это достаточно редко. Но очень эффективно.
Ремус переждал эту часть разговора. И следующую. И еще одну.
И только дождавшись, пока Снейп иссякнет, ну, если не иссякнет, то, по
крайней мере, остановится, чтобы перевести дух, спросил:
- Хочешь кофе?
Расчет оказался верен. Снейп моргнул, сбившись с мысли, и ответил:
- Хочу.
Они прошли на кухню, а потом - в кабинет Люпина, больше напоминавший комнату
для прислуги или перестроенный чулан. Там помещался только стол, книжный
шкаф и кресло, которое оборотень вежливо подвинул к гостю, пристроившись
на табурете.
- Кофе, - процедил Снейп. - Или это очередной блеф?
- О, прости. Aкцио кофе, - Люпин взмахнул палочкой в сторону кухни, там
раздался легкий скрип, а потом - грохот.
- Дверца шкафа опрокинула какой-то моллин кулинарный шедевр, - виновато
сообщил Люпин, вернувшись в кабинет с банкой, до половины наполненной
кофейными зернами.
- Ты предлагаешь мне это погрызть?
- Ох нет. Еще раз прости.
- Ты все не за то прощенья просишь, Люпин, - ехидно сообщил Снейп в кухонный
проем.
Но Ремус, вероятно решил, что разговоры о напитках являются лучшей панацеей
для уязвленного снейповского самолюбия.
- Коньяк в кофе добавить?
- Добавь, - согласился Снейп. Он был страшно недоволен собой. Он аппарировал
сюда, чтобы наговорить Люпину гадостей, которых тот безусловно заслуживал,и
вернуться домой хоть чуточку удовлетворенным, но никакого удовлетворения
не было, а была прочно угнездившаяся внутри тоска, поэтому он просто следил
за руками Ремуса, которые ловко вытаскивали пробку и аккуратно наливали
золотистую жидкость в горячий кофе.
Ремус дождался, пока Снейп сделает первый глоток, и переспросил:
- Так ты поможешь мне?
- В чем, Люпин?
- Надо как-то отменить свадьбу.
- Прекрасно, Люпин. У нас есть, - Снейп посмотрел в окно, - около восьми
часов для того, чтобы в корне изменить твою жизнь. Ты не мог придумать
ничего другого?
- Я ничего не могу придумать, Северус. Я знаю только, что не хочу этого.
- Очень внятный ответ. Сбеги. Спрячься. Дешево, но со вкусом.
- Я все равно должен буду явиться в Комиссию по надзору за Темными Созданиями
после полнолуния. Ты же знаешь, наверное, как ужесточили контроль после
Грейбека...
- Ну, явишься, и что?
- Там требуется адрес.
- Так назови.
- Гарри. Гарри работает в Министерстве и...
- Понятно. Через пять минут твой адрес будет лежать у Поттера перед носом.
- Ну... как-то так...
- Тогда отрави Тонкс. Я помогу с рецептом. Конечно при условии, что ты
не сошлешься на меня во время следствия.
- Северус!
Снейп задумался, уставившись в чашку с кофе.
- Я могу прямо сейчас... нет, сейчас поздно, завтра с утра - во сколько
у тебя свадьба?
- В полдень.
- Завтра с утра отправиться в аврорский отдел и сделать заявление, что
подлинной правой рукой Лорда был ты, а Петтигрю - всего лишь подставное
лицо. Тебя, - Снейп даже улыбнулся злорадно, - заберут прямо со свадьбы.
Как полагается, Люпин. С Экспеллиармусом, Иммобилусом и прочими прелестями.
Хочешь?
- Но ведь это быстро выяснится...
- Почему быстро? Мы сейчас изобразим кое-какие, достаточно убедительные,
документы, и пару месяцев в Азкабане я тебе гарантирую. Конечно, потом
тебя отпустят и извинятся. Со своей стороны обещаю навещать тебя с Волчьим
зельем. Два месяца одиночества - это то, что надо, Люпин. Может, поумнеешь.
- Но потом меня выпустят... Слушай, если она пережила то, что я оборотень,
что ей моё фальшивое пожирательское прошлое?
- Никаких принципов у девушки. А ведь аврор. Кстати, об оборотнях... Попробуй
перенести свадьбу. Под любым предлогом. На неделю.
- Зачем?
- Кто из нас темное создание, Люпин? Ты что, совсем не следишь за фазами?
Через неделю полнолуние.
- И что?
- Я, конечно, слышал, что от любви тупеют, но не до такой же степени.
Сейчас мы выливаем все зелье, которое я наварил тебе на лето. Потом -
свадьба, полнолуние, первая брачная ночь, - Снейпа передернуло, - первая
брачная ночь. Без зелья. Хоп - и ты вдовец... Правда, это опять Азкабан.
- Это не Азкабан, Северус. Это Комиссия и...
"Так тебе и надо", - собирался сказать Снейп, но слова застряли
где-то на полдороге.
Он не хотел помогать Люпину. И он хотел ему помочь.
В сугубо эгоистичных целях. Просто ему нравилось, как Люпин сидит рядом.
Больше ничего. Ни-че-го.
- Кофе кончился, - виновато сказал Люпин через несколько часов.
За окном было почти светло. День свадьбы перестал быть "завтра",
уверенно вступая в свои матримониальные права.
Никаких хороших или хотя бы внятных идей за это время не появилось.
Нет, была одна мыслишка... Не мыслишка даже, просто фраза, оброненная
Люпином во время их невнятного разговора. Она крутилась в мозгу Снейпа,
жужжа как надоедливая осенняя муха, и не давала покоя.
- Может быть, меня скомпрометировать? Как-нибудь... бесповоротно.
Кроме прекрасно известного всем компромата о том, что Ремус Люпин - оборотень,
больше ничего в голову не приходило.
Хотя мысль, определенно, была перспективная...
Бесповоротно. Скомпрометировать. Навсегда.
Мерлин, какой Снейп идиот.
Это же так просто.
- Вставай, Люпин.
Ремус поднял на него не бледное даже - зеленое лицо и встал, уже не спрашивая,
зачем.
- Где у тебя спальня, Люпин? - спокойно спросил Снейп.
Мерлин, добрый седобородый дедушка, ты же знаешь, что Снейп этого не хотел.
Это были... крайние меры.
Да. Всего лишь крайние меры.
- Спальня? Дальше по коридору... А... О.
- Пошли, - невозмутимо продолжил Снейп, стараясь не смотреть на покрасневшего
Люпина, - входная дверь, я надеюсь, не заперта?
- Нет. Мы сразу прошли сюда...
- Отлично. Ну двигайся, что ты замер?
- Я должен предупредить... Я...
- Послушай, Люпин, я не собираюсь тебя насиловать. Я хочу скомпрометировать
тебя. И бесповоротно. Как ты, собственно, и просил. Не думаю, что Тонкс
...
- ..и Молли...
- О, Молли тем более, воспримут это как должное. Изобразим безумную прощальную
ночь, и все в порядке. Коньяк еще остался?
- Вот.
- Вино есть? Прихвати бутылку. Отлей половину. Хорошо. Пошли, я на самом
деле поспал бы пару часов.
- Поспал?
- Представь себе. Не все так выносливы.
- Я все-таки должен...
- Люпин, у нас будет время наговориться, особенно если все пройдет удачно.
Я с ног валюсь уже. Марш. Потом расскажешь.
- Замечательно, - сообщил Снейп, разглядывая спальню. - Гнездышко молодоженов.
Или логово?
Люпин привалился спиной к двери, пытаясь собраться с мыслями.
То, что они собирались сделать, казалось абсурдом. Абсурдом - потому что
на самом деле они просто хотели изобразить, как там выразился Снейп, "безумную
прощальную ночь".
Ремус Люпин не хотел, чтобы ночь оказалось прощальной.
Но гораздо больше он хотел, чтобы она на самом деле оказалась безумной.
Он никогда не позволял себе задумываться о природе своей сексуальности.
Когда Сириус бежал из Азкабана, когда он вернулся в дом на Гриммаульд-Плейс,
они оба - весьма успешно - делали вид, что все юношеские глупости остались
в прошлом.
Точнее, они действительно там остались.
И теперь Снейп парой небрежных фраз вернул все на место, как будто открыл
пробку флакона с дурманящим зельем.
Не понимая того, что натворил.
Уверенный в себе Снейп, не желающий даже выслушать Люпина.
И если он обнаружит - а он обнаружит, потому что Ремус прекрасно чувствовал
пробуждающееся возбуждение, то...
- Люпин, этим, конечно, можно заниматься и в одежде. Но у нас несколько
иные цели. Раздевайся же.
Северус Снейп расстегивал мантию, стоя у окна, потом отбросил её в сторону,
проследив, чтобы она повисла на стуле как можно живописнее, и с удовольствием
потянулся.
Мерлин, помоги Ремусу Люпину пережить эту ночь. Точнее, уже утро.
- Северус, - осторожно спросил Люпин примерно полчаса спустя, - прости,
но ... это - то, что я думаю?
Все начиналось очень хорошо. То есть, абстрактно говоря, хорошо.
Для одного конкретного оборотня, конечно, неважно, а если честно - так
и совсем плохо.
Но, если думать не о собственном удовольствии, а об успехе общего дела,
нельзя было не признать план удачным. Впрочем, - уговаривал себя Люпин,
- за прошедшие годы они оба так привыкли думать об успехе общего дела,
что удовольствие давно перешло в категорию понятий относительных.
Ремус легко выдержал недоуменно-раздраженный взгляд раздевшегося и вольготно
развалившегося на кровати Снейпа.
Безжалостно смятое вышитое розами покрывало; моментально разрушенный белый
бастион подушек, и Снейп - посреди этого свадебного великолепия - равнодушный
и обидно-нелюбопытный.
- Люпин, я понимаю, что роль главного развратника отводится мне. Я даже
готов её исполнить. Но только исполнить. Поэтому, будь добр, не жмись
у двери, как девственница перед драконом. Давай, - Снейп приглашающе похлопал
по покрывалу рядом с собой. - Вряд ли ты меня шокируешь. Что я, не видел
обнаженных мужчин?
Ремус проглотил несколько вполне естественных вопросов: где ты их видел?
И много ли? И главный - что же собирались делать эти неведомые снейповские
обнаженные мужчины?
Как ни странно, после слов Снейпа, эрекция обиделась и бросила Люпина
на произвол судьбы.
Произвол продолжался ровно столько, сколько надо.
Ремус успел раздеться, тихо радуясь тому, что Снейп лежит с закрытыми
глазами, и осторожно лег рядом.
Он даже почти-спокойно пережил, когда его повернули на бок и прижались
сзади. Он чувствовал только холодные пальцы на своем плече и то, как что-то
острое, теплое, в меру волосатое, такое... приятно щекотное ... раздвинуло
его бедра, и нога Снейпа протиснулась между его колен.
- Значит так, Люпин, - спокойно, как на уроке, объяснил Снейп, - поскольку
мы оба прекрасно представляем, что Молли Уизли может опоздать на час или
с таким же успехом появиться на час раньше, спать мы будем именно так.
Не меняя позы. Чтобы всё и всем было понятно сразу.
Снейп подумал и добавил:
- Если ты перестанешь зажиматься и двинешь задницей мне навстречу, получится
совсем хорошо. Поестественней, Люпин. Иначе меня посадят за изнасилование,
а это глупо - после стольких-то более достойных поводов.
Ремус сдержал вздох и подвинулся назад, упираясь в теплый плоский живот
и чувствуя кожей мягкие волосы в паху Снейпа.
- Кстати, напомни мне потом. Мазь для шрамов, я её тоже неплохо готовлю.
А то на твою спину смотреть страшно.
После этой абсолютно не подходящей моменту, по мнению Ремуса Люпина, реплики,
Снейп положил руку на его плечо и задышал ровно, явно засыпая.
Вот тут-то подлые инстинкты и нанесли ответный и сокрушительный удар.
Следующие минут десять Ремус провел, припоминая, стояло ли у него когда-нибудь
так. Нет, не так, а ТАК.
Не придя к окончательному выводу (все-таки несколько достойных моментов
отыскались, правда, в далекой юности), он решил перейти к более решительным
методам.
- Просто... просто для контраста, - подумал Люпин и закрыл глаза.
Красно-золотая спальня.
Четыре кровати. Но в комнате нет никого, кроме...
Шалый синий взгляд. Блудливая улыбка. Загорелые плечи и тонкие сильные
пальцы, зарывшиеся в копну черных волос. Это в классах Сириус Блэк выглядел
аккуратно причесанным лощеным красавчиком, хотя на самом деле больше всего
любил вот так - перебирать волосы, отшучиваясь: "Сам себя не почешешь,
никто тебя... " и подмигивая Люпину.
Он никогда не вспоминал о Сириусе, вернувшемся из Азкабана, он берег его
в сердце именно таким - юным, сильным и беспечным. Любящим и любимым.
Он готов протянуть руку, чтобы дотронуться...
Но Сириус неожиданно морщит нос - смешно и пренебрежительно одновременно,
и говорит - говорит совсем не то, что обычно в ремусовских фантазиях.
Не: иди ко мне, Рем. Не: вау, Рем, какой ты классный. Не: только быстро,
Рем, ребята скоро вернутся.
Он резко отворачивается, так что волосы взлетают над плечами темным облаком,
и бросает через плечо:
- Нет, Ремус. Разбирайся сам.
Забирается на кровать и задергивает полог - пурпурный полог с гербами
Гриффиндора.
Люпин открывает глаза, но золотые львы, кажется, все равно продолжают
издевательски подмигивать ему с новых, бело-розовых обоев. Его уже тошнит
от бело-розового, словно он объелся взбитых сливок - как в детстве.
И тут он понимает, что все уже чуть-чуть ... не так. Что Снейп дышит по-другому.
Ну, дышит - и Мерлин с ним.
А вот что делать с кое-чем твердым и горячим, недвусмысленно упирающимся
Люпину в ягодицу?
Как он говорил своим гриффиндорцам в начале этого злополучного учебного
года?
"И помните, что нет таких проблем, о которых вы не могли бы со мной
поговорить".
Поговорить. Обсудить. Хотя хочется совсем другого. Но! Поговорить. Обсудить.
Поэтому Ремус Люпин осторожно спрашивает:
- Северус, прости, но ... это - то, что я думаю?
Снейп молчит.
- Северус!
Снейп молчит.
У Ремуса получается развернуться, так неловко - или, наоборот, очень
ловко, что их явно требующие внимания члены чуть ли не упираются друг
в друга.
Можно не верить, но, в данный конкретный момент, его гораздо больше интересует
не эрекция, а реакция.
Снейп даже не пытается отодвинуться. Он по-прежнему лежит с закрытыми
глазами и только что не скрипит зубами.
Пытаясь справиться с возбуждением.
- Почему, Северус?
- Потому что. Это. Неправильно. Люпин.
Он не разговаривал с Ремусом так - выплевывая слова - уже... уже очень
давно.
- Почему?
- Потому что я этого не хочу, - шипит Снейп.
- Почему?
- Потому что ... это оскорбительно.
Для разнообразия Ремус решает ответить не "Почему?", а "В
смысле?"
- Ты тут не при чем... .я не контролирую себя. Это ужасно.
- Почему? - разнообразие оказалось ошибкой.
- Потому что я... хотел... только... у камина... - невнятно сообщает Снейп,
чередуя слова с глубокими вдохами.
Ремус явно не успевает за полетом снейповской мысли.
- У камина? Ты хочешь, чтобы нас обнаружили раньше...
- У ... камина... сидя...
Мерлин, как все непросто.
И тут Люпин делает то, с чего и надо было начинать. Не выяснять отношения.
Не "поговорить об этом".
Он опускает руку вниз, чувствуя, как уверенно и требовательно утыкается
в ладонь теплая вздрагивающая плоть, и, окончательно обнаглев, тянет руку
Снейпа к своему собственному животу.
Ремус Люпин просыпается от того, что нечто под его носом вздрагивает,
а над головой раздается хмыканье. Такое... вполне удовлетворенное хмыканье.
Он хочет поднять голову, но в этот момент чувствует...
Он снова утыкается в спасительное костлявое плечо, пытаясь придумать что-нибудь.
Избежать.
Волна чего-то нежного и цветочного - это духи Тонкс. Плюс еще один, пряный
и тяжелый аромат, обильно приправленный запахами готовящейся еды - Молли,
никакой парфюм никогда не залакирует кухню до конца. Душный трубочный
табак - Артур, он начал курить полгода назад. И... Конечно. Гарри, Рон,
Билли Уизли.
Ремус чувствует, как краснеет. От одной мысли о том, что все они - все!
- стоят сейчас вокруг и рассматривают его голую задницу.
Хотя, может, они отвернулись. Из деликатности.
Над его волосами хмыкают еще раз. Еще довольнее.
Ремус Люпин не хочет думать, что подлый Снейп придумал все это нарочно.
В конце концов, он совсем не собирался спать.
В такой кхм... ответственный момент.
Просто так получилось - он, противореча всей общеизвестной информации
об оборотнях, элементарно и бессовестно вырубился. Отключился. Называйте
это как угодно - но факт остается фактом - он всего лишь лежал на Снейпе,
прижавшись к Снейпу, и закрыл глаза на минуту... и...
Они все здесь. А Ремус Люпин всё так же лежит на Северусе Снейпе, и рука
Снейпа все так же обнимает его спину, и колено Люпина все так же откровенно
вписано между раздвинутых снейповских ног... И, хочется верить, ну можно
же во что-то верить, да? - никто не заметил высохшую мутную лужицу на
снейповском животе.
Мерлин. Та мизансцена, с которой они начинали, была неплоха, и - как ему
теперь кажется - вполне прилична.
Он не понимает, почему заснул. Такого не было никогда, наоборот, это он
всегда накрывал задремывающего Сириуса одеялом, и накладывал очищающие
заклинания, и прислушивался к звукам в комнате - можно ли выбраться и
дойти до своей постели?
Но сейчас... нет, не сейчас, пару часов назад, конечно... все было не
так. Совсем не так.
И тут Снейп хмыкает в третий раз - уже требовательно.
- Доброе утро. Не могли бы вы... выйти? Нам нужно одеться, - сообщает
Люпин. Сообщает скорее плечу или смятой подушке под ним, чем стоящим у
кровати.
Всхлипывание.
Утешающее: "Ну-ну, девочка", - явно от Молли.
Шаги. Тихий стук двери.
Но Люпин все равно не может поднять голову.
Сильные ладони сжимают его скулы, и черные глаза смотрят весело, и теплые
губы прикасаются к его векам, и к носу, и ко рту.
Наверное, он опять заснул - на мгновение. Потому что потом Снейп говорит
совершенно буднично:
- Подъем, Люпин. Тебя ждут великие дела.
И безжалостно спихивает его на развороченную кровать.
Всё, на что хватает Ремуса Люпина - это на мгновенную заминку перед поворотом
коридора, ведущего от спальни к выходу.
Но железные пальцы Снейпа стискивают его плечо, и они одновременно делают
шаг вперед, разворачиваясь.
А дальше, как в худших его фантазиях - лица, очень много лиц - кого это
они успели наприглашать? - и откровенное, непристойное любопытство.
А вот Снейпу на это - наплевать.
Он спокойно, как будто так и надо, - оставляет Люпина стоять и идет навстречу
этим вопрошающим, недоуменным или злым взглядам - не замечая вжимающегося
в стену Лонгботтома, и напряженного Гарри, и...
Тонкс и Молли. Они стоят прямо перед дверью - миссис Уизли покровительственно
обнимает притихшую девушку.
Снейп идет прямо на них, не приостанавливаясь, надвигаясь - спокойно и
равнодушно, и они расступаются перед ним.
Он уже берется за дверную ручку... .Люпин никогда не делал этого - даже ребенком. Но сейчас он смотрит
в прямую черную спину и тихо произносит. Сам себе.
- Если он повернется - все будет хорошо.
И Снейп действительно поворачивается. Смотрит - как на класс, кажется
на всех, но на самом деле - на Люпина. И говорит, хорошо поставленным,
противным профессорским голосом:
- Фридрих-Адольф-Вильгельм Дистервег сказал: "Всякий метод плох,
если приучает учащегося к простой восприимчивости или пассивности, и хорош,
если возбуждает в нем самостоятельность". Выплывай, Ремус. Удачи.
И аккуратно закрывает за собой дверь.
Они все почему-то внимательно дожидаются хлопка и вспышки аппарации.
И только потом поворачиваются к Люпину.
Как будто он должен еще что-то объяснять.
Должен, да?
Мечты Северуса Снейпа всегда имели одну неприятную особенность: они никогда
не воплощались в жизнь до конца. Или не воплощались вообще.
И речь шла даже не о мечтах, так сказать, глобальных. Вроде так любимой
сказочниками победы добра над злом. Даже эта абстрактная суперидея оказалась...
не хочется думать: изгажена, подумаем мягче: осквернена убийством Альбуса
Дамблдора, которое одним махом разрушило если не саму идею, то её - тоже
вполне абстрактную, и оттого еще более сомнительную - ценность.
Что же тогда говорить о мечтах простых? Почти бытовых. Абсолютно бытовых.
Первый год его преподавания в Хогвартсе, когда он ответственно отнесся
к вопросу Минервы: "Что бы ты хотел получить на день рождения, Северус?",
и, подумав, попросил нечто вполне невинное - короткий теплый шарф.
Мак-Гоннагал одобрительно и понимающе кивнула. Не то, чтобы он так уж
сильно мечтал об этом злополучном шарфе. Просто он никак не ожидал, что
в ярком подарочном пакете, который ему весело и торжественно вручили в
первый учебный день после каникул, окажется длинный свитер грубой ручной
вязки.
И это было обидно.
Свитер он так ни разу и не надел - он до сих пор валяется где-то в шкафах
- и вообще он совсем не удивился, если бы узнал, что вязала его Молли
Уизли.
Молли Уизли. Злое и растерянное лицо, темно-вишневая шляпка на ярких рыжих
волосах и потрясенный взгляд, готовый прожечь насквозь люпиновскую спину.
Можно выругаться. Вслух и громко, потому что все равно никто не услышит.
Почему любая мысль этим вечером, выполнив прихотливую петлю, возвращает
его к Люпину?
К розовым полоскам шрамов на желтоватой коже, по которым, как по странному
узору, легко скользит палец. К зажмуренным глазам - видны только кончики
густых коричневых ресниц. Такой смешной ежик, который тоже хочется потрогать.
К неловко прикушенной до крови нижней губе. К ровным белым зубам - он
впервые увидел, какие у Люпина красивые зубы, и даже не вспомнил о том,
что перед ним оборотень.
Перед ним. Ха. Скорее, на нем и в нем.
Да. Он переспал с Ремусом Люпином.
Он раздвигал ноги, он двигался навстречу, вцепляясь в люпиновские плечи,
он, наверное, даже говорил что-нибудь вроде "еще", и член Люпина
так приятно и правильно терся внутри, а Люпин приподнимался на вытянутых
руках, но потом снова и снова ложился на него - осторожно и нежно, придавливая
животом его ноющий член, и больше всего Снейп жалеет о том, что кончил
не в такой момент, а в люпиновскую широкую, влажную пота ладонь, которая
тут же прижалась к его коже, словно... словно клеймила его его же собственной
спермой.
Он зачем-то сделал это.
Хотя не хотел этого.
Или - хотел?
При любом варианте развития событий, а он так привык к плохим вариантам,
что хорошие кажутся ему иллюзией - он потеряет даже то, что имел.
Терять особо нечего: второе кресло у камина, сладкий запах чая с бергамотом,
ленивый разговор с повисающими паузами, когда часы роняют своё "тик-так"
как капли, и от них расходятся чуть ли не физически ощущаемые колебания
- словно круги от тех самых капель.
Волчьего Зелья Люпину хватит до конца августа. И это хорошо. Это правильно.
У Снейпа есть два месяца для того, чтобы поставить мозги на место. Лучше
всего - разозлиться на Люпина. Но он не может.
Он может только помечтать о том, что наваждение закончится, и оборотень
оставит в покое его воображение.
И лучше не думать о том, что мечты Северуса Снейпа никогда не воплощаются
в жизнь до конца.
Мечты Ремуса Люпина всегда были очень конкретны. В это трудно было поверить,
но Ремус привык ограничивать себя, строя планы на будущее или просто совершая
покупки в магазине. Он всегда помнил о том, кто он. Или что он? И это
всегда отрезвляло.
Он не хотел сравнивать, да и сравнивать было особо не чем, или не с кем,
точнее.
Сириуса уже нет, а если бы он и был - Люпин не хотел вспоминать об их
отношениях.
То есть, он легко и с удовольствием представлял себе Блэка - одетого,
раздетого, смеющегося или задумчивого. Проводящего большим пальцем по
губам Люпина, или одним рывком стягивающего футболку, или тянущего его
за руку к кровати.
Только этим все и ограничивалось. По крайней мере, в воспоминаниях Люпина.
Потому что, трахаясь с Сириусом - весело и отчаянно, так, как это получается
только в определенном благословенном возрасте, он никогда не забывал,
что он оборотень. И Сириус, сам того не желая, не давал ему забыть - накладывая
чары на искусанную шею или на синяки на бедрах, которые легко проступали
на смуглой коже после люпиновской железной хватки.
Блэка это, скорее, забавляло и он, улыбаясь, шептал, наклоняясь к Люпину:
- Волчара, ох, какой же ты волчара, Рем...
Это не было обидно или неприятно. Просто... немного грустно. Потому что
Люпин знал, что он никогда не должен забывать, что он - оборотень. Он
и помнил, старательно вычеркнув мешавшие детские воспоминания - всё до
той злополучной встречи с Фенриром Грейбеком.
Он забыл про волка только один раз. Вчера. Точнее, еще сегодня утром.
Прикасаясь к худому, такому обыкновенному - на фоне яркого Сириуса - телу
Северуса Снейпа. Трогая его осторожно, как будто сила оставила его, или
сползла в одну точку, вниз, к готовому разорваться члену. Силы не было
настолько, что у него ощутимо дрожали руки, пока он размазывал по пальцам
и по члену какой-то старый крем, обнаруженный в прикроватной тумбочке.
Он даже задержал дыхание, дотрагиваясь до снейповских ягодиц - дрожь казалась
ему такой... постыдной. Он не вошел внутрь резким толчком, он скользнул
туда, осторожно и вкрадчиво, как будто приоткрывал дверь неведомо куда
и робко спрашивал "Можно?". Кажется, он и на самом деле это
спросил. Так и сидел, как идиот, упершись членом в ложбинку между ягодицами,
и ждал ответа, которого не последовало - было только нетерпеливое движение
Снейпа навстречу. Он ни разу не то что не позволил себе прикусить его
бледную кожу, он даже не хотел этого, не вспомнил. Он ошарашенно прислушивался
к пульсирующей внутри нежности - неожиданной и легкой. Почему это произошло
именно со Снейпом - Люпин не понимал.
И это испугало его. Он был настолько поглощен этой идеей, что скандал
по поводу сорванного бракосочетания прошел как нельзя лучше.
Он выслушал всё, что причиталось ему по праву, вежливо кивая головой.
Бодро соврал, что со Снейпом у них это давно, с прошлой осени и заметил,
как вспыхнула Минерва, вероятно посчитавшая себя виновной в развитии их
якобы-отношений. Странно, но никто не задал ему вопрос, почему же тогда
он собрался жениться - вероятно, все понимали, что перед напором Молли
спасовал бы любой.
Зато очень к месту оказался отмененный мальчишник - как еще один аргумент,
скомпрометировавший его. Окончательно и бесповоротно.
Он смотрел, как гости выходят из дома, а близнецы, подмигивая, тащат с
кухни не пригодившийся свадебный торт, и соглашался с Минервой, вежливо,
но твердо просившей, чтобы ученики оставались не в курсе их отношений
со Снейпом.
Как будто они были, эти отношения.
Дверь закрылась, Люпин устало прикрыл глаза, припоминая, как уходил Снейп,
и понял, что еще не давало ему покоя в последние часы.
Поскольку мысль была вполне проста и прекрасно вписывалась в отчеканенную
Снейпом фразу, он решил не откладывать дело на следующий день.
Бесконечный и одинокий летний день, которых еще... страшно подумать сколько
в этих двух месяцах.
Он только спросит - и закроет тему.
И вернется к своим книгам и конкретным, без затей, мечтам.
Поэтому он даже не волновался, изучая темно-зеленую дверь дома на Спиннерс-Энд.
И когда Снейп открыл дверь и удивленно посторонился, пропуская его в коридор,
Ремус Люпин вошел и вежливо сказал:
- Я на минуту. Мне не дает покоя одна мысль...
Вздернутая бровь Снейпа ясно давала понять, какого он мнения о мыслях
Люпина.
Но такого Снейп не ожидал.
Люпин посмотрел на него прямо и спросил:
- Зачем ты переврал цитату Дистервега, Северус?
- Я - что?
- Ты сказал "самостоятельность" вместо "самодеятельность".
Снейп скривился.
- Мы что, будем спорить о тонкостях перевода слова "Selbstаndigkeit"?
У него много значений, Люпин. Люпин. Почему ты молчишь? Ты выяснил, что
хотел? Люпин.
Ремус Люпин молчал, потому что отчаянно пытался вспомнить планировку снейповского
дома. Он, как ни удивительно, был здесь два раза, правда в отсутствие
хозяина.
Первый раз - с обыском после побега Снейпа. Второй - когда по неизвестно
чьей наводке (Люпин подозревал, по чьей, но признаваться Снейпу не собирался),
они обнаружили в обманчиво-пустом доме Питера Петтигрю.
Поэтому сейчас он стоял и соображал... потайная лестница в гостиной вряд
ли ему доступна... Проход на второй этаж где-то... Точно, за кабинетом.
А вот теперь Ремус Люпин совсем не собирался забывать, что он оборотень.
Он крепко прихватил Снейпа за запястье и уверенно потащил за собой.
- Что ты задумал? Пусти. Пусти, Люпин.
Люпину было наплевать, что сине-фиолетовый след его пятерни завтра проявится
на снейповской руке. Не Метка, пройдет.
Комнаты на втором этаже пахли Снейпом. Все. Но только из-за одной неплотно
прикрытой двери тянуло уже знакомым ему запахом. Постели. Пота. Темных
волос и тонкого тела.
Люпин толкнул дверь ногой - совсем как тогда, осенью в Хогвартсе - и вошел.
Бросил на одеяло неизвестно зачем, но весьма благоразумно прихваченный
из дома тюбик с кремом, который он нашел в разворошенной кровати, прибираясь.
Сказал волку внутри "Брысь". И с удивлением понял, что проклятая
животина, кажется, послушалась.
Повернулся к Снейпу, не выпуская его и начал свободной рукой расстегивать
пуговицы на его рубашке.
Снейп открыл было рот, но Ремус строго сказал:
- Я знаю, знаю. Но у камина - завтра.
Мечты Ремуса Люпина были всегда конкретны, и, когда он, пусть редко, но
все-таки строил планы на будущее, то делал это тщательно.
* * *
- Ты не помнишь случайно, была ли у миссис Хадсон кошка?
- Что?
Ремус Люпин был готов к чему угодно, только не к такому вопросу.
- Не помню. Совсем, - виновато признался он.
Снейп двинул рукой под его затылком, устраиваясь поудобнее.
- Я просплю сутки, наверное. Не забыть бы потом посмотреть у Конан-Дойля.
Упоминание любимого автора озадачило Люпина, но ненадолго, поэтому он
решил поделиться с посапывающим рядом Северусом новой, и весьма неоригинальной
мыслью.
- Знаешь, а ведь Ватсон был женат...
- Ммм, - пробормотал Снейп, - я в курсе. Я читал.
- Дело не в этом. Когда Ватсон овдовел, он все равно вернулся к Холмсу.
- Я решил не рисковать.
- Но в этом что-то есть, да?
- Скажи еще, что доктор был оборотнем, - сказал Снейп и окончательно замолчал.
"А почему бы и нет?" - подумал Ремус Люпин, засыпая.
|
|
