Ремус затаенно наблюдал за темноволосым мальчиком. Его собственный маленький скальпель болтался в руке, почти покоясь на разделочном столе. Ему никогда не надоедало смотреть, как двигается Северус, как его длинные, быстрые пальцы раздражительно отводят спутанные безвольные пряди черных блестящих волос от лица. Как он работает своим ножом, с хирургической точностью нарезая стебли белладонны на крошечные, невероятно одинаковые кусочки. Комната при этом наполняется резким и горьким запахом. Как он довольно-таки неосторожно цепляет костлявую лодыжку за перекладину стула, на котором сидит, перенося весь свой вес на одну, выставленную вперед, длинную ногу. Но его чернильные глаза, обычно полностью сосредоточенные на работе рук, сейчас держат под прицелом дверь, ни на минуту не выпуская ее из поля зрения. Он двигался автоматически и Ремус догадывался, почему. От одной только мысли об этом его желудок сжимался в безобразный и маленький тошнотворный шарик.
«Северус?»
«Х-м-м?» - высокий мальчик бегло взглянул на Ремуса, на самом деле почти не обращая на него внимания. Его руки, продолжающие нарезать стебли белладонны, двигались на автопилоте.
«Северус, что с тобой такое сегодня?» - нерешительно выдал вопрос Ремус. Он думал… он предполагал… он, в конце концов, надеялся, что они с Северусом – друзья. Но это был, однако, совершенно новый для него тип взаимоотношений. Ремус, можно сказать, был исполнен страха, когда в начале их шестого курса преподаватель Зельеварения распределила его для занятий в пару к Северусу. Он боялся как по причине того, что почти благоговейно трепетал перед мастерством другого мальчика, так и потому, что Северус был не только слизеринцем, а в довершение всего, входил в группу парней, чье предназначение, казалось, состояло в том, чтобы враждовать с ним и его друзьями. Он был одним из прихвостней Малфоя, а Малфой ненавидел всех гриффиндорцев, особенно тех из них, кто был близок к Джеймсу Поттеру. В то время как сам по себе Ремус едва ли был сильно приметным мальчиком, он был виноват в обоих случаях – потому что учился в Гриффиндоре и крепко дружил с Поттером. Но, к его удивлению, Северус выказал более чем умеренный интерес, когда Ремуса назначили к нему партнером по Зельям. Он принял его, окинув младшего мальчика долгим, оценивающим взглядом. Тут же они приступили к выполнению их первого совместного задания. Северус совершенно беспристрастно давал указания Ремусу, хотя и с некоторыми опасениями или с чем-то в этом роде во взгляде. Когда Ремус доказал, что способен справиться, по крайней мере, с легкими поручениями, темноволосый мальчик, казалось, немного потеплел к нему. Месяц спустя они, в конце концов, начали вежливый процесс осторожного обмена малым количеством информации. Предпочтения в музыке, маленькие подробности об увлечениях, которым они предавались в свободное время, книги, которыми они зачитывались. В итоге они начали делиться и более личной информацией, хотя и ничем таким, потрясающе сокровенным. Смешные истории из жизни друзей и членов семьи, намеки о жизненных устремлениях и амбициях, фантазии и ночные кошмары…
«Это… ну.. ничего особенного», - ответ Северуса выдернул Ремуса из его задумчивой мечтательности. Тем не менее, он отметил, что на оливковых щеках слизеринца внезапно проступили багровые пятна румянца. По мере наступления более глубокой осени золотистая кожа Северуса постепенно становилась бледной от недостатка солнца. Ремус на досуге размышляя на эту тему, предположил, что Северус, когда станет взрослым, скорее всего, будет еще бледнее, если только не научится заставлять себя проводить больше времени на открытом воздухе. Оторвавшись от этих мыслей, Ремус сконцентрировался на том, как необычно себя ведет его друг. Это нервное заикание так не вязалось с его обычной тихой и сдержанной манерой разговора. Вообще-то Ремус знал гораздо больше, чем спрашивал напрямую. По крайней мере, сейчас, когда и так было совершенно ясно, что в действительности беспокоит слизеринца. А Северус обычно не приветствовал излишнего любопытства в свой адрес. «Ладно. Но если это что-то, о чем ты хотел бы поговорить…», - он позволил приглашению повиснуть в воздухе, будучи уверенным, что оно так и останется безответным. Свои орехового цвета глаза он отвел от их предмета изучения – партнера по Зельям. Вместо этого Ремус попытался сосредоточиться на бережном удалении крылышек у нескольких засушенных стрекоз.
Оба работали в тишине немного дольше нескольких мгновений, затем Северус заговорил. Его голос при этом звучал так неловко, будто это явилось неожиданностью для него самого – «Ну, ты помнишь того парня… я говорил тебе, что я был…. Ну, в общем, это…» Ремус кивнул, с усилием подавляя мучительную дрожь в желудке. Северус никогда не упоминал своего бойфренда по имени, но он и так знал, кто именно это был. Достаточно было только одного взгляда в эти чернильного цвета бездны всякий раз, когда Малфой входил в комнату, как они следовали за старшекурсником с неистовым, почти болезненным блеском, так редко загоравшимся в другое время. Северус выглядел так дьявольски ранимо, всякий раз, когда Малфой был в его поле зрения.
«Я помню».
«Ну… он предложил мне встретиться с ним после Арифмантики, и… ну, мне просто интересно, что могло случиться. Вот и все.». Ремус изумился, зачем Северус вообще все это говорил… Он исключительно редко до такой степени приближался к таким личным деталям свой жизни, особенно к тем, которые проясняли бы причину его беспокойства. Не то, чтобы ему было очень приятно, что темноволосый мальчик так открылся, но сам факт, что Северус настолько явно лгал о глубине своих переживаний насчет предмета разговора… Гриффиндорец, удивлялся, зачем тогда Северус вообще возобновил обсуждение этого вопроса.
«А-а-а...», - Ремус подумал, что это прозвучало тактично и нейтрально. Он пытался не показывать закипающее чувство гнева и отвращения, которые он всегда испытывал, когда представлял Северуса и Малфоя вместе. Дрожь этой ненависти вырастала в нем всякий раз, когда он видел, что семикурсник обходится с его другом с гораздо меньшим обожанием и преданностью, чем тот заслуживал. Ремус не был вполне уверен, когда именно он стал безнадежно одурманен Северусом, но факт оставался фактом и это обстоятельство, несомненно, запутывало и осложняло его жизнь, волнуя и тревожа все больше и больше.
«Это действительно ничего не значит…», - продолжал слизеринец тоном, которым он явно пытался убедить самого себя больше, чем Ремуса, и гриффиндорец обнаружил, что больше не в силах сдержать свой язык за зубами: «Почему… я имею в виду, что ты в нем нашел?»
«Ты вряд ли поймешь», - Северус тихо вздохнул, невидяще уставившись вперед, перед тем как испуганно и напряженно повернуться в сторону Ремуса – «Только не ты». Теперь его голос звучал тише и мягче, и светловолосый мальчик переборол сильное желание нахмуриться и взбешенно посмотреть на друга. //Он что, думает, что я ребенок!!? Всего лишь потому, что я почти на год его младше… или это из-за того, что я гриффиндорец, и он действительно чистосердечно верит во всю эту благородную чепуху!!?//
«Может быть, пойму. Попробуй, объясни мне», - Ремус не смог сдержать вызова, который протянулся «красной нитью» сквозь его слова, прозвучавшие, по его мнению, приглашающе. И вот теперь с ужасом наблюдал, как закрывалось лицо его друга. Его защитная маска вернулась на прежнее место плавно и спокойно, что говорило о годах практики. У него было такое лицо, которое даже в состоянии покоя выглядело вышколенным, забаррикадированным ледяными манерами и острым, как бритва, языком. В целом, это превосходно скрывало его подлинные чувства. Ремус был удивлен, почти шокирован, в первое время, когда увидел, как спадала эта ширма. Хотя, может быть, именно тогда, на самом-то деле, все и началось, эти первые покалывания и трепет его одержимости.
«Я так не думаю, Люпин», - отчетливо и жестко прозвучали окончательно отстраняющие слова старшего мальчика, в то время как сам он повернул свои удивительные глаза обратно к рабочему столу, сосредоточившись на завершении нарезки. Ремус сокрушительно и разочарованно вздохнул и приступил к медленному высыпанию в кипящий котел двенадцати пар стрекозиных крылышек.
«Я, знаешь ли, не ребенок», - прошептал он себе под нос и был потрясен, услышав шипящий горловой звук, считавшийся у Северуса смехом.
«Я знаю, что ты не ребенок. Но ты и не взрослый. Это существенно меняет дело». Ремус осмелился поднять свои теплые глаза и попытался поймать ускользающий взгляд темных. Одна из редких улыбок Северуса изогнула тонкие, изящные губы мальчика. – «Мы живем в разных мирах, Люпин. В очень разных мирах. Вот, по моему мнению, и все». Ремус ничего не мог поделать, но ответ на эти слова вырвался непреднамеренно и неожиданно. Он улыбнулся, его лицо осветилось радостью от внезапной откровенности его друга: «Хорошо, Сев. Но, может, мы и не в таких уж и разных мирах живем, как мне кажется. Ты ведь почти ничего не знаешь обо мне». Он сделал свой тон более легким, слегка дразнящим – «Откуда ты знаешь, что я не приношу в жертву девственниц при свете полной луны … Или что не танцую голым вокруг кипящего котла, доверху набитого упитанными младенцами?» Наградой ему была ясная улыбка друга.
«Это то, что ты действительно думаешь о любимых занятиях слизеринцев?». Лицо Северуса, обычно закрытое и погруженное в мрачные раздумья, становилось почти по-настоящему красивым, когда он улыбался. Он просто преображался до неузнаваемости. Конечно, Ремус знал не слишком многих, которые согласились бы с этим… Но ему всегда нравилась яркость в этих смуглых чертах, сила и неприступность этого длинного, аристократической формы, носа и выразительных губ, даже до того, как он полностью и безнадежно влюбился.
«Откуда ты знаешь, что этот котел не наполнен кровью девственниц и младенцев, которых мы принесли в жертву … в ночь новолуния, между прочим. Действительно, Люпин, ты должен быть гораздо внимательнее на своих занятиях по Защите от Темных Искусств. И чему только учили этих отвратительных детей все эти дни?», - у Северуса получилась довольно хорошая и близкая имитация сварливых интонаций профессора Венозы. Для Ремуса это было уже слишком, и он взорвался заливистым хохотом, нечаянно воткнув свой разделочный нож в рабочий стол.
«Сев! Это же ужасно…»
«Тебе ведь нравится…», - ответил Северус высокомерно, все еще улыбаясь. Одновременно он скидывал резко пахнущие кусочки стеблей в котел и наблюдал, как они медленно поглощаются зеленоватым варевом. При этом он мельком поглядывал на все еще хихикающего Ремуса. «Ладно, ты помешай лучше это… А я схожу за аконитом и стораксом в кладовку. Они нужны нам, чтобы закончить сегодняшнюю часть работы. Потом мы доведем все до медленного кипения и оставим на ночь на медленном огне, после чего надо будет добавить печень грифона и кончики галочьих крыльев».
«Ух ты!!! Ты вспоминаешь все эти вещества, абсолютно не задумываясь?!!!» Ремус никогда не переставал удивляться, каким образом Северус мог отбарабанить любой многокомпонентный рецепт приготовления даже самых сложных зелий при малейшей необходимости.
«Мешай», - ответил старший мальчик, указав рукой на котел, при этом приподняв брови с легкой тенью своей предыдущей улыбки. Ремус суетливо склонился над котлом в мелодраматическом жесте. «Слушаюсь, профе-е-е-ссор», - протянул он, беря длинную деревянную ложку и обмакивая ее в зелье. Северус удовлетворенно кивнул и скрылся за вентиляционной деревянной дверью, ведущей в кладовую комнату. Предполагалось, что только семикурсники имели право бывать там. Однако, Северус добился позволения на доступ в свои неслыханные 13 лет, еще на третьем курсе. Пока старший мальчик временно находился в отдалении, Ремус позволил себе немного и счастливо помечтать над котлом, медленно помешивая зелье и отпустив свои мысли блуждать по залитым лунным светом полям его фантазий. Эти мечты часто были тем, чего-пока-еще-не-было, хотя… то, что Ремус разрешил себе сегодня, было, скорее похоже на то-чего-никогда-не-может-быть. Но он не позволял действительности сокрушить свои блаженные мечты, в которых представлял себя в роли героя.
«Убери от него свои грязные лапы, Малфой!», - бросил Ремус вызов старшекурснику - слизеринцу стальным голосом, совсем не похожим на его обычные, такие мягкие интонации. Серебряноволосый парень по-звериному ощерился, крепко хватая Северуса за запястье, и сжимая мертвой хваткой.
«И что будет, если я не сделаю этого, Люпин?», - смешной (в его воображении) Малфой говорил довольно хныкающим голосом и обладал безобразным лицом, укомплектованным хорошим набором прыщей.
«Тогда я тебя сделаю!», - лихо и стремительно Ремус выступил вперед, схватил руку Малфоя, и сильно сдавив, заставил его отпустить Северуса. Причем все это сопровождалось жалобным подвыванием блондина, который в итоге практически перешел на пронзительный визг. «Ты заплатишь за это!», - Малфой бросился на Ремуса, но младшекурсник легко нырнул вбок, уклонившись от удара, и поразил этого типа ужасающей подачей в челюсть, заставив того красиво пролететь пару метров и плотно впечататься в стену спиной.
«О, Ремус! Как я могу отблагодарить тебя?!! Но почему… почему ты это сделал?!!!», - спросил Северус. Его пылающие темные глаза с обожанием смотрели на своего спасителя. Ремус двинулся вперед, заключая высокого мальчика в свои объятья.
«Потому что я люблю тебя, Сев. Я всегда хотел… и я не мог смотреть, как он лапает тебя хотя бы еще один день!» Светлые глаза Ремуса встретились с этими, подобными полированному черному дереву, его гораздо более мужественная, чем в действительности грудь вздымалась от напора накопившихся чувств.
«Ты это искренне, Ремус!!? Потому что … потому что я тоже всегда любил тебя. Я только боялся признаться тебе в этом…» С этого места, на пике его фантазии, начинались вещи, гораздо более конкретные и несколько более физического свойства. Ремус счастливо позволил своим мыслям съехать к глубоким поцелуям и жарким объятьям разгоряченной плоти, в то время как сам он продолжал мешать зелье, почти прозевав звук открывающейся двери класса. Он был возвращен в реальность довольно болезненным тычком в спину, одновременно с чем знакомый голос крикнул ему почти в ухо: «Эй, Ремус! У тебя такое фантастическое выражение лица! Что за девчонка воспламенила такие «темные страсти»?!!» - спросил Сириус Блэк в нескрываемом восхищении.

Глава 2

Северус услышал приглушенный звук разговора, доносившийся из пустого класса, и замер. Его изящные пальцы застыли на одной из неисчислимого множества одинаковых стеклянных бутылок. Он узнал спокойные интонации Люпина, но вот другой голос… это Люциус? Закусив нижнюю губу, он стянул с полки флакончик с измельченным аконитом и попытался унять бешеную гонку сердца. Из кладовки он вышел с вполне беспристрастным видом.
«Блэк?»
«Снейп!!!?»
Нахмурившись, Северус поспешно прошел к столу. Мало сказать, что Блэк был сильно разочарованным. Он просто лопался от злости. Северус поставил две бутылки на стол, не обращая внимания на пораженные взгляды своего партнера по лаборатории, как будто пытающиеся вклиниться между ним и Блэком.
«Ремус! Ты не говорил мне, что занимаешься здесь со Снейпом!», - слова Блэка прозвучали с резким неприятием и яростью. Северус с каким-то безучастным любопытством заинтересовался, какие мягкие, умиротворяющие слова применит такой обычно тихий Люпин, чтобы успокоить своего друга.
«Я не знал, что обязан обсуждать с тобой все свои действия», - тон мальчика был только инеем не покрытый – такой холодный – и Северус воззрился на него в изумлении. Взгляд, исполненный решимости и раздражения в орехово-карих глазах был для него откровением. Он скользнул взглядом на Блэка, который застыл, очевидно, в шоке, запустив одну руку в свои великолепные, черные как смоль волосы. По крайней мере, этот столбняк придал Блэку весьма постный вид, довольно усмехнулся про себя Северус. Было приятно видеть семикурсника - гриффиндорца утратившим дар речи.
«Но… Ремус…», - старший парень быстро взял себя в руки, к досаде Северуса – «Это же Снейп. Он слизеринец, помнишь?»
«Я отдаю себе отчет, с кем работаю», - твердо ответил Люпин, снова перенеся свое внимание на булькающий котел. «На самом деле, я сам попросил Северуса помочь мне с подготовкой к некоторым зачетам сверхурочно. Мои оценки по Зельям ... знаешь ли, могли быть и выше…»
Слизеринец пораженно смотрел на младшего мальчика. И он изучал его, действительно изучал его, впервые за все это время. Северус обнаружил, что представлял себе Ремуса лишь как малыша-Люпина. Конечно, он привык воспринимать других учеников с этой точки зрения, с тех пор, как где-то в 12 лет он одним рывком ударился в рост и потом возвышался над большинством сверстников и даже некоторых старшекурсников. Но в то время, как Люпин был ниже, он сильно налился силой за последнее лето и его широкие плечи резко контрастировали с довольно стройными талией и бедрами. Эти ореховые глаза, обычно такие спокойные и умиротворенные, сейчас были тронуты злостью, которой он никогда прежде не замечал у этого мальчика. Они прямо-таки пылали на его побледневшем лице. Возможно, его предположения, что Люпин являлся тихим и мягким, были построены на ошибочных данных. Слизеринец улыбнулся, глядя прямо в расстроенное лицо Блэка, который стоял, разинув рот. Он подошел ближе к Люпину и тихо прошептал ему: «Твои волосы нуждаются в стрижке». Действительно, густые каштановые патлы с медово-янтарным отливом выглядели почти лохматыми. Нельзя было сказать, что это непривлекательно, но это смотрелось так, как будто они вообще не поддаются никакому приручению. Люпин проморгался, вздрогнул и затем легкий алый румянец окрасил его широкие скулы. «Я… я думал отрастить их…», - Северус заметил, как изменился его тон, что-то гораздо более личное прозвучало здесь, и внутренне усмехнулся, услышав, как Блэк со злобой прокашлялся. //Этот самодовольный тип, скорее всего, не может стойко выдержать тот факт, что его маленький прилипала не так уж ему и предан, как представлялось. И то, что он подружился со мной, должно действительно скрутить Блэку кишки!//. «Ммм, возможно, это будет довольно привлекательно смотреться», - ответил он, нарочно понизив голос и придав ему слегка соблазнительный оттенок. Он увидел, что злоба темно-красными пятнами выступила на лице Блэка перед тем, как вернуть взгляд обратно на Люпина, который также цвел румянцем. //Должно быть, не слишком часто его хвалили//, заметил он про себя.
«Ремус! В случае, если ты забыл, с тех пор, как ты так сильно стал занят братанием с врагами! Мы собирались встретиться с Джеймсом и Питером в библиотеке через десять минут. Надеюсь, ты сможешь быстро убраться отсюда подальше?» - Блэк был просто вне себя от бешенства и Северус обнаружил, что безмерно упивается этим моментом. Обычно было так непросто настолько взвинтить этого старшекурсника.
«Не волнуйся, Блэк, я скоро с ним закончу», - промурлыкал он. Слизеринец был просто восхищен и испытал неподдельное удовольствие, когда Блэк стиснув кулаки, угрожающе двинулся в его сторону.
«Сириус! Это не займет много времени… Мы только закончим работу и вымоем оборудование. Я встречусь с тобой в библиотеке. Идет?» - голос Люпина звучал жестко и взгляд синих, цвета индиго, глаз Блэка снова переметнулся на него.
«Но, Ремус…»
«Я сказал, встретимся там».
«Отлично. Но мне кажется, Джеймсу тоже будет, что сказать обо всем этом».
«Да, возможно», – Люпин, казалось, был доведен до белого каления. Он слегка сдавил переносицу большим и указательным пальцами, в каком-то взрослом жесте, что сделало его старше лет на десять, - «Но, некоторым образом, он не мой отец. И я не особенно огорчен этим. Иди давай, Сириус».
Северус залюбовался способом отступления Блэка, - настолько театрально взвихрилась за его спиной мантия. Ему стало любопытно, практикуется ли этот придурок перед зеркалом, или это получилось у него случайно? Блэк выглядел почти также привлекательно, как и Люциус, который, как говорится, вообще мог затмить своей красотой любого. Но Северус никогда не принадлежал к числу тех, кто попадал под влияние хорошеньких мордашек. По крайней мере, не это было для него главным.
«Я извиняюсь за все это, Сев».
Слизеринец разглядывал Люпина с некоторым любопытством. «Почему ты принял мою сторону?», - спросил он холодно. Он был удивлен тем, что внезапно осознал, насколько его самого волнует ответ на этот вопрос. Возможно, причиной тому было то обстоятельство, что Люпин был единственным из учеников с другого факультета, который ценил его мнение и общество не только за его абсолютно неординарные способности при работе с котлом. Северус имел длинный список знакомых и очень, очень короткий список друзей. Иногда ему было интересно, что, если бы Люциус соскользнул на последнее место в списке. Кто-нибудь другой на месте блондина был бы благодарен судьбе, имея такого преданного раба и любовника. Это гарантировало бы Северусу хоть какое-то подобие дружеских отношений. Но Люциус никогда не был одним из тех, кто на практике придерживался общепринятых стандартов.
«Я не думал тогда, что принимал чью-то сторону», - Люпин, казалось, был напуган вопросом, и его большие светлые глаза настороженно впились в Северуса.
«Я имею в виду те слова, что ты фактически высказал своему другу. Знаешь, ты так… защищал меня».
«Ну, он был не прав, по-моему. Я не стану избегать тебя только потому, что ты с другого факультета. Это не правильно», - немного нервно ответил Люпин.
«То есть это совершенно не касается меня лично», - кивнул Северус. //Ну конечно, мальчик отстаивал чудесные гриффиндорские добродетели – правдивость и «справедливую игру»//. Он едва подавил желание насмешливо фыркнуть.
«Ну… это, как его… я имею в виду.. Ты мне нравишься, Сев. Это несправедливо, если кто-то судит о тебе, совершенно тебя не зная». Старший мальчик мог поклясться, что когда Люпин произносил эти слова, то почти начал заикаться, а его щеки снова очаровательно заалели. Что происходит? Он почувствовал, что почему-то смутился от такой странной реакции Ремуса. //Хмм, наверное, он боится, что я буду помогать теперь ему только лишь из чувства обязанности? Но я действительно думаю, что ему можно сказать… я тоже был бы счастлив быть его другом//. «Спасибо, Люпин. Ты мне тоже нравишься». Вот, он сказал это. И почему он почувствовал себя так уязвимо? Он слишком привык к насмешкам Люциуса каждый раз, когда признавался тому в своей вечной преданности. Поэтому Северус совершенно не привык к дружеским отношениям с другими подростками. У него было несколько друзей в раннем детстве, а его взаимоотношения с семьей были … болезненными. Он решил быстро сменить тему разговора.
«Почему бы тебе не позволить мне быстренько закончить работу, чтобы ты смог подняться в библиотеку», - он изучал стеклянные бутылки, которые принес из кладовой и избегал встретиться взглядом с сияющими глазами Люпина, который теперь беззастенчиво и в открытую на него пялился.
«Нет-нет, по той самой причине, что я просил тебя помогать мне… Я же хочу действительно чему-нибудь научиться. Я не хочу, чтобы ты делал за меня всю работу», - младший мальчик подвинулся ближе к Северусу, с интересом глядя на бутылки. – «Итак, ты собирался объяснить мне, почему аконит и сторакс…».
«Хорошо», - начал Северус, привычно переходя на лекторский тон. «Аконит, как предполагается, посвящен богине Гекате, которая, как ты мог усвоить из уроков Истории Магии, также была богиней колдовских чар и покровительствовала ведьмам. С тех пор зелье, приготовленное с помощью аконита, помогает удержать магические знания. Кроме того, мы можем использовать сторакс, посвященный Гермесу, богу-посланнику…».

Глава 3

Ремус заметил своих друзей еще с лестничной площадки у библиотеки. Сириус выглядел так, как будто собирался залезть на стол. Питер неистово вцепился в мантию старшекурсника, повиснув на ней. Джеймс, который давно уже откинулся в кресле, очень старался смеяться беззвучно, что не совсем у него получалось. Как только Ремус подошел ближе, тихий шипящий шепот Питера разорвал пыльный воздух библиотеки. «Сириус! Спустись вниз! Нам с тобой грозит такая большая беда!» Четверокурсник картинно закусил нижнюю губу в якобы тревоге и волнении и Ремус почувствовал, что разрывается между смехом и жалостью.
«Но, Питер, любовь моя, я должен еще спеть тебе серенаду! Я должен всем объявить, как я тебе навеки предан!» Ремус отстраненно удивился, как Сириус может заниматься подобными дурачествами. У него в характере было нечто такое, что делало его порой как совершенно бешеным и опасным парнем, так и бесконечно забавным другом. Но, по правде, Ремус не хотел сейчас их прерывать, тем более до начала работы над домашним заданием... к тому же бедный Питер выглядел так смешно, словно вот-вот грохнется в глубокий обморок от смущения.
«Сириус!», - Ремус понизил свой голос до низкого, но настойчивого тона. «А как же насчет последней ночи? Разве ты не говорил, что никогда не покинешь меня, когда я лежал в твоих объятьях после того, как мы по пятому разу позанимались безумным, таким безумным сексом?!» Темноволосый парень обернулся к другу, и слегка порочная улыбка появилась на его лице.
«Ах, Ремус, но я люблю вас обоих! Почему, ну почему не может мужчина иметь в своей жизни обе любви? Вот мое просторное сердце! И оно вмещает сразу двух отважных и доблестных Ромео … более того, даже трех!» Он повернулся к Джеймсу, чьи карие глаза теперь искрились от слез, а сам он, закрыв руками рот, пытался сдержать какое-то булькающее фырканье. «Поняли? Я упрошу профессора Чанг сварить мне хорошую дозу самого отвратного зелья, потому что я не могу жить без вас всех!»
Джеймс убрал руки ото рта и, улыбаясь как полоумный, посмотрел на Сириуса: «Ну, в таком случае…»
Сириус выскользнул из-за стола (к большому облегчению Питера), бухнулся перед Джеймсом на колени и, поймав его руку, начал целовать ее, громко чмокая губами. «Ах! Мой самый безумный сон сбылся! Спасибо, спасибо, любимый!», - он крутнулся, крепко обхватил Питера за плечи и наградил его двумя театрально звонкими поцелуями в обе щеки, что вызвало у того просто спазм смеха. «И тебе спасибо!». Затем Сириус, повернувшись к Ремусу, добавил, - «А ты получил свое прошлой ночью. Так-то вот!» Он язвительно высунул язык, но синие глаза весело мерцали под угольно-черными ресницами.
«И что это была за ночь!», - парировал Ремус, кидая школьную сумку на стол и вынимая свой текст по Защите от Темных Искусств.
«Ремус?», - робко спросил Питер, – «Как думаешь, ты сможешь помочь мне с этим рефератом?» Он указал на наполовину исписанный свиток пергамента под заголовком «Охотничьи повадки мифических хищников».
«Для Защиты от Магических Созданий?», - мягко поинтересовался Ремус. Питер часто робел перед друзьями. Хотя он был невероятно дружелюбным мальчиком, но он был еще и почти тремя годами младше Мародеров. Ремус предполагал, что это сильно ему мешало. И наверняка он проклинал эти светлые соломенные кудряшки, которые его мать запрещала стричь. Питер их откидывал назад, стянув в тугой хвостик, что лишь сильнее подчеркивало его лунообразное лицо и слегка выступающие вперед зубы. Каждый раз, когда Ремус смотрел на Питера, он испытывал огромное облегчение от того, насколько сам он уже вырос и как ему уютно в его собственном теле.
«Да, я собирался сдать готовую работу в среду, а я знаю, что у тебя были конспекты с уроков МакНамары, когда ты два года назад посещал эти уроки».
«Тот же самый текст, к тому же. О чем твой реферат?»
«Роль инстинкта в питании птицы Рух», - это прозвучало у Питера довольно уныло, и он мрачно потер свой курносый нос.
«Знаешь, я сам почти уже ничего не помню, но Рич Уизли писал реферат на эту же тему, да еще у него был потрясающий справочник, он потом его кому-то отдал, а вот автор справочника…», - Ремус напряг мозги, пытаясь вспомнить имя. «О, кто же это был? Это был парень, которого звали Хьюго Авиарус. Тебе это поможет?»
«О-о-о, спасибо Ремус!», - сияющая улыбка осветила лицо мальчика, и оборотень обнаружил, что улыбается ему в ответ. «Сейчас найдем!», - Питер ринулся к каталожным карточкам, а Ремус развернул свой собственный пергамент.
«И как там твой лучший друг Снейп?», - внезапно спросил Сириус, и Ремус вздрогнул. Он и так, в конце концов, собирался как-нибудь поднять эту тему в присутствии Джеймса. Ремус, честно говоря, совершенно не представлял, почему Сириус настолько сильно ненавидит Снейпа, но все это время он не обращал на это обстоятельство внимания, оттягивая время, когда он соберется признаться своим друзьям – гриффиндорцам, что у него появился новый друг – слизеринец.
Джеймс, отреагировав на этот саркастический вопрос, поднял глаза от книги на Сириуса. Потом посмотрел на Ремуса, который ответил: «Он в порядке, Сири, насколько тебе известно. С тех пор, как ты видел его, прошло всего 25 минут».
«Ты дружишь со Снейпом?», - голос Джеймса прозвучал тихо и удивленно.
«Да, Джейми, дружу», - Ремус, наклонив голову на бок, подпер ее рукой, локтем стоявшей на столе. Он подготовился к долгому разговору. //И я еще рассчитывал закончить здесь свою домашнюю работу…//
«И как это случилось?»
«Ну, профессор Чанг посадила меня к нему на Зелья и мы, вроде, начали общаться, и короче говоря… в общем, мы очень хорошо поладили друг с другом. Он помогает мне с некоторыми заданиями после уроков».
«Хмм… Ты доверяешь ему?»
//Доверяю ему? Доверяю ли я ему?!! Что за странный вопрос…// Ремус серьезно над этим задумался, потирая большим пальцем нижнюю челюсть. «Да, доверяю. Он действительно внимательный и добрый со мной, хотя, вроде бы и не обязан, знаешь ли?»
«Ну и ладушки», - Джеймс улыбнулся так по-Буддистски безмятежно, что это привело Сириуса просто в какое-то безумное бешенство, и вернулся обратно к чтению своего домашнего задания. Это было то абсолютное умение не осуждать чью бы то ни было жизнь, которое делало его таким популярным у других студентов… но он также охотно участвовал во всех видах опасных выходок и приключений, что составляли норму поведения Мародеров.
«Джеймс!», - прошипел Сириус, клокоча от ненависти, и Ремус мотнул головой. Он был приятно удивлен, что Джеймс оказался столь понятливым, но Сириус, естественно, не собирался оставить это просто так. «Ты же знаешь, кто такой Снейп, верно? Он – слизеринец! И он ошивается возле Малфоя!!!»
«Кто-кто?», - весело вмешался Питер, триумфально помахав своим новоприобретенным текстом перед Ремусом.
«Ремус подружился со Снейпом!», - постановил решительно Блэк. Выражение крайнего осуждения явственно было написано на его красивом лице.
«Сне-е-ейп…», - протянул задумчиво Питер, на его щеках тут же вспыхнули розы легкого румянца, – «Он довольно привлекательный, разве нет? Правда, немного тощий».
«Пит! Господи, ты хуже, чем Ремус! Здесь что, все чокнулись? Слизерин! Помнишь? Факультет Сам-знаешь-кого?!! Полный скользких, никуда не годных темных магов?!!!» Сириус теперь яростно шипел, явно переполненный глубоко оскорбительными мыслями. Питер моргнул своими бледными, почти бесцветными глазами на своего друга. «Ух ты, Сири, я и не знал, что ты настолько предубежден», - мягко промолвил он. Тут же вмешался Джеймс, пока Сириус не начал еще одну напыщенную тираду, адресуя свои слова бедному Питеру: «Он прав. Однако, Сири. Тебе не следует судить о людях, основываясь лишь на том, с какого они факультета. Множество хороших магов и ведьм закончили Слизерин. И я готов биться об заклад, что в Гриффиндоре, Хаффлпаффе и Равенкло своих гадов хватает – в семье не без урода!»
Сириус только закатил глаза и всплеснул руками: «Да! Но не забывайте, он ошивается возле Малфоя!!! И мы все знаем, что такое этот Малфой!!!». Он с ударением вонзил указательный палец в поверхность стола. Джеймс понимающе кивнул, но затем пожал плечами. «Но, если бы каждый судил о нас только по нашим друзьям, то вся школа была бы уверена, что я, Ремус и Питер - мы все абсолютно помешанные, Сири». Красивая улыбка, что плясала на губах Джеймса, дрогнула, как бы усиливая ответ, направленный Сириусу.
«Да, я тоже думаю примерно так. Но только…», - Сириус перевел глаза на бледного Ремуса, скрестившего теперь на груди руки: «Я всего лишь беспокоюсь о тебе, Ремус. Так много нехороших слухов».
«Почему ты так сильно ненавидишь его?», - Ремус был неподдельно удивлен, хотя он мог понять, почему никому не нравится Малфой (этот парень являлся, помимо всего прочего, абсолютно законченным подонком). Северус же, если разобраться, был совершенно безобидным подростком. Самые оскорбительные его действия сводились лишь к хмурым взглядам и очень острым комментариям.
Сириус лишь встряхнул головой, раздувая ноздри: «Неважно, Ремус! Ты только верь мне в этом». Что-то мрачное и затаенное полыхнуло в глубине темно-синих глаз мальчика.
«Сири…»
«Оставь это, Лунатик».
Ремус, моргнул, и со вздохом кивнул головой.
«Хорошо», //Но не навсегда, Сириус//.

Глава 4
Северус задумчиво водил жестким кончиком пера по нижней губе, уставившись на свою домашнюю работу по Арифмантике. Только он прикоснулся пером к пергаменту, как почувствовал сзади на шее теплое дыхание. Он резко повернул голову, оказавшись вровень с холодными серыми глазами на таком непостижимо прекрасном лице.
«Люциус», - шепот его голоса эхом прокатился по библиотечным проходам.
«Сев-вверус», - Люциус растягивал первый слог его имени, перекатывая на языке, как что-то очень вкусное. Темноволосый мальчик потупил глаза, не в силах смотреть в лицо своего любовника. Такое прекрасное, такое грубо соблазнительное, что это непреодолимо подавляло его, впрочем, как и всегда.
«У тебя есть кое-что для меня?», - горячее дыхание Люциуса коснулось его щек, когда блондин наклонился ближе.
//Ну разве не мило, что он интересуется моими делами?// Внутренний голос Северуса был резким и горьким, но слишком спокойным по контрасту с громким барабанным боем его сердца. «Да…». Высокий мальчик наклонился к своей сумке и достал маленький флакончик, закупоренный восковой пробкой. Мерцающая голубыми и серебряными искрами жидкость внутри заиграла, как ртуть, когда бутылек был передан в бледную тонкую руку Люциуса, который тут же поднял его к свету с тихим выдохом.
«Ммм… спасибо. Пошли со мной». В его вкрадчивом голосе содержался командный тон человека, не привыкшего к отказу и не допускающего такой дерзости. Северус тут же отреагировал, отодвинув чернильницу и собрав книги в сумку. Он последовал за высокой и стройной фигурой парня, который уводил его из библиотеки в сырые и промозглые подземелья Слизерина.
Шикарные серебристо-белые волосы тускло светились в мягких отсветах пламени факелов, и темноволосый мальчик так же, как и всегда, зачарованно и восхищенно смотрел на своего любовника.
Дверь в свою личную комнату Люциус оставил наполовину открытой. Войдя, он сразу же скинул толстую черную школьную мантию, оставшись в свободных зеленых штанах, пошитых в арабском стиле, что было тогда очень популярно в волшебном мире. Его грудь была полностью обнажена и, когда он повернулся спиной, Северус мог изучать черный извивающийся орнамент татуировки, покрывающей всю нижнюю часть спины Люциуса и подкрадывающейся к широким лопаткам. Это был абстрактный рисунок, но Северус всегда мог отыскать что-то новое в этой замысловатой путанице линий. Они обрывались над пепельно-бледным пушком на пояснице, и он боролся с желанием наклониться вперед и провести языком вдоль одной из этих извилистых линий.
«Северус, меня поразило, что ты в последнее время очень… подружился… с этим мальчиком с Гриффиндора». Темные глаза Северуса настороженно изучали пол, в то время как сердце свинцовым грузом ухнуло в желудок. Он надеялся, что Люциус сегодня пребывает в одном из таких своих состояний, когда он более бережно относится к телу своего любовника. Чаще всего в таком настроении он бывал, когда принимал его подарок – эликсир Меркурия. Зелье, такое чертовски трудное в приготовлении и отнимающее очень много времени.
«Возможно».
«Почему это?», - в голосе Люциуса чувствовалась сила бритвенного лезвия, сверкающего и опасного. И Северус по-прежнему не мог смотреть ему в лицо.
«Не знаю», - Северус действительно не знал, как ответить. Он не мог никому доверить это свое чувство теплоты к мальчику из Уэльса. Оно было редкой драгоценностью, которая хранилась за семью печатями в его груди, когда Люциус оставлял его избитым в кровь и плачущим. Люпин был таким чистым, таким нравственно здоровым и светлым. Он обладал всеми этими качествами, которых был лишен темноволосый мальчик. Слизеринец был очарован им, как мотылек, который тянется к пляшущему свету фонаря. Два искушения боролись в нем – быть другом Люпина и разделить с ним его чистый и невинный мир, или разбить это чувство вдребезги на миллионы зазубренных сверкающих кусочков.
«Не знаешь?», - высокая вопросительная нота в голосе Люциуса, который окончательно развернулся, заставила Северуса отдернуть взгляд от пола. Младшекурсник мгновенно впился взглядом в это стройное, компактное тело, так соразмерно сложенное.
«Нет, правда, это просто показалось тогда хорошей идеей». Любой из сверстников Северуса с других факультетов был бы поражен, увидев обычно настолько неприступного, острого на язык волшебника в таком покорном состоянии. Его глаза снова были опущены вниз, руки сжаты за спиной, как у провинившегося школьника. Темный язык, быстро высунувшись, нервно облизал пересохшие губы.
«Это просто показалось тогда хорошей идеей?», - повторил Люциус, выступая вперед. Он с быстротой змеи протянул руку и схватил Северуса за запястье, длинные ногти впились в оливковую кожу. Он резко рванул свою руку вниз, швыряя высокого мальчика, зашипевшего от боли, на колени.
«О, милый, милый, милый…», - зашептал старшекурсник, наклонившись к нему и легко касаясь губами кожи за ухом мальчика. «Не вполне дотягивает до твоих обычных стандартов. Совершенно, я боюсь. Где длинное и подробное изложение мотивов и сложных планов, которыми ты так славишься? Какую роль эта милая вещица играет в твоей жизни, дорогой мой Северус?».
«Он только друг», - Северус с некоторым отвращением отметил про себя, что его голос повысился до жалобного подвывания в тот момент, когда Люциус еще сильнее стиснул свою мертвую хватку. Из-под полумесяцев его ногтей показались маленькие струйки крови. И, конечно, тело Северуса отреагировало с типичной извращенностью, к которой он был приучен. Он почувствовал, как в области паха начало болезненно пульсировать непрошенное возбуждение.
«Ммм, друг», - Люциус высунул язык, пропорхав им вниз по тонкой линии за ухом у мальчика, после чего наклонился и с силой укусил нежную кожу на шее под нижней челюстью. У Северуса вырвался пронзительный визг, который почти сразу перешел в сдавленный стон. «Какого сорта друг?».
«Только…», - у черноволосого мальчика перехватило дыхание, когда Люциус внезапно оторвался от него, временно оставив в покое его похолодевшее от ноющей боли тело. Только шея и запястье пульсировали в такт ударам сердца острыми напоминаниями. «Всего лишь обычный друг. Ничего… ничего близкого». Он смотрел с медленно нарастающим ужасом, как Люциус откупорил флакончик с густой жидкостью и поднес ко рту, немедленно зачерпнув достаточное количество своим опасно ловким языком. //О нет. Только не сейчас. Только не эликсир Меркурия. Он обычно совершенно теряет над собой контроль, когда…// Сияющее выражение расцветало в чертах Люциуса. Он откинул голову назад, прикрыв бешеные серые глаза. Его слишком длинная серебристая челка упала на лицо, касаясь скул, в то время как исступленная дрожь сотрясала его стройное тело. «Охх-х-х, Северус. Это хорошая… очень хорошая смесь», - прошептал он в пространство комнаты. Его пухлые губы приобрели темно-красный цвет, когда зелье побежало по венам. Язык молниеносно высунулся снова, довольно облизнув нижнюю губу. «Знаешь, что я думаю, Северус? Хмм?», - он, наконец, открыл глаза и посмотрел вниз, на все еще стоявшего на коленях мальчика.
Северус смотрел в эти расширенные серые глаза, теперь зрачки практически представляли собой бездонные круги черноты. В них плясало безумие, уверенное в своих силах и безнаказанности. Кроме того, руки Люциуса были судорожно стиснуты в кулаки. Высокий мальчик знал, что зелье уже поймало старшекурсника в свой капкан. Эликсир Меркурия предназначался в помощь ведьмам и волшебникам, когда им необходимо было быстро сделать какую-нибудь работу. Оно придавало сверхскорость, энергию и силу, а также намного обостряло умственные способности. Но его нельзя было использовать слишком часто. От постоянного и частого употребления наносился вред психике, а Люциус, несомненно, был регулярным потребителем.
«Я думаю, что ты был очень плохим. Я думаю, что ты трахался с этим маленьким ублюдком, а ведь ты мой, Северус. Никто не осмелится развлекаться с тем, что принадлежит мне, особенно не эта ничтожная рвань из самой задницы страны. Я думаю, мне необходимо помучить тебя. Немного тебе напомнить, кому ты принадлежишь».
«Прошу тебя, Люциус…», - обессилено прошептал Северус. Он знал, что последует, и боялся этого. Но в то же время что-то темное внутри него жаждало этого отчаянно, упиваясь сильным желанием наказания, боли и оскорблений. Он не знал, умолять своего любовника остановиться, или продолжить. Люциус не обратил никакого внимания на его мольбы. Он подступил ближе, бесшумно ступая босыми ногами по полу. Затем провел тонкими пальцами по щеке Северуса, и младший мальчик прильнул к его руке. Его темные глаза уже наполнились слезами от страшных предчувствий. Он настойчиво поцеловал ладонь Люциуса и тот, глядя вниз, сладко улыбнулся ему перед тем, как отдернуть руку назад и наотмашь ударить по лицу. Так сильно, что хрупкое тело младшекурсника ударилось об стол, прежде чем рухнуть на пол. Северус застонал, осторожно облизывая окровавленные губы, но Люциус не дал ему шанса придти в себя. Он вздернул его на ноги, схватив спереди за мантию, и неудобно бросил поперек широкой кровати. В обычном состоянии Северус был сильнее, чем Люциус и даже немного выше, но сейчас он позволил своему телу безвольно упасть. Он не сводил со своего любовника огромных от ужаса черных глаз. Светловолосый парень быстро схватил со стола большой декоративный кинжал и принялся распарывать мантию Северуса, оставив на нем черные мешковатые брюки и черную хлопчатобумажную рубашку, с немного длинноватыми, не по росту рукавами. Эта великоватая рубашка, в сочетании с застывшим на его лице выражением беззащитности и страха делало Северуса выглядящим намного младше его шестнадцати лет. Люциус поднял нож, пристально уставившись в холодные бездны отражений, мерцающие в блестящей стали, очарованный игрой света на поверхности лезвия. Северус обнаружил, что вжался изо всех сил спиной в кровать, в неосознанной попытке сбежать. Его член, тем не менее, имел другие идеи, возбужденно дернувшись. Серые глаза проследили за этим слабым шевелением, и безумная ярость исказила черты блондина. Он стремительно ринулся вперед, сгреб в полные пригоршни мягкий черный хлопок и разорвал свободную рубашку Северуса в лохмотья, обнажив его бледную грудь и поджарый живот.
«Я собираюсь пометить тебя», - прошипел он безумно, - «Чтобы любой, кто прикоснется к тебе, точно знал, кому именно ты принадлежишь». Он приспустил с одной стороны брюки Северуса, оголив совсем белую поверхность бедра, при этом чувствительно задев его тупо и мучительно ноющую эрекцию. У младшего мальчика вырвался какой-то скулящий стон, и он закорчился под трясущимися руками Люциуса.
Первый надрез пришелся вокруг тазобедренного сустава, и он взвыл, запрокинув голову назад, когда боль красным шелком заволокла ему зрение. Люциус согнулся над ним, со злобой прижимая его к кровати своей коленкой, которую почти вонзил в живот Северуса. Он работал с ужасающей медлительностью, что-то бормоча себе под нос. Мучительная агония, ощущение теплоты и влаги слились для высокого мальчика в одну точку, и он незряче уставился в потолок. Обжигающие слезы свободно струились по его щекам, собираясь в лужицы возле мочек ушей, очерчивая мокрыми дорожками линию скул. Он отчетливо чувствовал, как тщательно и медленно острие ножа вспарывает его кожу, чувствовал каждый глубоко проникающий разрез на своем бедре. И он все еще продолжал бороться с собой, чтобы не выгнуться в дугу под Люциусом всякий раз, когда тот задевал предплечьем или локтем его возбужденный член.
Спустя миллион лет Люциус отодвинулся назад и поднял окровавленный нож. Он зажал кинжал в губах, аккуратно и дочиста облизав его. Северус позволил себе полностью закрыть глаза, черные как сажа ресницы тут же слиплись от влаги. «О-Боже-Боже-Боже-Боже-Боже…». Его молитва осталась без ответа, в то время как Люциус встал и босиком пересек комнату.
«Я еще не закончил, милейший», - радостно откликнулся старшекурсник, - «Никоим образом!»
Потом было несколько блаженных мгновений тишины. А затем Северус был возвращен в полное сознание. Он пронзительно закричал, как только ужасное жжение начало пробивать себе дорогу, расходясь пронизывающими лучами от его бедра, по всему телу. Остекленевшие глаза широко распахнулись, и Северус увидел любовника, вливающего в свежие раны, только что им сотворенные, густой черный воск из горящей свечи. «Теперь мы можем быть уверенными, что эти шрамы долго не зарубцуются, правда?», - лицо Люциуса выражало что-то вроде гордости, когда он посмотрел вниз на мальчика. Гордости своей собственностью. Кровь и расплавленный воск смешались в горячее, похожее на деготь месиво, которое потекло по внутренней стороне бедра, опаляя растущие там волосы с кошмарным запахом. Фактически, кровь пропитала почти всю паховую область, отметил с какой-то оцепенелой отрешенностью про себя Северус.
Через какое-то время Люциус спустил его брюки и трусы до колен, и предусмотрительно снял с него ботинки, хотя Северус не мог на самом деле вспомнить, когда именно. Бережно, с непонятным почтением, его любовник поставил свечу на место, в темный бронзовый подсвечник, и затем быстро скинул свои собственные штаны вместе с нижним бельем. Даже находясь почти в бреду, Северус реагировал на это совершенное тело. Блестящая, почти светящаяся кожа, безупречная мускулатура, стройные бедра и не менее стройный большой член, высоко поднимающийся вверх из густой дымки серебристо-белых волос. Люциус скользнул ловкими пальцами вниз по ногам Северуса, окончательно стаскивая с него брюки вместе с трусами прочь. Затем грубо раздвинул ему ноги.
«Догадался, что я собираюсь сделать сейчас?», - весело спросил он. Его бледно-ледяные глаза сверкали от предвкушения забавы. «Я собираюсь тебя очень жестко трахнуть. Так сказать, отодрать насухую. Ну, как это звучит?» Не дожидаясь ответа, и на самом деле не обращая внимания на продолжающееся невразумительное бормотание Северуса, он удобно расположился между длинных стройных ног. Слегка приподняв его бедра, Люциус резко, одним сильным движением, ворвался в эту тесную теплоту. Темноволосый мальчик заметался головой по кровати из стороны в сторону, то ли в знак отрицания, то ли от боли, он сам не знал. Его взмокшие от пота гладкие и черные как вороново крыло волосы облепили лицо, смешавшись с кровью, слюной и слезами. Хотя кровь значительно облегчила проникновение члена, Люциус продолжал трахать Северуса, по существу, без смазки, и черноволосый мальчик всхлипывал от этой устойчивой и разрывающей боли: «Прошу-тебя-пожалуйста-Боже-пожалуйста-помоги-прошу-тебя-Боже-Боже-я-не-могу-это-так-больно-Боже-Боже-БОЖЕ!!!»
«Ммм, нравится так?», - безжалостно прошептал Люциус, передразнивая интонации нежного любовника, – «Я знаю, что делаю».
И действительно, Северус смотрел, будто зачарованный, как крупные капли пота выступают на лбу у блондина, как его лицо разрумянилось от наслаждения. Он обнаружил, что качается под Люциусом, двигая навстречу бедрами, как бы пытаясь противостоять его ударам, несмотря на боль, и медленно, так медленно и беспрестанно, на какие-то дюймы, скользит по гладкой простыне. Каждое настоящее и последующее мгновение мускулистый живот Люциуса скользил по всей длине его члена, причиняя что-то вроде острого, на лезвии ножа удовольствия, что заставляло Северуса разгорячено и громко стонать. Влага на его щеках и губах охлаждалась стылым воздухом комнаты. Он скорее слышал, чем видел, толчки Люциуса и дрожь в его прерывистом дыхании, в то время как сам он постепенно соскальзывал на край кровати. Его плечи и голова свесились с другой ее стороны, перепутанные волосы ритмично подметали холодный каменный пол. Он увидел, что Люциус буквально взревел от охватившего его оргазма, и почувствовал, как постыдная ответная судорога скрутила его тело. Его черные глаза незряче распахнулись, когда он пронзительно выкрикнул имя Люциуса, и, как под принуждением, ногами обхватил талию любовника, совершенно помимо своего сознательного контроля.
Как только комната медленно вплыла в фокус, теперь для него вверх тормашками, он перевел взгляд на дверь… все еще полуоткрытую дверь... //О Боже милостивый!//. И выступающие из темноты коридора, по крайней мере, четыре лица, темные глаза мерцают в пламени факелов, с интересом наблюдая за происходящим. Северус узнал их всех. И боль, и возбуждение растаяли в чувстве крайнего унижения, когда Люциус поднялся с него и, метнув едкую ухмылку незваным зрителям, громко адресовал распростертому перед ним мальчику: «Ну что ж, теперь, я полагаю, все будут знать, чья именно ты шлюха, Северус».

Глава 5

Ремус периодически поглядывал за окно, с растущим нетерпением замечая, как постепенно уходят за горизонт косые лучи послеполуденного солнца, которое и так редко показывалось в эти блеклые дни осени. Трудно было поверить, что октябрь почти закончился. Он незаметно, без четко обозначенной границы, переходил в ноябрь. Если Сириус и Джеймс быстро не закончат, то скоро стемнеет и он, вернее всего, вымокнет в своей не по сезону легкой одежде, которая была сегодня на нем. Ко всему прочему, эта ночь гарантировала наступление кусачих заморозков.
Он покончил с домашними заданиями десять минут назад, но два его друга продолжали сидеть, склонив две темных головы над картой звездного неба, и все бормотали друг с другом на том замысловатом языке, который, кажется, был разработан друзьями в раннем детстве.
«Когда это вы, парни, собираетесь закончить?», - спросил он, болезненно осознавая, что в его голосе появляются подвывающие нотки.
«Еще немного», - бросил раздраженно Сириус, все еще поглощенный своей работой по Астрономии, но Джеймс действительно поднял глаза, изучающее глядя в лицо друга.
«Мы, наверное, еще некоторое время посидим, Ремус», - мягко ответил он, - «Ты не обязан всегда и везде нас ждать». Он смотрел на появляющуюся великолепную улыбку оборотня с озорным ответным огоньком в глазах, – «Не терпится насладиться последними лучиками солнца, перед тем, как оно скроется на зиму, а?».
Ремус застенчиво кивнул, - «Ты же меня знаешь, Джейми. Скорее всего, завтра снова пойдет дождь…».
«Иди. Я уверен, что мы с Сириусом неплохо проведем время вместе», - Джеймс повернул голову обратно к своему занятию, и не заметил, как резко покраснел и удивленно-испуганно стрельнул глазами Сириус. Ремус увидел это ясно, как бы там ни было, и вздохнул, повесив через плечо свою сумку. По правде, он говорил Сириусу, когда тот рассказал ему кое-что три года назад… когда он увидел у него фотографию Лили. Но теперь все это оказалось слишком поздно для Блэка. Конечно, Лили и Джеймс были прекрасной парой, но ведь Джеймс и Сириус также были неплохими друзьями. Ремус стряхнул несвойственную ему меланхолию, в тот момент, когда быстро сбежал вниз по лестнице из библиотеки. Он деловито вернулся в свою комнату, где бросил сумку с книгами. Была суббота, и он не хотел надевать школьную мантию. Вместо этого он натянул теплые джинсы, и свободный свитер цвета лесной зелени. Он быстро прикинул насчет того, прихватить ли с собой куртку. Но она была слишком теплой, а он любил наслаждаться ощущением холодного ветерка сквозь маленькие дырочки на вязаном свитере. Наконец-то снова выйдя из здания, Ремус повернул лицо к великолепному синему небу и засмеялся.
Солнце грело его лицо, в то время как ветер жалил уши, и все его чувства обострились настолько, что он, казалось, этот свой восторг чувствовал даже спиной. Его руки радостно потянулись вверх, как у очень маленького ребенка. Никаких особенных планов, никаких мест, куда надо идти, никого, кто испортит все дело дурацкой болтовней! //Это было бы немилосердно//, подумал он про себя, бредя по земле и описывая круги вокруг библиотечного корпуса. Он был очень благодарен своим друзьям и, хотя он обычно наслаждался их обществом, но сегодня он чувствовал, что волк внутри него нетерпеливо затряс своей большой серой головой. В день, вроде этого, он чувствовал себя слишком диким, чтобы оценить их компанию по достоинству. Он лишь хотел потешить другие свои чувства - бодрящий запах осеннего воздуха, восхитительный хруст сухих веток под ногами, ощущение гусиной кожи, покалывающими волнами щекочущее его спину, периодически накатывающее предчувствие слегка преждевременно подкрадывающейся зимы.
Сбившиеся с пути ноги понесли его по направлению к озеру, но там он заметил группу первокурсников, собравшихся в толпу на берегу и взволнованно тараторящих друг с другом. Несомненно, увидали гигантского спрута. Покачивая в такт шагам своей лохматой головой, он вернулся к главному зданию школы, но немного окольным маршрутом, по самой окраине Запретного леса. По мере приближения к школе с противоположной стороны, ноги вывели его к нескольким темным строениям, которые он довольно редко посещал. Астрономическая Башня и длинные низкие теплицы. Он не был там с тех пор, когда посещал уроки Астрономии и Гербологии на первых двух курсах, когда эти предметы были обязательными. Хотя он и слышал некоторые интересные слухи об Астрономической Башне…
Милый теплый солнечный свет начал окончательно тускнеть, углубляясь в прекрасные золотисто-оранжевые тона, когда он завернул за угол одной из теплиц. Это слегка мистическое освещение сделало открывшуюся перед ним картину почти волшебной. Он внезапно столкнулся с явным предметом своей любви.
Северус стоял, небрежно прислонившись к сырым камням Башни, голова откинута назад, глаза закрыты. В правой руке небрежно зажата сигарета-самокрутка. В левой, - весело пляшет синее пламя. Ремус предположил, что это, должно быть, какая-то разновидность согревающих чар, потому что Северус был одет совершенно не по погоде. Почему-то вдруг сильно разволновавшись, Ремус вспомнил, что фактически он никогда не видел Северуса без его школьной мантии. И хотя ярды черной материи определенно были ему к лицу, такая форма одежды шла ему гораздо больше. Гриффиндорец позволил своим глазам жадно впиться в высокого юношу, который не замечал наблюдателя. Ремус начал с босых ступней Северуса, слегка покрасневших от холодной мокрой травы. Потом перевел глаза на мешковатые черные брюки, прикрывающие длинные ноги и стройные бедра. Неосознанно Ремус облизал нижнюю губу, когда увидел белую поношенную майку-безрукавку, которая была такой тесной и облегающей, что четко обрисовывала узкую, но прекрасно сложенную грудную клетку. Подтяжки взбегали с обеих сторон этой тонкой фигуры, еще сильнее подчеркивая своими красными линиями вытянутые изящные очертания. Ремус был уверен, что он увидел совершенное тело. Худые, но жилистые мускулистые руки свободно свисали по бокам, потом Северус поднял одну, и бледнеющее солнце заиграло на его оливковой коже яркими и сочными золотыми бликами. Тонкие напряженные пальцы поднесли сигарету к полуоткрытым губам, и Ремус почувствовал, как волна вожделения накрывает его с головой, когда Северус взял этот невероятно счастливый кусочек скрученной бумаги, набитой травой, в рот, затянулся длинным вдохом и выдохнул терпко пахнущий дым в сумеречный воздух. Острый запах табака смешивался с чем-то незнакомым, танцуя в ноздрях Ремуса и неизгладимо, намертво запечатлеваясь в его памяти. Теперь, всякий раз, когда он чувствовал этот необыкновенный запах, он не просто начинал загораться страстью, он был готов разбушеваться до полной утраты контроля. //Твою мать!!!// Гриффиндорец задрожал, прерывисто втягивая воздух и пытаясь успокоиться. Он с огромным усилием пытался прекратить пялиться на свой последний «мокрый сон», воплотившийся в жизнь и вместо этого уставился на свои ботинки.
«Люпин? Что ты здесь делаешь?», - голос Северуса прозвучал с любопытством, но без подозрительности. //Вот дьявольщина!!!//, подумал Люпин, одергивая свой просторный свитер ниже на бедра, и благодаря всех существующих божеств, что его тетушка сочла, что он на три размера больше, чем в действительности.
«О, я… это… Сев. Я только собирался погулять. Насладиться последними солнечными лучами, знаешь». Ремус почувствовал прилив гордости самим собой, потому что он сумел сдержать свой голос не только от заикания, но и от ломающихся подростковых интонаций тоже. Он поднял глаза, встретившись с этими, тайно обожаемыми, почти утонув в невероятных обсидиановых безднах, когда увидел, какую восхитительную картину представляет собой Северус //Боже, неужели он не понимает, как здорово выглядит!!!//.
«А-а-а. Сейчас довольно поздно, между прочим. Хочешь погреться у костерка?», - юноша поднял мерцающее в левой руке пламя, угол его рта дернулся в полуулыбке.
//ОК, теперь ты откажешься, мол, не стоит так сильно затрудняться, верно?//
«О, конечно!», //Неверно. Вот блин! Вот блин!!!//. Мысли Ремуса бешено ломанулись в разные стороны, но ноги упорно тащили его к подножию Башни, где он попытался, как можно непринужденнее прислониться к стене, после чего протянул руки по направлению к пламени. Сильный жар, распространявшийся волнами от левой руки Северуса, был почти нестерпим, но ничто не могло сравниться с огнем, прожигающим насквозь нервы Ремуса. «И вправду… тепло» //Великолепно, просто великолепно! Еще что-нибудь остроумное выдай, чтобы впечатлить его своим мощным и отточенным интеллектом. Разве не можешь придерживаться с ним нормального общения? Можно подумать, ты только сегодня заметил, что он ходящее - говорящее божество секса, так ведь?//. «Как ты держишь это?»
«Знаешь», - медленно произнес Северус, еще раз глубоко затягиваясь сигаретой, - «Твой акцент становится заметнее, когда ты нервничаешь».
«Я… это… Что?!!», - Северус лишь рассмеялся, видя, как Ремус пытается ухватить ускользающий смысл разговора.
«Да, твое Уэльское напевное произношение так здорово звучит, кажется, что слова просачиваются прямо сквозь тебя. Это довольно классно».
«Классно?» //Он думает, что я классный? Это хорошо или плохо? Дэвид Боуи классный. Но такой кукольный. О, твою мать!!!//
«Не бери в голову, Люпин. Я знаю, почему ты здесь». Ремус уже начал уставать от манеры Северуса никогда в действительности не отвечать на вопросы, но как только он обдумал последнее заявление, его снова обуяла паника.
«Знаешь?!!!» //Он не может, это невозможно… Ох, что если он знает?!!//
«Ну да. Ты здесь, чтобы с кем-то встретиться, я прав? С кем-то с другого факультета? Все они встречаются у Астрономической Башни на выходных, знаешь. Не так уж и трудно было сообразить». Ремус зачарованно, как в трансе, смотрел на дымок, просачивающийся между словами Северуса с его губ. «Итак, кто эта счастливая девушка?»
«Я только…»
«Или парень, без разницы».
«Я действительно… Я говорил тебе правду. Я всего лишь собирался погулять. Правда.», - Ремус не мог решить, то ли быть вечно признательным провидению, что Северус на самом деле не догадался, то ли чувствовать себя несколько разочарованным от того, что ему все еще предстоит мучиться над тем, как сказать Северусу о своих чувствах. А потом отобрать его у Малфоя.
«Правда?», - темноволосый мальчик взглянул на него. Удивление отпечаталось на утонченных чертах его лица.
«Да, правда. А что здесь делаешь ты?», - с некоторым облегчением Ремус вернул вопрос обратно.
«Ничего. Курю.», - Северус пытался говорить непринужденно, но Ремус потратил годы своей короткой пока жизни, наблюдая за реакциями других людей, особенно его интересовали их попытки скрыть мучительные мысли и переживания.
«Правда?», - мягким эхом отозвался он. На мгновение воцарилась тишина.
«Нет, не правда», - он протянул сигарету Ремусу, красиво изогнув одну тяжелую бровь в невысказанном вопросе, и ничего более.
«Я не курю».
«Как хочешь», - Северус затянулся еще раз, затем щелчком стряхнул пепел на холодную землю, - «Люпин?»
«Да?»
«Ты когда-нибудь был влюблен?», - Ремус моргнул, опустил глаза на свои ботинки, затем поднял обратно. Был ли он влюблен?
«Вроде. Я полагаю, ну…», - он вздохнул, запустив пятерню в свои лохматые волосы. «Я не знаю. Я считаю, что быть влюбленным, это значит иметь близкие и дружеские отношения…. Иначе это только слепая и безрассудная страсть, верно?»
Северус засмеялся хриплым лающим смехом, отведя взгляд темных глаз куда-то в сторону,- «Близкие дружеские отношения. Да, это неплохо».
«Почему ты спрашиваешь?»
«Просто убить время, наверное».
Ремус легонько прикусил нижнюю губу. Видя, что Северус находится в явно задумчивом настроении, он решил ободрить его, и спросил: «Ты хочешь пойти куда-нибудь, чтобы поговорить об этом?»
Северус, повернув темную голову, настороженно посмотрел на Ремуса своими нечитаемыми в гаснущем свете солнца глазами. Гриффиндорец был уверен, что он опять отвернется, но Северус заговорил: «Ты был когда-нибудь на верхушке Астрономической Башни?»
«Это… нет».
«Пошли», - Северус бросил окурок на землю, и наступил на него босой ногой, растаптывая пылающие угольки в пепел, пока все они не погасли. Ремус в шоке уставился на это: «Твою мать! Разве не больно?!!»
«Немного. Ты идешь?», - Северус оглянулся на него через плечо, четкая линия длинных черных волос словно заключила его заостренное лицо в рамку. Ремус почувствовал, что распадается на аминокислоты, не сходя с этого места. «Да»
Северус отвернулся, открывая дверь в стене. Он повел Ремуса в темные внутренности Башни. Синее пламя его огонька почти зловеще освещало камни. И пока оборотень, мягко ступая, послушно поднимался по лестницам за своим товарищем, он чувствовал, что если бы на его загривке сейчас была бы шерсть, то она встала бы дыбом от тех смутных предчувствий, которые обуревали его.
Они миновали несколько лестничных площадок и витых пролетов, и в заключение - прямая длинная лестница. Северус открыл тяжелую дубовую дверь, ведущую в поистине изумительную комнату. Он выпустил из руки синий огонек, как только вошел внутрь. Обе стены и куполообразный потолок были, наверное, сделаны из магического стекла, создавая иллюзию того, что комната полностью открыта небу. Телескопы всех типов и размеров размещались на разном расстоянии друг от друга, несколько удобных обзорных кресел расставлены тут и там. Вся комната была залита багровыми лучами заходящего солнца. Вид на запад был удивительным, почти фантастическим. Ремус вдруг понял, что не дышит с тех пор, как вступил в эту комнату.
«Мило, правда?», - голос Северуса звучал так тихо, так близко, и Ремус оторвал взгляд широко распахнутых глаз от роскошной панорамы.
«Это… это… шикарно!!! И почему здесь… почему никто больше не поднялся сюда? Я имею в виду…», - он замялся, внезапно смутившись.
«Хм. На самом деле это вполне законно используемое и часто посещаемое место, так что шансы, что кто-нибудь сюда придет, довольно велики», - Северус волнообразно и неопределенно обвел помещение рукой, по-видимому, указывая на все эти телескопы. И совершенно не обратив внимания, насколько четко и ясно эти его последние слова противоречат тому высказыванию, что, мол, люди приходят к Башне только на выходных, чтобы наладить с кем-нибудь отношения. «Но я сомневаюсь, что кто-нибудь соберется явиться сюда до полнолуния, так что, скорее всего, до этих пор комната в полном нашем распоряжении».
Сердце Ремуса гулко забилось от этой мысли, почти запрыгнув ему в горло от возбуждения. //Почему он упомянул, что мы сейчас одни здесь? Он же не может иметь те же идеи, что и я. Или может?!!// «Здорово!»
«Итак, о чем ты хотел поговорить, Люпин?»
Ремус воззрился на Северуса в изумлении… Разве не слизеринец был, так сказать, первым, кто начал разговор, где упоминалось слово «влюблен», еще внизу?
«Я думал, это ты хотел поговорить. Звучит так, как будто ты еще там…» Он смотрел, как Северус подошел к одной гладкой стеклянной стене и, прижав раскрытые ладони к стеклу, остался стоять спиной к Ремусу.
«Я подумал, я хотел… это…. Я лишь спросил, потому что у меня были некоторые… проблемы… с моим бойфрендом. Я понимаю, что на самом деле у меня нет никого, чтобы поговорить об этом. А потом пришел ты». Голос Северуса хранил его обычные холодные интонации, но было что-то еще, Ремус был уверен в этом. «Я полагаю, не секрет, что у меня не слишком много друзей. Я чувствую, что ты, наверное, единственный человек, с которым я могу поделиться этим».
Ремусу показалось, что он разрывается между стремительно нахлынувшим чувством теплоты, что Северус из всех выбрал его, чтобы довериться, и желанием отшатнуться в отвращении. Потому что тот хотел говорить о Малфое. //Наверное, так чувствует себя Сириус, когда Джеймс хочет поговорить с ним о Лили// «Я здесь, если я нужен тебе, Сев».
«Я всегда знал, что когда ты действительно влюблен, то это больно. Это сжигает тебя от глаз до кончиков пальцев, это кошмарно, такая ужасная тупая боль, которая уходит лишь тогда, когда ты рядом с человеком, которого любишь». Ремус отчаянно желал, чтобы Северус обернулся, он хотел видеть, с каким выражением лица тот говорит таким безжизненным голосом. Это звучало так, как будто он произносил уже давно заготовленную речь, как будто он пересказывал то, что неисчислимое количество времени крутилось у него в голове. Но высокий мальчик продолжал говорить, повернувшись лицом к багровому морю закатного неба. Черные волосы упали с одной стороны на левое плечо, оставив открытой гладкую изящную шею по всей длине. «Любовь сжирает тебя изнутри, захватывает всю твою жизнь, сидит, затаившись до тех пор, пока ты думаешь о чем-либо еще – о домашней работе, семье, развлечениях, о чем бы то ни было, - и затем напрыгивает на тебя, высасывает без остатка всякую способность думать и хоть как-то собраться. Но это стоит того, знаешь, когда ты вместе с человеком, которого любишь. Все уходит прочь. Ты чувствуешь себя так целостно, только абсолютно поглощенным этим человеком и это самое чудесное чувство в мире. Ты понимаешь, что я имею в виду?»
«Да», - бездыханным шепотом ответил Ремус. Это было точно так же… так похоже… Он обнаружил, что думает о Северусе, как это ни странно все время, - когда сидит на уроках, занимается в библиотеке, или всего лишь болтается с друзьями. И это временами причиняло боль, тупую, до самого мозга костей боль, когда он осознавал, что не может быть с ним вместе, что этот замечательный и удивительный человек вместе с кем-то другим.
«Ну, так ты был влюблен?»
«Я… я полагаю…», - Ремус моргнул от внезапного осознания. Он был, он действительно был по-настоящему влюблен в Северуса. Неважно, что тот не имел ни малейшего об этом понятия. Неважно, что реально он начал узнавать его лишь в последние несколько месяцев после лет, в течение которых он его просто не замечал. Неважно, что это замечательное черноволосое создание, которое сейчас так пристально всматривается в надвигающуюся ночь, было безумно влюблено в кого-то другого. Это было.
«Значит, ты понимаешь, о чем я говорю. Это прекрасно, и это же совершенно ужасно. Но… но потом, когда человек, которого ты любишь, начинает терять к тебе интерес, это превращается в медленную пытку». Он засмеялся, фыркнул невесело и Ремус увидел, как он уронил вперед голову. «Знаешь ли ты, что такое быть чьей-то собственностью? Когда единственный искренне проявляемый к тебе интерес возникает лишь тогда, когда у тебя есть что-то, чего он хочет, или когда он думает, что кто-то другой мог «забавляться с его игрушкой»». Голос Северуса был насмешлив и искажен горечью, он был исполнен чем-то вроде отвращения к себе, и это потрясло Ремуса до глубины души. Он никогда не слышал такой ненависти и, что еще хуже, ненависти направленной на себя самого. «Самый наихудший момент в этой, в целом, и так гребанной ситуации это то, что я не знаю, как разделаться со всем этим. Я не знаю, как заставить его любить меня снова. Я не знаю, что мне сделать, чтобы заставить его отпустить меня. Если бы был какой-то выход, я бы сделал все, я осуществил бы самый безумный план, я смог бы выдержать это. Я смог бы вынести эти презрительные взгляды и…», - он внезапно оборвал себя, и Ремус увидел, что Северус повернул голову, как будто он смотрел на гриффиндорца. Последние солнечные лучи не позволяли видеть его лицо, однако четко обрисовывали тонкую фигуру.
«..и что, Сев?», - мягко переспросил Ремус.
«Ничего. Неважно. Но ты понял, что я имею в виду?»
«Я думаю, да. Но…», - Ремус потерял дар речи. Он знал точно, что хочет сказать и что хочет сделать. Больше всего на свете он хотел обвиться вокруг Северуса, защитить его от этого жестокого мира и от любого, кто мог бы обидеть его. Он хотел утешить его нежными словами своей любви и преданности. Сказать ему, чтобы он позабыл Малфоя, который никогда по достоинству не оценивал, какой восхитительный дар он имеет в лице этого шестнадцатилетнего мальчика. Внезапно он обнаружил, что сделал несколько спотыкающихся шагов по направлению к Северусу, так что смог почувствовать едва различимый запах слез, так отличный от его собственного.
«Люпин?», - тихий голос Северуса неуверенно дрожал. Ремус внезапно осознал, как близко он подошел… он был на расстоянии вытянутой руки от слизеринца, который в ответ на его приближение повернулся. Его лицо было окутано тенями, но так близко, что Ремус смог разглядеть выражение глубокого страдания, смешанного со смущением, явно переполнявшим его.
«Я понимаю, что ты имеешь в виду, Северус», - еще мягче произнес Ремус, позволив своей руке медленно, почти как во сне, подняться и провести большим пальцем по щеке темноволосого мальчика, вытирая хрустально мерцающие слезы. Потом он как-то рассеянно взял этот палец в рот, слизывая соленые капли.
«Что… что ты делаешь, Люпин?»
«Не знаю», - искренне ответил Ремус. Он чувствовал ужас, исходящий от друга и захотел утешить его, найти успокаивающие слова, которые унесли бы всю его боль прочь. Но все его чувства были захвачены этими черными глазами и стройным телом, казавшимся пылающим силуэтом на фоне неба. Светящаяся тьма вплыла с первыми мерцаниями звезд, засиявших на небе глубокого темно-синего цвета. Вздохнув, он сократил между ними дистанцию одним легким шагом, нижний край его толстого ворсистого свитера коснулся мягкой ткани свободных брюк Северуса. Он поднял руку к лицу слизеринца, и, прижав ладонь к его щеке, зафиксировал неподвижно голову мальчика. Потом, согнув кончики пальцев, притянул лицо Северуса ближе, так что они оказались друг от друга на расстоянии одного вздоха. Он впился в эти бездонные черные глаза, явственно читая на лице Северуса очень недоуменное и слегка испуганное выражение. Но Северус не отодвинулся, и не отпрянул от него. Он тоже уставился в ореховые глаза гриффиндорца, как олень, пойманный на дороге светом фар. Он моргнул, очень медленным сонным движением, и Ремус зачарованно смотрел, как длинные угольно-черные ресницы пушистыми шторками завесили эти удивительные глаза, оставляя их закрытыми в течение каких-то двух ударов сердца, в этом полуопущенном положении они почти касались щеки Ремуса, а затем снова плавно скользнули вверх. Как будто в трансе, Ремус подвинулся на это разделяющее их расстояние, равное всего лишь длине ресниц, и прижал свои губы к тонким, изящным губам Северуса. Его рука вползла под ливень густых гладких волос, устроившись сзади на грациозной шее. Он чувствовал слабую влажность его пота на коже под волосами, и тяжелый вес темного шелка, щекочущего ему костяшки пальцев. Он осознал, что еще сильнее вжимает свое тело в Северуса, буквально впечатываясь в длинную сухощавую фигуру, настойчиво вдавливая слизеринца спиной в гладкую стеклянную стену. Северус приоткрыл губы в изумленном вдохе и Ремус быстро воспользовался этой возможностью, проскользнув языком между губами, за зубы, заигрывая кончиком своего языка с влажным бархатным языком Северуса. Вначале Северус стоял перед ним безвольно и покорно, но потом Ремус почувствовал, как длинные тонкие пальцы легко дотронулись до его бедер сквозь толстый вязаный свитер, а потом сжались. Рот слизеринца под его натиском ответно шевельнулся, губы раскрылись шире, принимая Ремуса внутрь, целуя его в ответ с такой медленно нарастающей страстью, что это свело весь низ живота гриффиндорца сильным и пронзительным желанием. Он застонал низким вибрирующим где-то в глотке стоном, когда поцелуй начал мучительно и постепенно углубляться. Их языки перепутались и томно переплетались друг с другом. Он чувствовал, как Северус слегка переступил с ноги на ногу, его мускулистые и сухие, как у породистого коня, бедра восхитительно прижались к вздувшемуся бугорку под джинсами Ремуса. Между ними было слишком много слоев одежды, он был в этом уверен, и поэтому провел одной требовательной рукой вдоль пояса брюк Северуса, отгибая тонкую хлопковую ткань его майки, и скользнул ему в трусы своими пытливыми пальцами. Водя ладонью по разгоряченной плоти и рельефно напряженным мышцам, которые он там обнаружил, Ремус вдруг испугался, неожиданно нащупав что-то шершавое и грубое, вроде струпьев или чего-то похожего, на бедре Северуса. Он был напуган еще больше, когда слизеринец внезапно зашипел и сильно отпихнул его, практически швыряя на землю. Ремус припал к земле, задыхаясь от того, что их тесный контакт так резко прервался. Он видел, как тяжело дышит и Северус тоже, как его узкая грудь драматически поднимается и опадает.
«Северус?», - жалобно позвал он.
«Не прикасайся ко мне»,- снова зашипел слизеринец, теперь предостерегающе.
Ремус попытался сосредоточить свои мысли, и принудить себя говорить внятно. Но его чувства уже пытались ликующе улететь обратно к осознанию того, что Северус – вот он, перед ним, и что восхитительная страсть его изящных губ отвечала ему, а не Малфою.
«Я… Извини, Сев. Я просто не смог удержаться… ты выглядел… так грустно».
«Настолько, что ты решил засунуть свой язык мне в глотку, чтобы развеселить меня?», - переспросил слизеринец саркастическим и резким тоном. Но Ремус, черт возьми, не мог удержаться от смеха. То, что он сделал, было так необычно, в конце концов. Особенно в глазах того, кто понятия не имел, насколько Ремус последние несколько недель изнывал от желания сделать это.
«Ну, вроде того. Я имею в виду… это действительно выглядело немного глупо, особенно когда ты все описал такими словами», - Ремус встряхнул головой, золотисто-каштановые волосы упали на глаза, когда он быстро уставился в пол.
«Почему ты так поступил, Люпин?», - Ремус взглянул на него снова, удивленный полным потрясением в голосе мальчика. Он что, настолько неподдельно ошарашен тем, что Ремус Люпин потерял от него голову? Северус казался настолько растерянным и неуверенным в себе, что Ремус снова почувствовал острое желание обнять его и хоть как-то защитить.
«Ну, по обычной причине, по которой кто-нибудь целует кого-нибудь другого, я полагаю. Потому что ты мне нравишься. Потому что ты потрясающе классный, и сексуальный, и совершенный. Потому что ты выглядишь так ранимо, и… и я хотел, чтобы ты знал, что кто-то действительно беспокоится о тебе. По-моему… я думаю… я люблю тебя, Сев», - Ремус плюхнулся без сил в одно из мягких кресел, откинулся назад и убрал волосы от глаз, глядя на хрупкий силуэт друга, теперь так низко опустившего голову, что черные блестящие волосы завесили лицо.
«Сев?»
Когда тот не ответил, Ремус наклонился вперед, намереваясь опять подняться к нему. Но внезапно Северус открыл глаза, и в его взгляде было нечто такое, что заставило гриффиндорца непроизвольно откинуться назад. Что-то маниакальное, преследующее и пугающее.
«Это плохая идея, Люпин», - его голос был предупреждающе тих.
«Ну, без балды! Но, по-моему, ты уже тоже мне поддался, так ведь? Пусть такому полному кретину, который не стоит тебя, но, тем не менее, поддался», - он пытался придать своему голосу шутливую легкость, с помощью которой рассчитывал противостоять этому запугивающему взгляду друга. Но чувствовал, что ужасным образом потерпел неудачу.
«Это не то, что я имел в виду. Ты не знаешь меня… Я мерзкий, Люпин. Действительно очень мерзкий. Если бы ты знал, на что я способен… Я могу обидеть тебя. Очень сильно.»
Ремус не мог сдержать свой голос от дрожи, - «Я… я не думаю, что ты обидишь меня. Я доверяю тебе.»
Смех, что был ответом на это утверждение, ужасал. Горький, мрачный, полная противоположность веселому, он обещал все виды извращений, мучительных и болезненных вещей. Шипящий шепот донесся сквозь внезапно сгустившийся воздух до ушей Ремуса: «О, не следует так говорить, малыш. Это худшая идея, которая у тебя возникла». Все сделалось как-то еще хуже от этого соблазнительного и напевного голоса Северуса, звучащего во мраке. – «Существует так много вещей, которые я могу придумать и сделать с тобой, малыш. Так много милых, замечательных способов, чтобы сломать тебя».
«Северус!!!», - он не мог выдержать это сколько-нибудь еще. Он не сдавался.
«Что?», - почти мурлыканье.
Ремус сделал два шага вперед и отчаянно схватил Северуса за запястья.
«Прекрати! Это не ты! И ты не отпугнешь меня так просто!», - он пытался не показывать, насколько эти темные глаза пугают его. Казалось, будто Северус странствует где-то вдали отсюда, и совершенно потерялся там, а его телом, тем временем, овладела какая-то отвратительная, мерзкая и угрожающая тварь.
Но как только его пальцы сильнее сжали костлявые кисти, он обнаружил, что его друг, подобно распрямившейся пружине, резко вывернулся у него из рук, отпрянув назад. Затем Северус взялся за частично вытащенный край своей майки.
«Хочешь кое-что увидеть?», - спросил он, теперь мертвенным и глухим голосом. Не дожидаясь, что ответит Ремус, он сбросил с плеч подтяжки и задрал майку до подбородка. Гриффиндорец в ужасе застыл, уставившись на сеть шрамов - большинство из них были старыми и белыми, но некоторые свежими - розовыми и блестящими, - они оплетали, пересекаясь, все худое тело Северуса. Поверх пояса его брюк едва выглядывали еще свежие и воспаленные красные рубцы и струпья только-только затягивающихся ран. Это выглядело, как верхний край своего рода узора, но Ремус не мог понять какого именно, так как большая его часть была скрыта под черной тканью.
«Вот, что он делает со мной. Вот так я обучен, как надо любить», - он медленно опустил майку обратно, оставив подтяжки свободно висеть по бокам. «Забудь об этом Люпин. Ты не захочешь быть на моем месте. Доверься мне в этом».
«Ты не будешь…»
«ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я БУДУ ДЕЛАТЬ!», - теперь Северус практически пронзительно вопил, - «Возвращайся к своим друзьям! Возвращайся к своей безопасной и теплой жизни и забудь обо мне!!!»
Ремус был напуган яростью и горечью в словах друга, но он все еще не мог и не хотел отступать, - «Я не могу, Сев».
«Тогда я тебя в порошок сотру! Я разорву тебя на тысячу кусочков, а я не хочу делать этого!». Хуже чем злоба друга, было это чувство обессиливающего поражения. Ремус не представлял себе, что делать, он не имел совершенно никакого опыта. Он не знал, что сказать на все это, как помочь Северусу, и как самому с этим справиться.
«Северус, я…»
«Уходи Люпин».
«Но, я…»
«Просто уходи, и представь себе, что этого никогда не было. Пожалуйста».
Ремус мягко вздохнул, - «ОК. Я уйду. Но я не смогу ничего забыть». Он подошел к двери и оглянулся на Северуса. К своему беспокойству он ясно представил, как темноволосого мальчика накрывают тени наступающей ночи.

Глава 6
Северус чувствовал, что мир распался на куски. Нет, он не взорвался большой и яркой катастрофой. Скорее, его персональный Апокалипсис наступил, как будто кто-то распарывал ткань бытия на лоскутки, а нитки распускались уже сами собой. Он чувствовал, что его жизнь разрушается окончательно.
Он совершенно не мог хоть сколько-нибудь сосредоточиться на уроках. Его домашние задания часто были сделаны наполовину, потому что он не мог усидеть на месте больше десяти минут, или около того. Практически никто на факультете теперь не разговаривал с ним из страха перед возмездием Люциуса. Новость о маленьком происшествии, в результате которого он обзавелся свежайшим набором шрамов, распространилась быстро, и теперь Северус, как правило, сидел утром за завтраком под сопровождение любопытных перешептываний, а то и откровенного ржания одноклассников - слизеринцев.
Сложные цифры и формулы Арифмантики были для него выходом из положения. Предсказуемые модели движения звезд и других небесных тел помогали ему уйти от действительности. Но самое худшее, что с ним случилось, это то, что убежище, которым для него являлись Зелья, теперь было утрачено. Утешение, которое он находил в требующих особой точности и напряжения действиях на этом уроке, гордость за свое превосходящее других мастерство, удовольствие от смешивания и растирания ингредиентов и получения чего-нибудь чистого, истинного и совершенного, - все это пропало, все потеряно, как постигшая его неумолимая расплата.
Вместо этого он чувствовал, как медовые с ореховым оттенком глаза следят за ним повсюду, прожигая дырки на его затылке, лишая его любой способности думать. Когда бы он ни оборачивался сердито, то находил Люпина, смотрящего на него с обожанием и мучительным страданием. //Я сказал, что размажу его по стенке, но он ведет себя так, как будто я не собираюсь даже пальцем пошевелить для этого//, подумал он раздраженно, считая, что лучше бы гриффиндорец вернулся к своей работе, такой же посредственной, как и раньше. Северус взял разделочный нож из аккуратной, отделанной кожей коробки, где хранил свои рабочие инструменты, и злобно принялся шинковать корень лакрицы, сморщив нос, когда тяжелый и сладкий запах распространился от стола. Его нынешняя напарница, Манди Энкисс, отвлеклась от своего очень трудоемкого занятия - срезания кажущихся покрытыми воском хитиновых панцирей у жуков, и наклонилась к нему.
«Северус», - прошипела она заговорщически, пшеничная коса выскользнула вперед по ее плечу, - «Люпин снова пялится на тебя».
«И что?», - проворчал он в ответ, чуть-чуть промахнувшись и воткнув нож вместо черного корня себе в палец.
«И что?!», - переспросила она, недоверчиво округлив глаза, - «Тебе лучше сделать что-нибудь с этим, или Люциус просто взбесится!». Манди не принадлежала к числу немногих приятелей Северуса, но она, казалось, относилась к нему с некоторой жалостью. Но это лишь заставило мальчика еще яростнее нахмуриться.
«Отлично! Тогда, может быть, Люпин перестанет таращиться так дьявольски много!», - тихо прорычал он в ответ. Манди откинулась назад и драматически закатила глаза, - «Как будто тебе это не нравится!», - фыркнула она, прежде чем с легкой гримасой отвращения вернуться к большому жуку на столе. Ему захотелось схватить девочку за горло и чувствительно встряхнуть. //Нравится?!!! Он доводит меня до бешенства!!!// Но затем он за спиной услышал голос профессора Чанг.
«Северус? Ты нарезал эти корни, или расправился с ними?»
Он оглянулся на миниатюрную женщину, стоящую позади него, и слегка покраснел, заметив выражение явного разочарования у нее на лице. Ее миндалевидные глаза посмотрели на месиво, в которое он превратил лакрицу, затем на него. К его досаде, он увидел, как сострадание и жалость проступают в ее морщинистых чертах.
«Действительно, мой мальчик, ты сам не свой последнее время. Если у тебя есть что-нибудь, о чем тебе надо поговорить…» Профессор Чанг редко скрывала тот факт, что Северус был одним из самых любимых ее учеников. Несомненно, она бы усадила его у себя в кабинете и сочувственно кудахтала бы над ним. Затем предложила бы ему один из этих ее кошмарных зеленых чаев и сказала бы, что он слишком юн, во всяком случае, для всей этой чепухи. Профессор Чанг была исключительным преподавателем Зелий, но ее советы, казалось, состояли из единственной пословицы, мол, не надо обращать ни на что внимания. Он безмолвно мотнул головой и она, вздохнув, потрепала его по плечу материнским жестом, после чего пошла к следующему столу. Манди посмотрела ей вслед с несколько презрительным выражением, - «Пронырливая косоглазая китаёза! Правда?» Это было для него уже чересчур!
Северус внезапно бросился через стол вперед, желая задушить ее или любым другим способом выбить из нее спесь. Но вместо этого в полете задел на две трети наполненный кипящим зельем котел. Илистая горячая жидкость выплеснулась на мантию напарницы. Она пронзительно заверещала, ее лицо перекосилось чрезвычайно непривлекательным образом, и все, кто был в классе, повернулись к ним. Они представляли собой дикую картину: одна громко вопит в бессвязном гневе и показывает пальцем на другого, который просто свирепо нахмурившись, смотрит на нее. Профессор Чанг засуетилась вокруг, причитая с этим своим неповторимым кудахтающим акцентом и скорбно тряся головой.
«О, милая Манди, тебе надо бы пройти в изолятор. Северус, а тебе придется вымыть все это. Надеюсь, ты сможешь придти сюда после последнего урока и навести порядок в классе?» Он отрывисто кивнул, в то время как она уже выводила все еще воющую Манди за дверь.
Он кипел от бешенства все остальные уроки. Злость не прошла и тогда, когда он уже подтирал тряпкой лужи в кабинете Зельеделия. Эта авария случилась по причине его вспыльчивого нрава и этой в последнее время постоянной рассеянности! //Надо же было не заметить этот чертов котел!//. Уже занятия закончились, а он все еще вытирал последние разводы грязи с пола. Его мантия собрала на себя всю пыль и остатки разных ингредиентов, пока он неловко ползал по полу. В конце концов, он залез под рабочий стол.
«Сев?», - знакомый голос заставил его непроизвольно выпрямиться, и он сильно ударился головой снизу о столешницу. Слизеринец вылез из-под стола в поистине непотребном настроении. Он сфокусировал всю свою ярость на невысоком мальчике, неуверенно стоявшем перед ним.
«Чего тебе надо, Люпин?», - прорычал он, с остервенением откидывая от лица спутанные волосы.
«У тебя есть для меня минутка?», - гриффиндорец держал руки перед собой, стиснув пальцы в замок. Легкий налет нервозности сквозил во всей его позе.
«Что, тебе недостаточно было выводить меня из себя на уроке?», - резко спросил Северус, вытирая руки об уже и так замызганную мантию. Честно говоря, он был больше раздражен собой, чем кем-либо еще. Своей странной реакцией на это светлое и теплое создание, которое вот так просто стояло перед ним. Как будто бы и не были они отброшены в разные стороны друг от друга сильным взрывом, вызванным их прикосновением друг к другу тем вечером. Но что-то в нем растаяло, когда однобокая усмешка робко начала появляться на лице Ремуса.
«Ну, ты же меня знаешь. Я всегда хочу больше, чем могу иметь, верно?», - нежное поддразнивание в мягком голосе мальчика вернуло Северуса в то, более раннее время. Время, когда они могли разговаривать и шутить друг с другом запросто, до того, когда этот призрак желания, любви и влечения друг к другу еще не повис между ними подобно ядовитому дыму. Северус вздохнул, бросил в ведро тряпку, которой мыл пол, и, прополоскав ее, выпрямился, снова вытерев руки об одежду.
«Давай, начинай», - ответил он с гораздо большим дружелюбием, чем собирался. Молчание одноклассников, пустота их любопытных глаз и скрытые насмешки за его спиной в последнее время, некоторым образом уже закалили его.
«Ну, через несколько дней у меня день рождения… мое шестнадцатилетие… и я хотел бы поинтересоваться, придешь ли ты на небольшие посиделки. Я приглашаю всех друзей, которые у меня есть. Ведь ты мой друг и все тут. То есть я надеюсь, что мы все еще друзья».
Северус пристально вгляделся в эти сияющие глаза и позволил себе на мгновение представить все это. Представить, что он может придти на вечеринку вместе с друзьями Ремуса, как будто он тоже принадлежит их миру. Представить, что смеяться будут не над ним, а скорее над шутками, принятыми в кругу людей, которые заботятся друг о друге. Представить, что он может любить этого воистину всецело восхитительного мальчика, такого умного, дружелюбного и находчивого, который обнял бы его своими сильными большими руками и заставил бы все ужасы и кошмары отступить и исчезнуть только одной своей простой улыбкой и преданным взглядом. //Мы слишком разные//, подумал он, почувствовав, как глубокое уныние распростерлось над ним, как будто в ответ на эти дерзкие фантазии. //Я никогда не смогу жить в его мире, и он никогда не сможет перейти в мой. Я не хочу, чтобы он это делал//. Мир Северуса состоял из тьмы, боли и насилия. И люди там встречались двух типов: те, кто использует, и те, кого используют. Ремус был прекрасным созданием, которое никогда не знало жестокости, необходимости быть хитрым и изворотливым, чтобы хоть чего-нибудь добиться. Какая-то часть души Северуса находила поддержку в чувстве огромной гордости, что он оказался достаточно стойким, чтобы не сломаться и не поддаться этому сильному прекрасному парню перед ним. Вместо этого следовало лишь отрезать от своей жизни эту теплоту, предложенную ему, и отбросить далеко прочь от себя. Так, чтобы он мог смотреть издалека на этот безопасный и прекрасный мир… который был не для него.
«Ремус», - он умышленно воспользовался первым именем мальчика и увидел, как кривоватая полуусмешка превращается в широкую и солнечную улыбку, разрывающую ему сердце своей прелестью. - «Ремус, я не могу придти. Но тебе необходимо кое-что сделать для меня. Спроси своего друга Блэка, что произошло с ним на втором курсе после праздничного ужина на Хэллоуин».
«Но, Сев…», - начал Люпин, смущенно нахмурившись, - «Я не понимаю, что ты …» Он замолк, когда Северус прижал свои длинные пальцы к мягким лепесткам его губ, - «Только спроси его, Ремус».

Глава 7

Это было целое дело - застать Сириуса одного, чтобы поговорить с ним. Большее количество времени он практически приклеился к Джеймсу, так что Ремус смог пересечься с ним только в библиотеке, где он выследил Сириуса, надеясь, что друг потом его простит за такое вероломство.
«Сири, я хочу потолковать с тобой насчет подарка к Рождеству для Джейми. Я знаю, что это несколько рановато, но мне хотелось бы уже приступить к этому делу, чтобы успеть все вовремя. Встретимся через 10 минут за столом справочной литературы на втором этаже?»
Ремус был достаточно убедителен и десять минут спустя Сириус подкрался со спины к маленькому ученическому столу в дальнем углу зала на втором этаже.
«Ну, раскалывайся, Лунатик. Что ты надумал подарить ему?»
«Честно говоря, я не об этом…», - начал Ремус. Заметив, как насупился Сириус, он вздрогнул, но стремительно продолжил, - «Я просто не знал, как попросить тебя, чтобы ты поговорил со мной без… ну, спроси меня, о чем я хочу спросить тебя».
«Это не насчет той тайны, которую ты решил из меня выжать?», - поддразнил Сириус, ухмыльнувшись этой своей порочной улыбкой, которую пыталась перенять за ним половина школьного населения. Ремус фыркнул и отклоняюще повел рукой, позволив себе слегка улыбнуться.
«Хм, это насчет чего-то, о чем сказал мне Северус», - от упоминания имени слизеринца на лицо Сириуса немедленно и неуклонно наползло выражение крайнего раздражения, которое тут же перешло в настоящий гнев.
«О, только не говори мне, что ты все еще общаешься с этой скользкой мразью! Я думал, что ты избавился от него.»
«Ну, как бы… Это долгая история. Но послушай, он сказал, чтобы я кое-что спросил тебя».
«О чем?», - вопрос Сириуса прозвучал настороженно и подозрительно.
«Он сказал, чтобы я спросил у тебя, что произошло после праздничного ужина на Хэллоуин, когда ты был на втором курсе», - Ремус был совершенно ошеломлен трансформацией, произошедшей с лицом друга. Его руки скрестились на груди в обороняющемся жесте, на лице появилось выражение ужасного потрясения и боли, и он слабо прохныкал: «Что? Почему он…», - Сириус остановился, тряхнул головой, затем продолжил обессиленным шепотом: «Ты не хочешь слушать об этом, Ремус. А я не хочу об этом говорить.»
Ремус ненавидел навязчивость, но ему надо было знать. «Пожалуйста, Сири», - он протянул руку вперед, отдергивая одну уцепившуюся за собственный локоть руку друга, и взял ее горячо и крепко в свою. «Я твой друг. Мне надо знать.»
Сириус несколько раз глубоко вздохнул, почти отчаянно хватая ртом воздух, потом наклонился вперед и обхватил голову руками. Он начал тем безжизненным голосом, который неприятно царапнул Ремуса, напомнив о голосе, которым Северус рассказывал о Люциусе.
«На втором курсе мы с Джеймсом сыграли шутку. Шутку с Люциусом Малфоем. Я едва теперь могу вспомнить, что это было. Что-то безобидное и дурацкое. Кажется, мы заколдовали его чернильницу, чтобы она взорвалась, или что-то в этом роде. Мы тогда думали, что это очень весело». Последние слова он практически выдыхал, голос звучал едва слышно, только движение воздуха чувствовалось из-под черных волос. «Я полагаю, Люциус был сильно задет, потому что он отомстил нам с размахом. Или, точнее, отомстил мне. Он, должно быть, подмешал что-то в мой напиток на празднике, хотя я до сих пор не знаю, как он это сделал. Скорее всего, проскользнул на кухню, или что-то в этом роде, я не знаю. Как бы то ни было, я помню, как вышел в туалет, а потом, как очнулся в темноте. Мои руки были к чему-то привязаны над головой, и я лежал на чем-то мягком и слегка затхло пахнущем. Думаю, это была старая кровать.» Хотя Сириус не менял интонации, Ремус вздрогнул. Он знал, что должно последовать нечто кошмарное, настолько глубоко поразившее его обычно такого живого и веселого друга. И он не был уверен, что хочет об этом услышать. Но с этого момента он чувствовал, что в долгу у Сириуса, поэтому не обнаружил своего мрачного предчувствия. Вместо этого придвинулся ближе и медленными круговыми движениями начал гладить его по спине. «Потом кто-то вошел, со светильником. Это был Малфой. С ним была эта законченная гнида, Гойл. Ты помнишь его? Он окончил школу два года назад. Как бы то ни было, он сказал Гойлу поработать немного надо мной. Гойл избил меня кулаками в живот и по всему туловищу, но ни разу не ударил в лицо. Думаю, он боялся, что если оставит какой-нибудь заметный синяк, то у него будут неприятности». Сириус засмеялся хриплым кашляющим смехом, затем продолжил: «Потом Малфой стащил с меня брюки и засунул в меня свой член. Это… это больно. Очень, очень сильно.». Ремус в ужасе и изумлении смотрел, как слезы беззвучно стекают по щекам товарища. «А потом, когда он закончил, то плюнул мне в лицо и сказал, что если я расскажу что-нибудь кому-нибудь, он сделает то же самое с Джеймсом, и что деньги его папаши смогут купить ему достаточно времени для этого, прежде чем его смогут выставить из школы». Очень странно было наблюдать потоки слез, не сопровождаемых рыданиями или искаженным лицом. Но Ремус мог только мотать головой снова и снова, обхватив сильными руками плечи Блэка и прижимая его к себе: «О, мне так жаль, Сири, мне так сильно… так сильно жаль».
Но Сириус еще не закончил. «Лунатик, Лунатик, ты должен дослушать меня», - твердил он настойчиво. «Вот почему, я говорил тебе держаться подальше от Снейпа!»
«Я… я не понимаю, Сири».
«Кто, как ты думаешь, сделал зелье, которым для начала меня тогда опоили, Ремус?».

Глава 8

Северус сидел у основания Астрономической башни. Это было одно из часто посещаемых им мест. Он любил прислониться к холодному камню и думать. Вдобавок, ему забавно было наблюдать за целующимися парочками, пришедшими сюда якобы для «сверхурочных занятий». Но сегодня вечером это, скорее, вызывало довольно мучительные воспоминания. Он глубоко затянулся своей самокруткой, набитой смесью табака и семян мака, что являлось сильнодействующим снотворным. Он надеялся, что это его сможет достаточно подготовить, чтобы он мог поспать хотя бы половину ночи. К сожалению, это снотворное часто вызывало беспокойные и яркие сновидения. //С моим душевным состоянием, скорее всего, это будут кошмары//, подумал он мрачно, и слепо уставился в ночь, выдыхая терпкий ароматный дым в холодный воздух.
Он был настолько охвачен своими собственными мыслями, что не заметил, как кто-то близко подобрался к нему. До тех пор, пока не услышал тихое угрожающее ворчание, донесшееся из темноты. Оно прозвучало так близко, как будто это неизвестное существо находилось буквально в двух шагах. Но Северус ничего не мог видеть из-за отсутствия освещения у основания Башни. Растущая луна скрылась за набежавшими облаками.
«Привет», - позвал он осторожно, подумав, что это, скорее всего чья-то собака, выпущенная погулять.
«Северус…», - рычание, раздавшееся в ответ, почти оглушило его. Темноволосый мальчик, бесполезно вглядываясь во тьму, почувствовал, как по спине побежали мурашки.
«Люпин?»
«Да, это я», - голос гриффиндорца был ниже и грубее, чем когда-либо, и звучал очень опасно. Северус ощутил покалывание, холодящее его гораздо больше, чем ноябрьский воздух: страх. //Он, должно быть, узнал…//. Его пробрала нервная дрожь, вызвав, вдобавок, трепет волнения под ложечкой. //О, ты ведь отвратительный, больной ублюдок//, подумал он про себя, нервозно облизнув губы.
«Поговорил с Блэком, так?»
«Да, поговорил. Я не понимаю этого, Северус, но считаю, что ты был прав, предупреждая меня насчет тебя», - прорычал Люпин, едва сдерживаясь от гнева: «У меня есть только один вопрос».
«Спрашивай»
«Ты помог Малфою изнасиловать одного из моих лучших друзей. Так за что ты настолько ненавидишь Сириуса, что опоил его в такой хлам?»
Северус вскинул голову. Мальчик все еще пытается понять его, все еще пытается найти способ представить это происшествие случившимся не по вине слизеринца. //Что за самонадеянность позволила мне когда-либо даже мечтать о том, что я могу хотя бы дотронуться до него? Самая мысль об этом нелепа.// Он знал, что ему надо вывести Люпина из этого заблуждения, избавить от любых ошибочных мыслей о том, что он мог как-то искупить эту вину. Он решил рассказать ему совершенную и полную правду, которую знал от Малфоя, единственную истину, которая никогда не срывалась с его губ. Он встал, вытянувшись во весь рост. Отряхнул брюки и нацепил на лицо наивысокомернейшее выражение, которое только сумел слепить. Он повернулся в том направлении, откуда доносился голос Люпина и начал: «Ты думаешь, Люциус сделал это лишь потому, что Блэк сморозил какую-то там идиотскую выходку? Это то, что рассказал тебе Блэк, не так ли? Ты даже не представляешь, почему все это случилось в действительности. Так позволь мне просветить тебя, мой наивный друг. Люциус Малфой воспылал страстью к Сириусу Блэку. Он хотел его самым ужасным образом… и в двенадцать лет он был достаточно глуп, чтобы предположить, что, изнасиловав Блэка, он смог бы выпустить свое пламя наружу», - он хрипло и лающе засмеялся. «Изрядная глупость. Но тогда Люциус был немного более импульсивен, когда дело касалось его… слабостей. Конечно же, этого не случилось, он лишь захотел его еще хуже после данного маленького инцидента. И если ты питаешь какие-то иллюзии насчет моего участия во всем этом… Это именно я сделал зелье, которым опоили твоего друга. Зелье, которое на некоторое время погрузило твоего друга в сладкие сны, я придумал на первом курсе.» Он намеренно позволил горделивым ноткам вползти в голос: «Мой первый курс, Люпин. Первый курс. И я сделал зелье, которое представляет огромную проблему для многих взрослых магов. Мне было одиннадцать, когда я принял участие в своем первом изнасиловании. Однако, послушай, я тоже думал, что после этого он, возможно, забудет о Блэке. И когда этого не произошло… Знаешь ли ты, что это такое – лежать в объятьях человека, которого ты любишь больше всего на свете и слышать, как он бормочет имя другого во сне?», - Северус отпускал на свободу каждую каплю скопившейся в нем горечи за все, что он перенес за эти годы. «Или слышать, как он называет тебя чужим именем, когда имеет тебя в рот. Слышать, как он бранит тебя, принижает, и причиняет тебе любую боль, которую он только смог придумать лишь потому, что ты не тот человек, которого он на самом деле хочет? Быть наказанным за того, кем ты не являешься? Ты прав. Я ненавижу Блэка. Я ненавижу его хуже, чем по какой-нибудь разумной причине. Эта боль не проходит и никогда не пройдет!» Он начинал, задыхаясь от усилия, но постепенно его голос становился все громче и громче: «ТАК ХОРОШЕНЬКО ПОСМОТРИ, МАТЬ ТВОЮ, ЛЮПИН! ПОСМОТРИ НА ВЕЩЬ, ВЛЮБИВШИСЬ В КОТОРУЮ ТЫ СОВЕРШИЛ САМУЮ ГЛУПУЮ ОШИБКУ В СВОЕЙ ЖИЗНИ! Я НЕНАВИЖУ, И НЕНАВИЖУ, И НЕНАВИЖУ, И ЭТОЙ НЕНАВИСТИ НИКОГДА НЕ БУДЕТ ДОСТАТОЧНО! КАЖДУЮ НОЧЬ Я ПОЗВОЛЯЮ ЕМУ РЕЗАТЬ МЕНЯ НА КУСОЧКИ, МУЧИТЬ, БИТЬ МЕНЯ, ВЛАМЫВАТЬСЯ В МЕНЯ И ИМЕТЬ МЕНЯ КАК ЕМУ ХОЧЕТСЯ – ВСЕ СРАЗУ ДЛЯ ЕГО СОБСТВЕННОГО МЕРЗКОГО УДОВОЛЬСТВИЯ, И Я БУДУ ДЕЛАТЬ ВСЕ, ЧЕГО БЫ ОН НИ ЗАХОТЕЛ, КОГДА БЫ ОН НИ СКАЗАЛ МНЕ!!!» Он знал, что полностью утратил над собой контроль, знал, что кричал о тех вещах, о которых не собирался никому и никогда рассказывать, знал, что его глаза, должно быть совершенно безумны. Он изо всех сил вцепился в свои волосы и рванул их, желая, чтобы какая-нибудь физическая боль смогла отвлечь его от жуткого рева в голове. Северус упал на колени, задыхаясь и хрипло втягивая воздух, полностью пропав в водовороте хаоса, которым сейчас являлись его мысли. Он ждал чего-нибудь, что погасило бы это его состояние. И он не был разочарован.
Тяжелая фигура, выпрыгнувшая из темноты, легко свалила его с ног и опрокинула на спину. Всем своим весом это сгруппировавшееся мускулистое тело внезапно придавило его грудь, и вылетевший из темноты кулак, ударил в лицо. Он почувствовал, как привычно расцветает боль, и засмеялся небу, убирая руки от головы, оставляя ее беззащитно открытой. Продолжающееся свирепое и дикое рычание над ним прорывалось сквозь тишину ночи, как будто распарывая холодный воздух. Устойчивый град ударов осыпал лицо, грудную клетку, живот, сбивая ему дыхание. Но он продолжал смеяться, теперь беззвучно, молча благодаря своего нападающего, за замечательное наказание, за мучительную агонию, которыми была переполнена его жизнь. Северус слышал, что фигура над ним тяжело пыхтит от напряжения. Он поднял руки и тыльной стороной пальцев нежно провел по влажным щекам Ремуса. //Почему он плачет? Разве он не знает, что сделал доброе дело? Разве он не знает, что он - мой прекрасный, прекрасный ангел?// «Спасибо тебе», - прошептал он своему избавителю, надеясь, что тот слышит. Он, должно быть, услышал, потому что голос, огрубевший от ярости и слез ответил ему: «Будь ты проклят, Северус! Будь проклят ты и твои отвратительные, извращенные игры, и будь проклят Малфой, и будь проклято твое чертово…» Он почти захлебывался, шумно и прерывисто дыша, не переставая наносить удары с каждым «будь проклят» по несопротивляющемуся телу, распростертому на земле. Вдруг он рухнул сверху на лежащую под ним длинную фигуру и вжался лицом в шею Северуса. Слизеринец кожей чувствовал, как шевелятся мягкие губы Люпина: «Я ненавижу тебя, ненавижу тебя, ненавижу тебя, я ненавижу тебя…»
Северус улыбнулся безразличной луне и, с трудом подняв одну руку, длинными пальцами отвел мягкие, густые волосы от лица Ремуса. «Спасибо тебе», - прошептал он, слегка повернув голову и приблизив губы к теперь открытому уху гриффиндорца. Другой рукой он медленно поглаживал спину Ремуса. «Спасибо»,- снова произнес он. Блаженный прилив благодарности снял с него все напряжение, как сильный наркотик.
«Я тебя ненавижу», - теперь голос Ремуса звучал спокойно и совершенно неубедительно. Он уткнулся носом Северусу в шею. Его всхлипывания постепенно затихали, переходя, скорее, в мирное сопение.
«Я знаю, любимый», - ответил Северус, отстраненно удивившись своей собственной дерзости. Конечно, он вряд ли осмелился бы назвать это великолепное создание словом «любимый». Это слово приберегалось для пары холодных серых глаз, а не для этих теплых, ореховых с золотистыми крапинками. Он мягко переместил крепкое тело Ремуса так, чтобы вывернуться из-под него, и сел, прислонившись спиной к сырому граниту Башни. Затем он поудобнее устроил Ремуса в своих руках. Северус чувствовал, как холод пробирает его до костей там, где спина касалась Башни, его бедра были прижаты тяжестью Ремуса к почти замерзшей каменной плите. Грудь и живот, как бы то ни было, приятно согревало тело приникшего к нему гриффиндорца. Северус обнаружил, что тот одет всего лишь в тонкую футболку и джинсы и цепко обнял его руками, заодно перепутав длинные ноги с ногами Ремуса, чтобы передать ему как можно больше тепла. Сопение Ремуса теперь практически затихло, он мерно дышал на груди Северуса, и молчал.
Северус подумал, что, несомненно, наговорил достаточно для побоев и улыбнулся, осторожно дотрагиваясь языком до разбитой нижней губы. Внезапно Ремус в его руках развернулся и уставился на него. Призрачно-бледный лунный свет позволял обоим видеть друг друга, правда, немного неясно. Северус почувствовал, что попал в западню этих золотистых глаз и зачарованно смотрел, как испуганно округляется пухлый рот Ремуса, как рука с толстыми мозолистыми пальцами, поднявшись, легонько прикоснулась к его губам, после чего убралась обратно во тьму.
«Бог мой! Я и вправду тебя прилично изукрасил!», - прошептал Ремус, скользнув взглядом по теперь красным подушечкам своих пальцев. Под лунным светом они казались почти черными. Северус серьезно кивнул и повторил: «Спасибо».
Ремус встряхнул головой, пристально глядя в темные глаза, - «Я не понимаю тебя, Сев».
Северусу хотелось, чтобы он все понял. Поэтому он попытался объяснить как можно лучше, - «Ты пытаешься думать обо мне, как о хорошем человеке. Но я не хороший, Ремус. Я очень плохой человек».
«Нет, ты не плохой. Мне бы хотелось этого. Так было бы проще и легче. Но ты не плохой.», - это прозвучало так, как будто Ремус разгадывал сложнейшую головоломку. Северус тихо вздохнул, засмотревшись, на то, как от его дыхания слегка шевелятся каштановые с золотистым отливом волосы. Довольно длинная густая челка так мило свесилась на глаза Ремуса.
«Нет, я действительно плохой, Ремус. Ты не знаешь и половины вещей, что я сделал.»
«Меня не волнует эта половина вещей, что ты сделал!», - Внезапный гнев в голосе Ремуса испугал Северуса. Впрочем, не настолько, чтобы вывести его из этого туманного и чудесного состояния, которое, казалось, окутало его, с тех пор, как Люпин начал его избивать. «Я могу… я только знаю, что ты не плохой. Если бы ты был плохим, ты вряд ли рассказал мне хоть о чем-нибудь из всего этого. Ты бы просто воспользовался мной, а если и рассказал, то позже, когда это было бы очень болезненно».
«А сейчас не болезненно?», - нежно спросил Северус и легонько провел пальцами вниз по мягкой щеке друга, с наслаждением касаясь крепкой, слегка колючей челюсти.
«Да, болезненно. Но не так сильно, как могло бы быть. Я хочу, чтобы ты оставил свои попытки отогнать меня прочь, Сев. Я ведь не могу заставить себя прекратить любить тебя».
«Нет, можешь», - прошептал Северус, наклонившись, чтобы глубоко вдохнуть запах волос Ремуса. Его голова пахла потом, и чем-то таким темным и диким, что это переполнило все чувства Северуса, бесповоротно овладевая им.
«Нет, не могу», – твердо произнес Ремус. Он откинулся назад и крепко взял Северуса пальцами за подбородок. Он был сильный… но Северус уже знал это, по силе его ударов… Эта широкоплечая фигура содержала в себе огромное количество энергии и мощи. Северус обвел взглядом предплечья гриффиндорца, которые он никогда еще не видел обнаженными, отмечая, насколько они крепко сбитые и мускулистые, хотя и не чрезмерно накачанные. Просто врожденное сложение.
«Сев», - теперь громко и отчетливо велел Ремус, - «Посмотри на меня». Северус тотчас же покорно перевел взгляд на его лицо, и посмотрел в эти доверчиво раскрытые глаза. «Я не могу перестать любить тебя. И я знаю, что ты любишь меня тоже». Северус отрицательно мотнул головой, в то время, как его предательский язык, как во сне, ответил за него,: «Да, это правда».
«Тогда почему ты пытался отпугнуть меня?!!! Я только этого не понимаю!!!»
Северус улыбнулся, и снова наклонившись вперед, мягко прижал свои губы к Ремусовым. Он тут же почувствовал, как сильные руки обвились вокруг его шеи и сидящий у него между колен мальчик, не переставая пожирать его глазами, внезапно и настойчиво попытался заползти своим языком ему прямо в горло. Северус от изумления приоткрыл рот шире, руки скользнули вниз к бедрам Ремуса. Он был полностью порабощен этим упругим языком, которым Ремус хозяйничал у него во рту, не давая ему сомкнуть губы. Стон Ремуса завибрировал у него в глотке. Его губы, ранее разбитые, ныли под натиском гриффиндорца. И так как Северус не мог усилить поцелуй хоть как-то еще, то запустил руки под тонкую футболку, провел ладонями по крепкой пояснице, потом скользнул вверх, и ногтями слегка оцарапал его широкие лопатки. Ремус снова громко застонал, выгнув спину. Северус почувствовал, как эти большие руки требовательно притянули его ближе за шею, сам он обхватил длинными ногами талию гриффиндорца. Им казалось, что прошли часы, когда, оба, наконец, оторвались друг от друга, тяжело дыша. Лицо Ремуса разрумянилось, и он выглядел так, как будто у него только что отобрали что-то жизненно важное. Он медленно провел языком по своим губам, теперь запятнанным кровью Северуса, как будто собираясь слизать каждую соленую каплю, оставшуюся после поцелуя.
«Я пытался напугать тебя», - наконец ответил на вопрос Северус, - «Потому что не хотел развратить и испортить тебя собой».
Ремус моргнул один раз, второй, как будто пытался что-то отогнать от себя.
«Сев», - произнес он мягко, - «Ты хоть понимаешь, что ты даже еще большая жертва Люциуса, чем Сириус?»
Северус почувствовал, что сказочно-призрачное состояние, в котором он так уютно и тепло устроился, внезапно покинуло его. Его лицо исказилось от гнева, и он замотал головой в яростном отрицании, черные волосы грозовым облаком летали вокруг лица. «Нет». Он вскочил, резко распутавшись с Ремусом, и продолжая мотать головой. «Нет. Нет. Нет. Я ничья не жертва». Ремус встал вместе с ним. Он протягивал руки к его лицу, пытаясь погладить и успокоить его, но Северус теперь не мог вынести этих прикосновений. «Нет!», - злобно выплевывал он.
«Пожалуйста, Сев, тебе не надо стыдиться этого…»
«НЕТ! Я НИЧЬЯ НЕ ЖЕРТВА! УБЛЮДОК! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ?!!!» - беспомощно и пронзительно крича, Северус выскользнул из рук Ремуса. Он ни о чем не мог думать, не в силах встретить это лицом к лицу… Он просто сбежал. Он чувствовал только жесткую твердую землю под ногами, когда бежал, оставляя золотистого мальчика с его невыносимыми и ужасными обвинениями далеко позади себя.

Глава 9

«Бурная ночь?», - сочувственно поинтересовался Джеймс следующим утром за завтраком. Ремус устало кивнул, безразлично набирая себе с общей тарелки печеные помидоры.
«Да, вроде того… я…», - он заметил, как внезапно на нем остановились внимательные глаза Сириуса, который многозначительно нахмурился в его адрес. Ремус почувствовал, что слегка задет тем, что его друг считает его настолько распущенным парнем, у которого на уме одни поцелуи. И немного вызывающе продолжил, обращаясь к Джеймсу: «Я, во всяком случае, на это рассчитывал».
Сириус, немного расслабившись, откинулся на стуле и с прежним энтузиазмом вернулся к поглощению омлета. Джеймс кивнул Ремусу, добавив: - «Мы можем чем-нибудь помочь с этим?»
Младшекурсник со вздохом кивнул, надкусывая остывшую сосиску. «Нет, вряд ли. Впрочем, спасибо, Джейми. Со своим личным хламом в голове я и сам разберусь» //И, подразумевается, что ты такой же отзывчивый друг, как и несколько недель назад. Сомневаюсь, что ты действительно утешал бы меня, если бы я спросил совета, как заполучить парня, который позволил мне только поцеловать себя. И это когда я так невероятно, просто дьявольски изнемогаю, только лишь вообразив, что мы с ним близки.// Его глаза скользнули на слизеринский стол, но этим утром Северуса там не было. Он снова вздохнул, отложив вилку в сторону. Как он собирался есть это, если жратва казалась похожей на только что оставленное собачье дерьмо. Он снова поднял голову, почувствовав, что Сириус легонько постучал по его затылку. «Ты в таком загрузе, Лунатик»
«Я догадываюсь»
«Ты догадываешься? Он в загрузе, правда, Питер?», - сурово адресовал Сириус младшекурснику. Питер с каким-то затуманенным взглядом оторвался от текста по Гербологии, - «Чего?»
«Посмотри, это же совершенно очевидно», - продолжал Сириус, как будто Питер мог оказать ему воодушевляющую поддержку. «Я думаю, что ты…» Тем не менее, что именно подумал Сириус, могло катиться ко всем чертям, потому что Ремус увидел, что в обеденный зал прокрался Северус. У Ремуса сжалось сердце, когда он увидел, что высокий мальчик держится за стенку. Он не заметил следов их ночной драки: лицо Северуса было на удивление чистым от синяков и ссадин, так, слегка обведенные черным глаза и как будто обветренные губы. Ремус предположил, что, скорее всего, забота о таких вещах не представляет большой проблемы для личности, которая настолько виртуозно варит самые разные зелья. Темные глаза слизеринца бегло просканировали зал, мгновенно найдя Ремуса. Они просто уставились друг на друга бесконечно долгое время, затем Ремус с надеждой улыбнулся. Северус сразу же опустил взгляд. Легкий румянец затемнил его щеки, прежде чем он снова посмотрел на Ремуса. //Как можем мы после вчерашней ночи быть настолько прозаичными, настолько обычными, черт возьми, даже заштампованными в проявлениях своих чувств, как будто это похоже на какой-то банальный среднестатистический подростковый роман?// Ремус не представлял, как ответить на свой собственный вопрос. Тем не менее, он обнаружил, что непреодолимо восхищен реакцией Северуса, который нерешительно улыбнулся ему, перед тем как поспешить к столу своего факультета. Ремус проследовал за ним взглядом, наблюдая, как тот садится на скамью.
Он почти упустил из вида Малфоя.
Блондин пристально всматривался в лицо Северуса, буквально изучая его. При этом он что-то в полголоса ему говорил. Затем Малфой подозрительно нахмурился, и темноволосый мальчик низко опустил голову, уставившись в поверхность стола. Вдруг эти бледные глаза вперились в Ремуса, и это было похоже на внезапный электрический разряд, проскочивший между ними. Казалось, что воздух потрескивает от статического напряжения, как будто между ними протянулась искрящаяся электрическая дуга. Вызов в их взглядах казался почти осязаемым. Нахмуренное выражение Малфоя сгустилась в воистину злобно оскаленную маску, и гриффиндорец почувствовал, что один угол его рта приподнялся в рычании. Но что-то потянуло его за рукав, прерывая их зрительный контакт.
«Что?!»,- выпалил он, обнаружив рядом Питера, моргающего на него в шоке и немалом испуге.
«Ты… ты рычал», - заикаясь, почти неслышно промямлил Питер. Ремус кинул взгляд на остальных друзей и заметил, к своей досаде, что они уставились на него с одинаково потрясенными лицами. Взгляд Сириуса скользнул на слизеринский стол, и оборотень обнаружил, что тот увидел всю картину в целом. Все, происшедшее между ним, Северусом и Малфоем… и, вероятно, его друг тут же сделал свои собственные выводы.
Все сделали свои выводы.
«Ну что ж», - сказал Джеймс, прокашлявшись, и явно пытаясь смягчить ситуацию, - «Я полагаю, мы теперь знаем, что тебе помешало сегодня выспаться…»
Но Сириус гневно оборвал его: «Боже, Ремус! Ты что, счел происходящее правильным и сразу помчался к нему со всех ног после того, как я рассказал тебе все?!!! Или ты из гребанных приличий подождал пару часов?!!!» Его лицо исказилось от омерзения, и едва контролируемая ярость неравномерно раскрасила скулы в багровые тона.
«Это совсем не так, Сириус», - спокойно ответил Ремус. Он был абсолютно уверен, что ему вовсе не хочется обсуждать эту тему прямо здесь. И в самом деле, другие гриффиндорцы повернулись и смотрели на них. Даже несколько Равенкло с соседнего стола внимательно прислушивались к разговору, повернув головы в их направлении.
«А как?», - прошипел Сириус, - «Я полон страстного желания разобраться. Ты что, решил, что он просто жертва обстоятельств? Или, может, был кто-то другой, кто сделал это? КАКУЮ ЛОЖЬ ТЫ СКАЗАЛ СЕБЕ, ЧТОБЫ ПРЕДСТАВИТЬ ЭТО В ПОРЯДКЕ ВЕЩЕЙ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ТРАХНУТЬ ЕГО, ЛУНАТИК?!!!»
«Я не трахал его», - Ремус знал, что он никогда не сможет объяснить ему все. Также он даже не надеялся, что существует возможность укротить дикий и вспыльчивый нрав Сириуса. Поэтому он просто старался говорить спокойным и рассудительным тоном.
«Ох, неужели?!!! И часто ты рычишь на бойфрендов тех парней, с которыми ты не трахаешься, а?!!!», - крик Сириуса возрастал, становясь все громче, и даже успокаивающая рука Джеймса у него на предплечье не могла удерживать его на месте. Он перегнулся через стол, практически плюясь Ремусу в лицо: «Что ж, я надеюсь, он того стоит», - проорал он, - «Потому что я думаю, что ты собираешься потерять одного друга, когда произойдет окончательный расчет!». С этими словами он резко оттолкнулся от стола и вышел из зала. Ремус грустно смотрел, как он уходит, потом наклонился и спрятал лицо в ладонях. //Это совсем не доброе утро//.
Ремус промучился несколько следующих уроков, уныло глядя в пергамент. История Магии казалось, протекала еще тягомотней, чем обычно. Неудача на Трансфигурации слегка нарушила мрачное однообразие его мыслей. Потом был обед, лишь едва сносный, - Сириус отсутствовал, что бросалось в глаза. К тому же Джеймс тоже быстро ушел, - наверняка успокаивать и смягчать скверное настроение их друга. Только Питер все покашливал, как будто пытаясь спросить о чем-то, когда взгляд Ремуса иногда останавливался на нем. Единственным ярким пятном для оборотня мог показаться урок Зелий. Хотя это было сомнительное утешение, принимая во внимание, насколько дергано двигался Северус и какой при этом у него был замороженный взгляд. Зелья оказались достойным завершением этого тускло тянувшегося дня, заметил с некоторым отвращением Ремус. Северус окинул класс быстрым взглядом, потом отвернулся к слизеринцам, и старательно игнорировал его все оставшееся время урока. И, конечно, он напутал в своей работе гораздо больше, чем обычно. //Это не зелье, а какая-то совсем непотребная дрянь! // Ремус остался после урока вычищать от грязи свой котел. От таких грустных перспектив на весь остаток вечера он совсем сник, поэтому решил ненадолго выйти погулять по тускло освещенному коридору.
Он сразу же заметил Северуса. Мальчик стоял внизу, на самой нижней ступеньке лестницы, ведущей в темноту еще более глубоких подземелий Хогвартса. Рядом на площадке стоял Малфой, и что-то тихо говорил ему прямо в ухо. Северус уставился перед собой неправдоподобно расширенными глазами, в которых металась паника. Его вид напомнил Ремусу перепуганную лошадь, поэтому он не удивился, увидев, что темноволосого мальчика трясет мелкой дрожью. Там же, совсем близко, находились и несколько других парней. Невероятно высокий школьник, гораздо выше Северуса, и существенно мощнее его, с песочного цвета волосами и слишком юным, почти детским лицом. Парень пониже, с тонкими и заостренными, как лезвие шпаги, чертами жестокого лица, волосы цвета дикого грецкого ореха ниспадают до плеч. Еще один широкоплечий старшекурсник, с красновато-коричневой насыщенного оттенка кожей и длинными черными волосами. Его глаза были такой черноты, что выглядели, как будто он их подкрасил. Ремус не мог вспомнить почти никого из них, так как они не были его одногодками. Впрочем, он часто видел, как тот высоченный слизеринец разговаривал с Северусом. Он выглядел почти также испуганно, как сам Северус, но неудачно пытался это скрыть, переминаясь с ноги на ногу и пожевывая нижнюю губу. Ремус вспомнил, что этот мальчик учится всего лишь на четвертом курсе, как Питер. Крабб было его имя, Гевин Крабб. А чернявый парень… Не был ли он одним из Лестренджей? Ремус посещал уроки Истории Магии с его младшей сестрой, Индирой. Третий слизеринец был для него практически «чистым листом», некто с фамилией на букву «Р», вроде бы. Он, этот парень, смотрел на все происходящее с садистским любопытством. Тем временем, Малфой протянул руку и провел длинным пальцем вниз по щеке Северуса, что заставило того резко отдернуться и отрицательно замотать головой. Ремус подобрался ближе, желая знать, о чем они сейчас говорят. Рассеянный свет факелов позволил ему запросто довольно близко подкрасться незамеченным. Особенно ему упростило задачу то, что внимание всех четверых было сосредоточено на Северусе.
«Но ты уверял меня, Северус…», - голос Малфоя был шелковым, фальшиво дружеским, - «Действительно, и я верил тебе. Ты разочаровал меня.»
«Ничего не было, Люциус. Клянусь тебе.», - губы Северуса сжались в тонкую линию.
«Я имею в виду…», - Малфой продолжал так, как будто ему ничего не было сказано, - «…что не особенно виню тебя… он ведь такой симпатичный маленький трахатель. Но я думал, что наш маленький тет-а-тет той ночью все прояснил?»
«Пожалуйста, Люциус…», - Ремус почувствовал запах пота прежде, чем увидел, как испарина маленькими бусинками выступила на лбу Северуса.
«Полагаю, что я мог быть как-то недоходчив? Это так?», - Ремус видел, как капля пота тоненькой струйкой медленно сползла по оливковой щеке. - «Ну что ж, мне всего лишь придется выразиться яснее. Гевин, подержи его руки. Ну!»
Верзила выступил вперед. Лицо его выражало мучительную нерешительность. В конце концов, он крепко схватил Северуса за запястья и заломил ему руки за спину, спокойно пробормотав: «Извини, Сев.» Северус просто кивнул. Нервничающий Гевин очень неудобно выкрутил ему кисти рук.
«Теперь, я думаю, начнем…», - Малфой внезапно прервался, нахмурившись. Бегло осмотрел площадку… и заметил Ремуса, скрывающегося в тени.
«Какого хрена, тебе надо здесь, мать твою, Люпин?!!!», - оскорбительно и грубо спросил он, переводя внимание всех своих спутников на гриффиндорца, почти слившегося со стеной. //Как я спустился сюда?//, мельком удивился Ремус, пытаясь одновременно осознать, откуда исходит это, такое, черт подери, громкое и угрожающее животное ворчание. //Вот дерьмо! Это что – я?!// Это была последняя внятная мысль перед тем, как ярость снесла остатки разума в его голове. Он бросился на Малфоя.
Блондин был довольно высок, намного выше Ремуса и его живот представлял собой замечательную мишень, в которую Ремус тут же с разбега воткнулся головой. Они оба упали на пол. Малфой негодующе вопил, и Ремус тут же повысил свое угрожающее ворчание до взбешенного рыка. Оборотень не обращал внимания на неистовые удары, которыми Малфой осыпал его спину, бока, лицо, всюду, куда только мог попасть. Вместо этого он потянулся вперед и намотал на кулаки пряди этих густых и серебристых длинных волос. О! Это на ощупь было так восхитительно!!! Даже восхитительнее, чем звуки шмяканья вопящей плоти о камень, когда Ремус начал бить Малфоя головой об пол.
Раз. Малфой выглядит ошеломленным, но все еще не в силах заткнуться. Он настойчиво требует, чтобы приятели помогли ему.
Ремус отмечал все это как бы со стороны. Так наблюдает учитель.
Два. Крики становятся более неразборчивыми, похожими на кошачье мяуканье.
Три. Великолепные кровавые кляксы, похожие на роскошные цветы разбрызгиваются от пола, Ремус чувствовал их на своих губах. Звуки воплей куда-то пропадают, становится все тише и тише.
Четыре. Тело Малфоя уныло расслабилось, его симпатичный милый рот обмяк.
Пять. Он не чувствовал больше ничего достойного, с чем можно было бы сразиться еще, поэтому он бросил эту пустую башку на пол и повернулся к парням, которые стояли, разинув рты. Лестрендж и другие пялились на него в полной прострации. Они казались глубоко неспособными справиться и примириться с фактом, что кто-то не только отважился напасть на Люциуса Малфоя, но и избил его до потери сознания. Притом довольно быстро. Высокий мальчик, Крабб, отпустил Северуса, и теперь, казалось, почти спрятался за спину своего недавнего пленника. Его лицо было искажено страхом и благоговейным трепетом, впрочем, скорее, больше страхом.
Теперь Северус. Темноволосый мальчик взирал на него с бесконечно сложным и непонятным выражением лица, и Ремус внезапно почувствовал к нему острый прилив любви. Там был страх. Был, конечно. Но было также и что-то вроде радостного ликования, похожего на то, что он видел прошлой ночью. Почти религиозный экстаз. Этим своим непередаваемым взглядом Северус впился в лицо Ремуса.
Ремус медленно встал, слегка облизнув губы, потом утерся тыльной стороной рук о свое лицо. Он больше размазал крови, чем вытер, но Северуса, кажется, это не беспокоило. Ремус обернулся к парням – слизеринцам, все еще глазеющим на него. «МОЙ», - прорычал он, потянувшись вперед и крепко хватая Северуса за несопротивляющуюся руку. И запятнанный кровью, как смерть, неумолимая в заявлении своих прав, он потащил темноволосого мальчика вверх по лестнице к свету.

Глава 10.
Северус, слегка ошеломленный нынешним состоянием дел, послушно бежал вверх по лестницам за Ремусом. Больше шокированный своей собственной реакцией на происходящее. Теперь он чувствовал непреодолимое влечение к гриффиндорцу, совершенно очарованный и плененный им. Поскольку его стремительно тащили вдоль пустых коридоров, как добычу, он обнаружил, что не может смотреть в какую-нибудь одну точку. Его взгляд прыгал по сверкающим каштаново-медовым волосам Ремуса, спускался вниз к мощной шее, и скользил по широким плечам. Плечам, так неудачно скрытым черным сукном форменной школьной мантии.
«Ремус…», - начал Северус, не зная точно, что именно он собирается сказать дальше, но уверенный, что ему просто необходимо увидеть лицо Люпина.
«Заткнись, Сев», - пробормотал тот в ответ, чуть ли не злобно, и слизеринец почувствовал, как его накрывает волна разочарования и тревоги. //Бог мой//, подумал он с некоторым страхом //Я что, схожу с ума по Ремусу Люпину? Что происходит со мной?//
«Но, Ремус…»
С грозным ворчанием Люпин повернулся, освободив руку Северуса, - «Я сказал, заткнись!!!», - рявкнул он и бросил мальчика спиной об стену. Северус ударился с глухим стуком, без сопротивления и не протестуя. Молниеносно Ремус наскочил на него, настойчиво вдавливаясь всем своим весом в высокое худое тело слизеринца. Нависнув над ним, он принялся нагибать голову Северуса вниз, до своего уровня, нажимая изо всех сил своей мощной рукой на основание его шеи. «ТЫ ТЕПЕРЬ МОЙ… ТЫ ПОНЯЛ?!!!», - угрожающе рычал он, и этот низкий злобный голос вызвал у Северуса глубокую и примитивную реакцию.
«Да», - покорно прошептал он, опустив взгляд. Так, как он был приучен тяжелыми кулаками отца и ядовитым языком матери.
Но Ремус внезапно с силой оттолкнулся от него. Северус робко поднял на гриффиндорца испуганные глаза. Теперь Ремус уставился на него широко раскрытыми глазами, в которых смешались гнев, страх и растерянность. «Что случилось со мной?», - сокрушенно прошептал мальчик в темноту коридора, не подозревая, как близко он вторил более ранним мыслям Северуса, - «Я не хочу, чтобы ты смотрел на меня вот так, Сев. Я не хочу, чтобы ты боялся меня».
Слизеринец не представлял себе, что делать. В определенной мере, он боялся Ремуса. Дикое создание, которое жестоко избило Люциуса до бессознательного состояния, внушало ужас. Но это также был мальчик, который однажды, запинаясь, пригласил его посмотреть квиддичный матч между Кардиффскими Вайвернами и Бульдогами Аббатства Ордена Бани так, как будто отказ разбил бы ему сердце. Тот же самый мальчик, который, после по-настоящему омерзительной ночи с Люциусом, спел ему воистину странную песенку какого-то маггла, Северус никогда о нем не слыхал, и расплылся в самой великолепной улыбке, когда, наконец, заставил своего друга засмеяться.
//Танцуй до изнеможения, Бросай свои сны и вон из постели; Ты будешь во власти нечистой силы; Если ты одинок, встряхнись; Я тоже одинок, детка, мне это знакомо// *
Ремус продолжал, не зная о состоянии Северуса, который укрылся в воспоминаниях, - «Мне нравится… мне нравится, когда ты смотришь на меня, как будто я что-то значу. Когда ты смеешься со мной… когда … Боже, я не знаю. Твои глаза, они такие…Я не хотел напугать тебя. Пожалуйста, Сев, я никогда не причиню тебе боли… Я имею в виду… никогда больше».
Темноволосый мальчик сделал несколько шагов вперед. Мысли обо всем этом продолжали кружиться в его голове. Но внезапный наплыв девичьих голосов прервал его размышления. Он, огляделся и заметил группу третьекурсниц, которые, остановившись, глазели на них. Приглушенный хор хихиканий и смешков эхом отозвался в коридоре.
«Есть где-нибудь место, где мы можем поговорить наедине?», - вполголоса спросил Северус у Ремуса. Тот просто молча кивнул и снова повел его по коридору. Северус шел за ним, не глядя на девчонок, низко опустив голову, когда проходил мимо них. Он взбешенно удивлялся про себя, какого черта он спросил у Ремуса о том, где можно поговорить, если сейчас он был в состоянии думать только о гораздо более интересных вещах, которые можно делать губами и ртом, а никак не о разговорах. Он не мог заставить себя разобраться в этой неразберихе новых чувств, которые испытывал к Ремусу. Это было похоже на то, как будто, после нескольких месяцев весьма платонической, но вполне устраивающей его дружбы, он вдруг подцепил заразный вирус любовной горячки. И это было то, чего он никогда не чувствовал по отношению к Люциусу. //Это не совсем полная правда… тебе понравилось увидеть его сильную сторону, не так ли? Признай это… ты испугался не его, а себя… и своей реакции на подобного сорта вещи. Как возбуждает тебя зрелище небольшого кровопролития, как твоего, так и чьего-нибудь еще. Насколько взволновала тебя мысль о том, что он может сделать с тобой…// Но это была, также, еще не вся история. Все смешалось в голове Северуса. Покровительственность, которую он чувствовал к Ремусу, желание сохранить ему безопасность и невинность. Радость, которая пела в нем, когда Ремус оказался единственным, кто защитил его, закрепив свои права на него таким зверским способом. Способом, который он желал Люциусу все эти годы за то, что тот вытворял с ним. Неприкрытая, животная страсть, которая пульсировала в его венах, и над которой он посмеялся бы еще несколько недель назад. //Если бы кто-нибудь сказал мне в октябре, что пройдет совсем немного времени, и я так сильно, до боли захочу Ремуса Люпина, я бы рассмеялся прямо в лицо этому кретину. Я и малыш Люпин? Нелепость. Но вот я тащусь за ним, Бог знает куда, и пытаюсь представить, как трахнуться с ним, хотя прошло всего совсем немного времени с тех пор, как он просто избил моего предыдущего бойфренда, и оставил валяться на полу бесформенной массой//. Он пытался обуздать смех, грозящий выплеснуться через край, и поэтому упустил момент, когда Ремус перед ним остановился. Он легонько воткнулся в спину Люпина, и удивленно огляделся: «Это… это случайно не вход в гриффиндорское общежитие?», - моргнув, спросил Северус. Он скептически смотрел на портрет довольно безвкусно одетой толстой женщины, которая, как только увидела его, тоже нахмурилась.
«Надеюсь, ты не собираешься приглашать этого мальчика сюда?», - надменно спросила она. «Зачем? Его волосы не мылись столетиями, а его мантия – жалкое зрелище. Он явно не гриффиндорец.»
«Да, это вход на мой факультет, и да, Полная Леди, я собираюсь пригласить его, он мой друг», - ответ Ремуса прозвучал несколько напряженно. Северус прикусил губу, но больше ничего не сказал.
«Лютик», - добавил он пароль.
«Очень хорошо, мой милый, я полагаю, тебе лучше знать», - вздохнул портрет с материнской тревогой, и распахнулся, давая им пройти.
Северус мельком, практически без интереса, оглядел пустую комнату отдыха. Его мыслями все еще владели совсем другие образы. Ремус вел его дальше по широкой винтовой лестнице в верхние комнаты, и попутно объяснял ему: «Эйдан и Брайан спустились на ужин. Они сказали мне, что собираются потом надолго засесть в библиотеке». Северус предположил, что это, наверное, соседи Ремуса по комнате, смутно вспомнив, что Ремус как-то прежде что-то упоминал о них. С все возрастающим тревожным предчувствием он вошел за мальчиком в его спальню, и одним долгим взглядом окинул внутреннее пространство комнаты. Широкие кровати, задрапированные темно-малиновой тканью с золотым шитьем. Довольно похожие на слизеринские постели, хотя там цветовая гамма была выдержана в зеленых и серебряных тонах. И, конечно, здешние кровати были укомплектованы легче, чем это необходимо в подземельях, где располагался факультет Слизерин - изящные легкие покрывала против толстых шерстяных одеял с пододеяльниками. И, что типично для мальчишек–подростков, комната была в полном беспорядке. Бессистемно разбросана грязная одежда, книги валяются на полу, доска c не доигранной партией волшебных шахмат осталась на чьей-то кровати, покинутые игроками фигурки тихо о чем-то спорили друг с другом. Ремус жестом указал, по-видимому, на свою кровать, предлагая Северусу сесть. Слизеринец осторожно присел на краешек, неуверенный, с чего начать. Честно говоря, он точно знал, с чего хочет начать. Но подумал, что это может показаться как-то совсем уж нахально, – напрыгнуть на Ремуса и жадно впиться в него ртом.
Гриффиндорец предпочел остаться стоять, неловко прислонившись к подоконнику.
«Итак, что мы собираемся делать, Сев?», - спросил он несчастным, но с проблеском слабой надежды голосом, запустив одну руку в волосы, и рассеянно их теребя. Северус еле подавил желание ответить: «Ты о чем?», - и вместо этого серьезно обдумал вопрос.
«Я не знаю», - искренне ответил он. «Я знаю, чего мне хочется… но, честно говоря, я не вижу выхода из всех этих проблем. Я знаю, что мне сегодня ночью еще предстоит получить по полной программе, когда я вернусь к себе в общежитие. У тебя, наверняка, будут большие неприятности с Дамблдором за нападение на Люциуса. Твои друзья будут продолжать ненавидеть меня, и я, возможно, буду продолжать ненавидеть их.» Он глубоко и тяжко вздохнул, но все-таки сумел вымученно и криво улыбнуться Ремусу. – «Разве я еще раньше не говорил тебе, какой ты идиот, что выбрал меня, чтобы влюбиться?»
«Не сегодня. Я считаю, что должно быть, заслужил это», - сухо ответил Ремус.
«Считаешь, должно быть, что я тебя сильно оскорбил», - Северус с удовольствием наблюдал, как Ремус начал улыбаться вопреки себе, как тихое хмыканье срывается само по себе с его губ.
«И что же такого сделал ты, о великий растлитель моей невинности?»
«Ну, не меньше, чем сам дьявол», - величественно ответил Северус, - «Разве ты не знаешь?»
Тихое хихиканье Ремуса перешло в смех в полную глотку, и он рухнул на колени, прямо перед Северусом. Все еще улыбаясь, он сложил руки на коленях темноволосого мальчика, и положил сверху голову. Он прижался к нему щекой, искоса поглядывая вверх. Северус наблюдал за ним, удивляясь, как этот человек может вызывать в нем такую сильную бурю чувств и эмоций. От вызывающего холодную испарину страха, до яростной страсти, до бесстыдного, но какого-то нежного удовольствия или просто почти детского веселья.
«Ты выглядишь, как собака, когда твоя голова лежит вот так, на боку», - мягко прокомментировал он, и был удивлен расширившейся улыбкой Ремуса.
«Ты и половины об этом не знаешь, любимый», - ответил он, позволяя своим пальцам вкруговую блуждать по бедрам Северуса. «Так чего тебе хочется?»
Северус глубоко вздохнул и принял решение броситься в омут с головой. Что еще хуже с ним может случиться? «Мне хочется изучить все твое тело своими губами. Мне хочется поглотить твой член целиком. Мне хочется заставить тебя выкрикивать мое имя, а потом оставить тебя потным, бесформенным месивом», - он заворожено смотрел, как темно-малиновый румянец расцветает на щеках Ремуса, и внезапно невероятный прилив энергии опьянил его. Люциус никогда, никогда не отзывался таким образом. Ни широко-раскрытыми глазами, ни прерывистым от страсти дыханием, ни зардевшимися щеками, как будто расцветающими прямо на его глазах. Внезапно осмелев, он понизил голос до соблазнительного шепота: «Но что мне необходимо больше всего, так это, чтобы ты прикоснулся ко мне, Ремус, любым способом, каким только захочешь… Просто прикоснись ко мне».
Северус не совсем понял, каким образом он вдруг оказался на спине, лежа на роскошном плюшевом покрывале, которым была застелена кровать Ремуса. Но вполне осознавал, что лежит, вжатый в матрас весом одного очень, очень требовательного гриффиндорца, который теперь оседлал его талию и поедал живьем, начиная с губ. У него закружилась голова от этой бури ощущений: влажный бархат Ремусова языка во рту, пульсирующая боль там, где сильные руки стискивали его плечи, восхитительное трение крепких бедер и ягодиц Ремуса по его растущей эрекции. Казалось, что поцелуй длился вечно. Северус поднял руки и обхватил шею Ремуса, чувственно двигая своими бедрами под ним.
«О, Боже, Сев», - прошептал, наконец, Ремус, окончательно оторвавшись от него. Жажда обладания превратила его глаза в расплавленное золото. Он впился взглядом в пару бесконечно черных глаз слизеринца. Северус в ответ просто пристально смотрел на него, равно оглушенный бездной впечатлений, которую вызвал один только этот поцелуй. Теряя рассудок, Северус подумал, что он никогда в жизни не знал истинного желания и потребности в ком-либо… никогда до этой секунды, когда Ремус поцеловал его и потом оторвал свои губы от его рта. Сильнее сжав его в объятиях, он перекатил Ремуса на бок, и прильнул к нему еще теснее. Его бедра удобно и плотно располагались между ног гриффиндорца. Он чувствовал, что Ремус возбужден также сильно, как и он сам, и мысль об этом привела его совершенное в неистовство.
И прежде чем он успел подумать о чем-нибудь другом, он снова припал ртом к губам Ремуса, и, нежно целуя все, что оказывалось под его губами, двигался ниже к горлу. Он жадно облизывал и сосал эту нежную кожу, смакуя вкус солоноватого пота и чего-то неописуемо приятного, перекатывая разгоряченную плоть между губами и языком. Его нос улавливал соблазнительный запах от волос мальчика – грубоватый, мускусный, и абсолютно неповторимый. Он услышал громкий мычащий стон Ремуса, - и это воспламенило его еще больше. Северус спустился ниже, с рычанием оттягивая воротник Ремусовой мантии. Проворные пальцы быстро и ловко распутывали сложные завязки и откидывали толстые складки черного сукна, открывая довольно выцветшую футболку и джинсы. Северус сильно прикусил нижнюю губу, чтобы справиться с каннибальским желанием укусить Люпина. Ремус мягко оттолкнул его в грудь, и темноволосый мальчик смущенно посмотрел на него.
«Я сам сделаю это», - спокойно промолвил Ремус, сочным и огрубевшим от вожделения голосом. «Ты пока сними свою одежду».
Ну конечно, это было то, чего он хотел. Северус быстро скинул с себя мантию, забросив ее небрежно куда-то за спину, таким же образом он обошелся с рубашкой и брюками. Потом посмотрел на Ремуса, только что стянувшего с себя футболку. Его прекрасная белая кожа была покрыта шрамами, соперничающими с его собственными. Маленькие разрезы и большие рваные раны, - их было много. Они выглядели сделанными как-то бессистемно. Не отчетливо и аккуратно, как бывает, когда используется нож. Некоторые из них были похожи на укусы животных, другие же явно были причинены человеческими ногтями. Глаза Северуса изучали это поврежденное тело, которое во всех других отношениях было просто совершенным. Широкая грудь с довольно развитой мускулатурой, большие и мощные руки, крепкие плечи. Наконец, их глаза встретились. Ремус смотрел на него, робко моргая, и в то же время, слегка вызывающе. Северус моментально вжал его спиной в кровать и припал губами к четкой линии его ключицы, жадно облизывая и целуя. Он обводил шрамы языком, нежно покусывал толстую плоть рубцов, запоминая тело Ремуса своим ртом. Языком он шлифовал светло-бронзовые соски, кружа и дразня их, гордясь и упиваясь вздохами и стонами, которые он слышал от своего друга. Ремус был явно ошеломлен. Довольный такой реакцией Северус прижал его еще сильнее во весь рост к матрасу. Он принялся прокладывать языком влажную дорожку вниз, к слегка выступающему тазобедренному суставу Ремуса, покрывая весь его живот легкими, как крылья бабочки поцелуями. Прошелся, легко касаясь языком, вдоль пояса вытертых синих джинсов, на секунду остановившись, чтобы расстегнуть их и стащить вместе с трусами вниз по бедрам, окончательно его раздевая. Наконец Ремус лежал перед ним совершенно обнаженный, весь оплетенный шрамами. Это смотрелось почти завораживающе. Его возвышающийся над животом возбужденный член – толстый и крепкий, как и он сам, подрагивал на прохладном воздухе. Северус неосознанно облизнул губы, как ребенок, увидевший хорошую порцию мороженого. Он заставил себя подождать, и вместо этого снова опустил голову и начал целовать эти крепкие бедра, слегка разведя их в стороны, и гуляя умелым языком по их внутренней поверхности, еще более бледной, чем везде. Запах Ремуса там был сильнее, первобытнее и Северус почувствовал, что его собственный член, тяжело запульсировал между бедер. Он попытался немного сдержать свое вожделение.
Ремус сокрушенно корчился. Звуки, которые он издавал, были смесью рычания, стонов и задыхающихся криков. «Прекрати дразнить меня, Сев», - в конце концов потребовал он, приподнявшись на локтях и свирепо уставившись на любовника. Слизеринец был просто очень рад угодить Ремусу, к тому же их желания совпадали. Ему нравился грубый командный тон в голосе гриффиндорца. Он подвинулся выше, и как только его губы медленно сомкнулись вокруг головки Ремусова члена, из глотки Люпина вырвался почти пыточный стон. Северус поднял глаза, продолжая скользить ртом вниз по толстому стволу члена, медленно кружа языком. Ремус откинулся назад, его глаза почти закатились под веки, расслабленные губы приоткрылись, издавая мучительные хриплые вздохи. Северус не мог решить, что сексуальнее … ощущение подобного упакованному в нежнейшую бархатную кожу стальному стержню члена, входящего все глубже в его рот, или эти полуоткрытые блестящие розовые губы и страстные звуки, что вырывались из горла Ремуса: «Охх-х-х… Боже… Сев…. Я не могу… ах-х-х». Дар речи совершенно покинул его, когда Северус решил на мгновение отпрянуть назад, оставив на свободе его возбужденный член влажно сияющим. Он снова двинулся вниз, немного по-другому, более медленно и настойчиво погружая себе в горло эту возбужденную плоть, и продолжая смотреть на Ремуса. Он обнаружил, что сам извивается и ерзает сбоку кровати, бесполезно втирая свое собственное возбуждение в матрас. Головой он продолжал двигать вверх и вниз, постепенно наращивая скорость. «Я не могу… Я сейчас… Сев….», - последнее было уже просто страдальческим шепотом, выдохнутым в потолок. Ремус выгнулся дугой, конвульсивно смяв в кулаках мягкую ткань покрывала, его глаза широко и потрясенно распахнулись от нахлынувшего блаженства, как только он кончил Северусу в рот.

* – Песня - «Raw power» by Iggy Pop.

Глава 11
Очень медленно разумные мысли просачивались обратно в голову Ремуса. Он лежал на спине, щурясь в потолок, рот все еще открыт. Ни одно из его маленьких сексуальных приключений не позволяло ему чувствовать себя даже наполовину так замечательно. Ни тисканье и зажимание в раздевалке, ни поцелуи украдкой, ни даже единственный, краткий опыт с Джоффри Ридом в душевой комнате, хотя тогда он, честно говоря, и довел себя до оргазма. Но это… Он ощущал, как будто все его тело было наэлектризовано, как будто оно приобрело сверхчувствительность… Он чувствовал легкое дуновение воздуха, слабо сквозившее по его коже, невероятную мягкость бархата под пальцами, и вес Северуса между его ног…
Он резко сел, глядя вниз на своего любовника. Северус, легонько облизывая губы, смотрел на него бездонными черными глазами почти с тревогой.
«Бог мой, Сев», - прошептал Ремус, - «Это было бесподобно». Его сердце воспарило ввысь, как только он увидел, что уголки тонких губ приподнялись в улыбке.
«Я рад, что тебе понравилось», – слегка осипшим голосом тихо ответил мальчик. Ремус снова залюбовался им. Гладкостью этой узкой грудной клетки и длинных рук, чудесными сексуальными линиями стройных бедер, сейчас частично прикрытых свободными черными трусами… Он внезапно закусил нижнюю губу, в небольшом замешательстве от того, что так поспешно кончил, и не успел никак по-другому отреагировать на заботу темноволосого мальчика.
«А что я могу сделать для тебя?», - спросил он, решившись исправить положение дел. Он и близко не был так опытен, как Северус, но принял решение наверстать упущенное. Прямо сейчас, если возможно. Он подтянул Северуса ближе к себе на кровать, и почти испугался, увидев смущенное выражение его лица: «Сев?»
«Просто … я не привык, чтобы… люди… спрашивали меня, чего я хочу…» - робко запинаясь, ответил мальчик. Ремус расплылся в широчайшей ухмылке, глядя на сладкое выражение невинности на губах, которые только что были сомкнуты вокруг его члена. Может, Северус не настолько уж и превосходил его в опыте, как он думал.
«Что ж, привыкай», - твердо сказал он, водя рукой по плечу Северуса, наслаждаясь ощущением гладкой обнаженной кожи под ладонью. «Правда, Сев, я никогда, честно говоря, не занимался этим раньше. Ты ведь… ну, в общем, дай мне небольшие указания», - Он высказал эти слова немного нерешительно, потупив глаза. Но потом опять быстро перевел взгляд на лицо слизеринца, когда услышал от него: «Ты на самом деле хочешь знать, чего я хочу?»
«Да!»
Темные глаза были скрыты под свесившимися прядями черных как смоль волос, но голос Северуса звучал отчетливо: «Я хочу, чтобы ты трахнул меня».
Восхитительный мороз пробрал Ремуса по коже. //Боже, но как же мне нравится, когда он разговаривает вот так//, подумал он бессвязно, наблюдая, что Северус склонил голову набок, глядя на него сейчас почти лукаво. //И это выглядит так, как будто ему тоже нравится говорить со мной таким образом…//. Он перевернулся на бок, и провел одним пальцем по скуле Северуса, отводя в сторону его волосы. Ремус чувствовал, что в выражении его глаз бушует возбуждение, которое он при всем своем желании не в силах был скрыть, оно буквально выплескивалось через край.
«Будь точнее», - прошептал он, желая услышать, как его любовник опишет это действие, которое он никогда не делал. Северус усмехнулся. Он положил голову на согнутую в локте руку и наполовину прикрыл глаза. Это сделало его выглядящим потрясающе и чудесно распутным.
«Я хочу видеть, как твой член снова станет сильным. Потом я хочу, чтобы ты вложил мне в рот свои пальцы, чтобы я мог обсасывать их так, как я это делал с твоим членом».
«Ммм… продолжай».
«Я хочу почувствовать твою руку у себя между ног, почувствовать, как ты вводишь в меня свои влажные пальцы, и я буду представлять, что это твой член. Я хочу, чтобы ты видел, как я извиваюсь под твоей рукой, умоляя тебя, чтобы ты взял меня…»
Ремусу стало трудно дышать, он удивился, обнаружив, что его член снова твердый, как камень. Впрочем, чему удивляться, - все, что так сильно вдохновляло его - находилось прямо перед ним в виде длинного, сухощавого тела Северуса. Рот Ремуса скривился в испорченной ухмылке. «Покажи мне», - прошептал он слизеринцу. Северус медленно кивнул, и подвинулся ближе, медленно потянувшись вперед и взяв его за руку. Он подтянул его указательный палец к своим губам, и молниеносным движением умелого языка легонько провел по подушечке, прежде чем всосать этот палец в рот целиком. Ремус тут же почувствовал мощный прилив крови к лицу и члену. Решающая схватка между его застенчивостью и похотью только усилилась глубоко захватывающим волнением, как только он увидел, что Северус принялся облизывать другой его палец. Язык Северуса мучительно дразнил его. Слизеринец, оставаясь на кровати, встал на колени, и наклонился к Ремусу, продолжая сосать и покусывать его пальцы.
Ремус свободной рукой нетерпеливо попытался спустить его черные трусы ниже, и Северус незамедлительно отреагировал, тут же их сбросив. Ремус смотрел, как зачарованный на длинные стройные бедра открывшиеся его взгляду. Такие изящные, как он их себе всегда и представлял, пусть даже и поврежденные бесчисленными шрамами и воспаленными, как от ударов плеткой красными рубцами. Фактически, эти травмы почему-то делали Северуса даже более привлекательным, добавляя в его образ какой-то опасной таинственности. Ремус перевел глаза на лицо мальчика, наблюдая, как его темная голова поднимается и опускается над уже трясущейся от возбуждения его рукой. Он неохотно отодвинулся и спросил, дрожа, как в ознобе: «Что дальше?»
Темноволосый мальчик опустил глаза: «Зависит от того, как именно ты хочешь трахать меня».
«Я хочу видеть твое лицо. Можем мы… можем мы сделать это таким образом?»
В ответ Северус лег на спину, и плавно развел ноги. Ремус едва мог поверить, насколько он сейчас возбужден … это было так, как будто он никогда раньше вообще не знал, что значит возбуждение в его истинном смысле. В его голове сейчас была полная сумятица отчаянно скачущих мыслей. Главная мысль, которая настойчиво его беспокоила, была о том, сможет ли он сделать все правильно, не причинив Северусу боли. Он на это надеялся.
«Тебе надо немного меня расслабить», - мягко проинструктировал Северус, взяв его руку и притянув кончик одного влажного пальца к своему анусу. Ремус нежно и бережно начал медленными круговыми движениями пропихивать свой палец внутрь. Услышав тихий стон Северуса, он убрал оттуда руку и еще больше покрыл палец слюной, прежде чем осторожно протолкнуть его в это тугое отверстие. Он был удивлен, что ему довольно легко удалось проскользнуть в эту невероятную теплоту и мягкость.
«Да… вот так…», - Северус дышал с усилием, и Ремус увидел, как со смуглых щек слизеринца вниз по шее начал медленно распространяться румянец. «Сейчас можешь добавить еще один…»
Немного неловко Ремус протиснул второй палец, испытывая страх, что он может поцарапать Северуса ногтями. При этом он был совершенно поглощен тем, как тот реагирует на его прикосновения. Бедра Северуса слегка повернулись, и его член рывком поднялся над животом. Пораженно Ремус наклонил голову и сильно провел языком по всей длине темно-красного члена. Громкий стон Северуса его просто осчастливил. Он лизнул снова, теперь еще основательнее. Ремус был шокирован, почувствовав цепкое прикосновение длинных пальцев на своем лице, но послушно поднял голову, и посмотрел в пылающие темные глаза.
«Завязывай со всем этим, мне нужно, чтобы ты трахнул меня прямо сейчас».
Ремус задохнулся от страсти, в то время как Северус потянул его за плечи к себе, обхватывая своими длинными ногами его талию.
«Я не знаю, что…» – начал он, но был прерван Северусом, который протянул вниз смоченную слюной руку и обильно смазал его член. Ремус беспомощно упал вперед, рухнув на своего любимого, зажав, как в ловушке его руку между их телами.
Северус слегка выгнул спину, и чуть выше приподнял бедра, потом осторожно подвинул эту свою зажатую между ними руку, правильно располагая член Ремуса.
«Теперь можешь толкать», - сказал он и Ремус, движимый примитивным и диким желанием, подчинился. Он теперь совершенно не обращал внимания на свои страхи и беспокойство. Глубокий вздох и болезненная гримаса Северуса не отпугнули его, стоило ему только почувствовать, как великолепно, горячо и тесно обхватывает его член это тугое мускульное кольцо.
«ОБожеГосподиБожемойБожемой…» Ремус знал, что безостановочно лепечет, не в силах заткнуться, полностью охваченный приливом этих совершенно новых, но таких замечательных ощущений. И он двинулся всем телом вперед, зарывшись лицом в шею Северуса, тяжело дыша сквозь густые пряди черных волос, разметавшихся вокруг его лица.
Всей длиной своего туловища Ремус вжимался в темноволосого мальчика, его член глубоко погружался в это гибкое тело, острый дымный запах, смешанный с ароматом какой-то травы щекотал его нос… Он чувствовал, что совершенно поглощен происходящим, абсолютно и полностью теряет самообладание. Он чувствовал чистый восторг! И это было здорово!!!
Затем Северус слегка задвигался под ним, чуть-чуть отпрянув назад, и Ремус поднялся на ладонях, уставившись в его лицо. Он знал, что его рот открыт, знал, что волк смотрит сквозь его глаза, но не беспокоился об этом. Все, что сейчас имело для него значение, было прямо перед ним – этот мальчик, с потемневшим, как будто в тисках ужасной лихорадки, лицом, стонущий под ним. Он в порядке опыта качнул бедрами вперед, и был вознагражден новым наплывом ощущений, к тому же Северус снова попытался немного пошевелиться под ним. Ремус слегка передвинулся, пытаясь найти более удобное положение для своих бедер, и толкнул еще раз, теперь вырвав из любовника испуганный полувздох – полустон. Он дико усмехнулся, и ударил снова, пристально уставившись в полуприкрытые чернильные глаза, наблюдая, как они закатились под веки, когда он сделал еще более сильное и глубокое движение членом. Не подозревая, что у него оскалены зубы, Ремус резко начал безжалостно и зверски биться членом в Северуса. Он торжествующе зарычал, как только увидел, что Северус неистово, как от боли, закорчился под ним, выгибаясь всем телом. Слизеринец громко стонал, отчаянно вцепившись в его шею. Ремус знал, что не сможет долго выдержать такую скорость… все это было слишком стимулирующе. Поэтому он перенес вес на одну руку, протянул вниз другую и крепко схватил мучительно возбужденный член Северуса, принявшись в безумном темпе качать рукой. Одновременно он ударял своим членом в мальчика настолько сильно, насколько мог, почти полностью выходя из него и глубоко входя обратно, теряя ритм от охватившего его бешенства. Он позволил себе совершенно отпустить себя во власть своих инстинктов и плотских желаний. В качестве предвестника сладостного финала он ощутил дикую дрожь, передернувшую спину, и сильное напряжение мускулов. Затем оргазм обрушился на него с мощью волны цунами, превратив его в лихорадочно дрожащий и вопящий кусок плоти. С некоторым удовлетворением он почувствовал теплый всплеск в своей руке и безвольно рухнул всем весом на Северуса.
«ОБожеБожеБожеБожеБоже…» Ремус знал где-то в глубине подсознания, что голос, который выпаливал, задыхаясь, эти бессвязные слова, принадлежал ему, но это казалось далеким и неважным. Все его тело было напряжено, как будто он только что пробежал марафонскую дистанцию. Он аккуратно вышел из Северуса и перекатился на бок. Он улегся большей частью своего веса на безвольно расслабленное бедро Северуса, и посмотрел на своего любовника.
Пряди перекрученных черных волос склеились от пота и разметались по всему лицу Северуса, похожие на какие-то тайные символы. Его губы были сжаты в загадочном выражении, тяжелое дыхание с усилием вырывалось через его большой нос, ноздри трепетали от напряжения. И эти невероятные глаза пронзали Ремуса насквозь, теперь открытые и ясные, и очень настороженно на него смотрящие. Он не мог выдержать это неуверенное выражение в глазах любимого. Ремус нежно провел рукой по щеке Северуса, пытаясь осознать и представить, каким же образом выразить это совершенное и глубокое обожание, которое он испытывал, это переполняющее его чувство завершенности. Рациональный холодный голос в его голове рассудительно нашептывал ему, что глупо было чувствовать себя таким образом. Потому что, возможно, всему виной разбушевавшиеся гормоны, его подростковый возраст, и дюжина других причин, молчаливо приписываемых им его более чем глупому и безрассудному поведению. Но это не ощущалось, как гормоны, или возраст, или какие-то другие причины. Это чувствовалось как что-то великое и чудесное, и даже гораздо более грандиозное, чем лишь два этих простых понятия.
«Я так сильно люблю тебя, Сев», - прошептал Ремус. Он хотел сказать хоть что-нибудь, что угодно, этому мальчику, который отдал ему себя, как удивительный и необыкновенный подарок.
«Знаешь, это вряд ли что-то меняет», - сказал Северус с тихим вздохом.
«Это меняет абсолютно все!», - с совершенной и полной уверенностью выпалил Ремус.
«Я все еще собираюсь расплатиться за все, когда вернусь в свое общежитие»
«Останься со мной, а?»
«Ремус! Я не могу, ты же знаешь».
«Если он тронет тебя, я вырву ему кишки и скормлю бабуинам профессора Аргота.», - серьезно и спокойно пообещал Ремус.
«ОК, ты прав, это меняет дело», - Северус задумчиво переплел свои пальцы с волосами Ремуса, - «Знаешь, это не подразумевалось, я имею в виду любовь. Любовь это нечто гораздо большее, чем секс».
«Любовь это нечто гораздо большее, чем секс. Но, что могу сказать я, пятнадцатилетний парень. Секс это действительно, по-настоящему чертовски хорошая вещь». Ремус, оскалившись по-волчьи, усмехнулся и игриво куснул пальцы Северуса. «Особенно с тобой», - добавил он вполголоса.
«Мм, правда?», - Северус провел по нижней губе гриффиндорца указательным пальцем.
«Ты что, и в правду не знаешь, какой ты потрясающий?»
«Откуда бы тебе это знать?», - вопрос Северуса прозвучал слегка вызывающе.
«Я знаю, потому что если бы это было бы хоть немного лучше, я бы умер, тупой ты придурок!»
«О! Так тоже ничего хорошего. Я полагаю, в таком случае мне лучше к тебе не прикасаться больше, потому что я совершенно не представляю, что я буду делать с твоим разлагающимся трупом».
«Сев!», - беспомощно смеясь, Ремус рухнул на длинную фигуру мальчика. Он почувствовал, как его обхватили длинные руки, и удовлетворенно устроил голову на плече Северуса. «А жизнь-то становится все сложнее, правда?»
«И я о том же».
«Думаешь, мы сможем справиться с этим?»
«А у нас есть другой выбор?»
«Не знаю… да, думаю есть. Мы просто могли бы представить, что этого не происходило, и вернуться к нашим прежним жизням»
«Я не думаю, что смогу сделать это»
Оборотень перевел дыхание. Он не дышал, застыв в ожидании ответа Северуса. – «Я тоже»
«Получается, что мы теперь не можем отделаться друг от друга. Так что ли?», - у Северуса это прозвучало почти так, как будто его забавляла сама идея.
«Выглядит вроде того. Это то качество, которое ты можешь наблюдать у нас, Люпинов. Однажды завладев какой-нибудь вещью, мы крайне неохотно выпускаем ее из рук»
«С тем же успехом продолжай в том же духе».
«Сев, что ты де…? Охх-х-х… ммммм… эй!»
«Послушай, что касается нас, Снейпов. Однажды получив что-либо, мы лишь не можем перестать трахаться с этим….»