Ремус сидел, тупо уставившись на свой реферат по Зельям, его ореховые глаза снова и снова читали одни и те же слова, абсолютно не понимая смысла. Пальцы лениво постукивали по столешнице, а лодыжка подпрыгивала в такт неслышимой музыке. Наконец, он встряхнул своей наполовину отросшей золотисто-каштановой гривой, совершенно перепутав волосы, и оттолкнул книгу от себя подальше.
«Это не очень хорошо, Сев. Я совершенно не могу заниматься этим вечером», - выразительно провозгласил он. «Давай лучше где-нибудь пошляемся».
Его темноволосый товарищ оторвался от своего собственного пергамента, вопросительно приподняв одну бровь, - «Что, просто потому что ты не можешь работать, я тоже должен все бросить?», - лукаво спросил он. Ремус моргнул на него.
«Ну… да. Раз уж ты вместе со мной … короче, если я провалюсь на экзамене, ты провалишься тоже». Ремус солнечно улыбнулся, и взгромоздился на край стола. Северус просто нахмурился, его обсидиановые глаза помрачнели.
«Может, мы просто разделимся?», - сухо предложил он, вернувшись к своей работе по Заклинаниям.
«Но Северус! Что ты будешь делать без меня?» - запричитал Ремус, подвинувшись ближе по краю стола и положив ладонь прямо на середину пергамента Северуса. Слизеринец встревожено поднял глаза.
«Ремус! Ты сейчас смажешь чернила!» Он встал, чтобы передвинуть руку-нарушительницу, и каким-то образом оказался пойманным в ловушку Ремусовыми руками… и ногами, теперь ловко обхватившими его талию. «Что ты де…» - внезапно он был прерван, когда оборотень захватил его губы, чтобы очень основательно поцеловать. Оба мальчика задыхались, когда, наконец, оторвались друг от друга, устроив передышку.
«Ремус», - Северус пытался говорить предостерегающе… но его тон едва ли мог сойти за грозный. Это прозвучало тихо, сипло и довольно растерянно.
«Да, любимый?» - Ремус невинно заморгал этими своими золотистыми глазами, не переставая сладострастно тереться об него бедрами. «Да брось ты. Каникулы ведь… я могу закончить работу и завтра». Ремус снова ухмыльнулся, как будто исполненный страстного желания получить благословение друга. «Так мы пойдем куда-нибудь?» - гриффиндорец, не дожидаясь ответа, стремительно спикировал на него, чтобы поцеловать еще раз, теперь запустив пальцы в черные волосы Северуса. Он перебирал их, наслаждаясь густотой и шелковистостью перепутанных блестящих прядей. Длинные тонкие пальцы слизеринца дразнили его спину, отдергивая и оттягивая свитер, чтобы проскользить по всей коже до самой шеи Ремуса. Люпин, затрепетав от этих восхитительных прикосновений, еще сильнее вжался в него. Наконец, Северус отпрянул, его тонкие губы окрасились в ярко-малиновый цвет. Рот Ремуса казался сильно припухшим и влажно блестел. Он слегка обвел губы языком, не желая расставаться со вкусом Северуса.
«У меня есть кое-что на ночь», - объявил Северус и Ремус заинтересованно приподнял брови.
«На ночь? Так это значит, я останусь на ночь?», - слегка недоверчиво спросил он. Ни разу еще они не проводили вместе целую ночь. Обычно они были в состоянии урвать немного времени после уроков. У обоих были соседи по комнате и осуждающие их друзья. Но Северус, как правило, проводил все Рождественские каникулы в Хогвартсе, и Ремус в этом году решил остаться вместе с ним.
«Ну…», - Северус застенчиво потупил обычно такой колкий и пронизывающий взгляд, и продолжил бархатным голосом, - «Если хочешь. Я имею в виду… я-то очень хочу, чтобы ты остался». Он рискнул снова посмотреть в лицо Ремуса, и облегченно выдохнул, увидев, как тот буквально расплывается от радости.
«Ну конечно, я хочу остаться, Сев! Это было бы…», - он мучительно шевелил извилинами, пытаясь подобрать какое-нибудь адекватное слово, способное как можно точнее выразить охвативший его восторг. «Это было бы абсолютно великолепно!», - увенчал он свои, по его мнению, неудачные поиски. Но, он явно достиг своей цели – доставить другу удовольствие, если судить по хитрой ухмылке, искривившей губы Северуса.
«Ммм, так и будет, не сомневайся», - промурлыкал Северус, притянув Ремуса к себе и лизнув его в щеку. «Но, как я говорил, у меня кое-что есть», - снова откинул он голову.
«Что именно?», - спросил теперь сильно заинтригованный Ремус.
«Ну, тебе придется меня отпустить, чтобы я смог это достать», - с мягким упреком ответил Северус. Ремус душераздирающе вздохнул, и, как сопротивляющаяся обезьяна, еще сильнее сжал мертвую хватку рук и ног. «Мне придется?» - заскулил он, печально затрепетав золотистыми ресницами.
«Да, тебе придется», - голос Северуса звучал неумолимо, и Ремус спрыгнул с него, мелодраматически всхлипнув. Но его настроение мгновенно опять улучшилось, как только он увидел, что темноволосый мальчик встал на четвереньки и начал рыться под своей кроватью. Его стройные бедра и аккуратная задница представляли собой довольно роскошный вид. Это было редкое зрелище, потому что Северус почти всегда носил мешковатые черные брюки и потрепанную школьную мантию. Фактически, он и сегодня был в таких штанах, но сейчас они туго натянулись на его заднице, пока он, изогнувшись как кошка, шарил под кроватью, чем-то гремя и тихо ругаясь себе под нос. Наконец, к большому разочарованию оборотня, он поднялся, держа в руках большую бутыль с какой-то прозрачной хлюпающей внутри жидкостью.
«Ты когда-нибудь упивался до поросячьего визга, а Ремус?», - спросил Северус. Тот на это нахмурился.
«Сев, я же из Уэльса. Мой папаша начал спаивать меня, едва мне исполнилось семь». Он воинственно скрестил руки на груди, как будто этот вопрос глубоко оскорбил его. Северус нежно ему улыбнулся, впившись взглядом в эти большие мускулистые руки, так агрессивно сейчас сложенные на широкой груди. Он неосознанно облизал губы, прежде чем продолжить.
«Я не имею в виду пиво. Я подразумеваю кое-что покрепче», – слизеринец встряхнул бутылку, подчеркивая это последнее слово, и Ремус насторожился. На бутылке не было ни этикетки, ни других опознавательных знаков, за исключением обрывка ленточки с загадочной надписью – «Смесь 235D», выполненной угловатым почерком Северуса. Вся бутыль была залапана отпечатками пальцев.
«Что, вот это и есть «кое-что покрепче»?» Северус лишь вызывающе ухмыльнулся в ответ, склонив голову набок. «Мой папаша советовал мне не доверять пойлу, которое я могу видеть насквозь» - добавил с сомнением Ремус.
Улыбка темноволосого мальчика растянулась еще шире. «Твой папаша был прав», - зловеще прокомментировал Северус, и поставил бутылку на стол. «Тем не менее, хочешь нажраться до зеленых соплей?»
«Зачем?», - все еще настороженно спросил Ремус.
«Затем, что это забавно», - Северус со вздохом закатил глаза, - «Потому что мы подростки. А что полагается делать подросткам, когда они остаются без надзора взрослых? Выпивка и немного секса», - интригующе добавил он, скосив глаза в сторону. «Тем более, как мне кажется, мы можем ухитриться провернуть и то и другое. Кроме того, я как-то говорил, что я чрезвычайно разговорчив, когда напьюсь…». Он бесстыдно дразнил друга такой заманчивой перспективой, с удовольствием отмечая, как в глазах Ремуса разгорается жадный блеск.
«Замечательно!». Гриффиндорец вдруг опять нахмурился. «Мы ведь не собираемся пить это неразбавленным и прямо из бутылки, а?», - противным и хныкающим тоном капризно протянул Ремус. Северус в ответ фыркнул.
«С каких это пор ты ведешь себя как голубой?» - хитро спросил он.
«О, не знаю. Наверное, с тех самых пор, как я начал заниматься сексом с одним мальчиком», - легкомысленно парировал Ремус, следя глазами за Северусом, обыскивающим комнату. Наконец слизеринец нашел два довольно чистых стакана и поставил их с глухим стуком на стол.
«По-моему это достаточно хорошее оправдание», - Северус, казалось, критически обдумал его слова, прежде чем наполнить примерно на два пальца оба стакана этой таинственной жидкостью.
«Нет, правда, Сев, что это за штука? Ты ведь не сам это приготовил?»
«Конечно, сам. Это… ну, по-моему, больше похоже на водку. Я сделал ее из картошки. Рожь или другие злаки здесь слишком трудно достать, да и с перегонкой проблем больше». Северус выглядел определенно очень довольным собой. И Ремус обрадовался, увидев это мимолетное выражение удовольствия на его лице. На взгляд гриффиндорца, его любовник слишком много времени проводил в очень угрюмом и мрачном настроении.
«Профессор Чанг вряд ли учила тебя этому на Зельях», - безапелляционно и спокойно прокомментировал Ремус.
«Нет, не учила. Меня научила мать, когда я был маленьким».
Гриффиндорец в ответ на это нахмурился. Что это за мать, которая учит своего ребенка гнать самогон? Северус был довольно скрытным насчет своей семьи. Обычно он рассказывал лишь о некоторых своих двоюродных братьях и сестрах, и иногда, как будто нечаянно, упоминал об отце. Ремус знал, что отец Северуса умер, когда тот был совсем маленьким, и что он не уживается с матерью. Но это было все, что он знал о его родных. У самого Ремуса была многочисленная и дружная семья, поэтому такие отношения были для него странными и непривычными. Почти все его родственники являлись довольно приличными людьми, даже, несмотря на то, что некоторые и них совершенно его не понимали.
Ремус задумчиво поднял стакан, принюхался, и с легким отвращением отпрянул, почувствовав сильный медикаментозный запах. «Ух, ну и несет от этой дряни!»
Северус просто пожал плечами, затем почти небрежно опрокинул стакан себе в горло, только его лицо предательски передернулось.
Глубоко вздохнув, Ремус попытался сделать то же самое, и почти подавился, когда отвратительный горький вкус наполнил его рот. Только он ухитрился проглотить это, как его немедленно охватил сильный припадок судорожного кашля. Северус дружески принялся стучать его по спине до тех пор, пока гриффиндорец не смог глотнуть воздуха.
«Боже, Северус! Эта штука ужасна!»
«Привыкнешь»
«Привыкнуть к этому?!! И как часто ты ее пьешь?»
«О! Не так уж и часто. Привычка осталась с тех времен, когда я был младше. Но сейчас меня это почти не привлекает».
Ремус обдумал последнее заявление, попутно отмечая, как отвратительное жжение просачивается из его рта, вниз по гортани, и взрывается в желудке. Этот мерзкий вкус не проходил, и он, чтобы смыть его, жадно хлебнул воды из кувшина. На самом деле, если не принимать во внимание гадкую горечь, его тело охватило довольно приятное тепло.
«Если тебя это уже не привлекает, почему же ты затеял эту попойку, а?»
Северус только многозначительно улыбнулся, глядя, как Ремус вытирает рот тыльной стороной руки. Затем продолжил тихим бархатным голосом, - «О, даже не знаю, что и сказать… наверное, я думал, что будет довольно смешно - видеть, как ты немного утратишь контроль».
«Я не из тех, кому необходимо терять контроль. Мне это не требуется», - едко ответил Ремус.
«Мм, думаешь, нет?»
«Конечно, нет. Я и так совершенно открыт в своих собственных… а-а-а… этих… инстинктах и желаниях и все такое».
«О, ну конечно. Ну ладно. Так может, я затеял это чтобы выведать все твои секреты?». Ухмылка Северуса теперь выглядела определенно безнравственной и порочной, и Ремус внезапно побледнел. //Боже, он не должен обнаружить это! Я не готов для этого, он не готов для этого! Что если он возненавидит меня? Что если…// Бешеная скачка мыслей Ремуса прервалась, как только он заметил, как обеспокоено на него теперь смотрит слизеринец.
«Все в порядке, Ремус, я никогда не воспользуюсь этим. Я просто дразнил тебя», - с нежной настойчивостью сказал Северус, подвинувшись вперед и успокаивающе водя пальцами по руке гриффиндорца. Ремус заставил себя успокоиться, и кивнул в ответ.
«Я знаю, Сев», - он наклонился вперед и прижался лбом ко лбу Северуса, - «Я доверяю тебе».
Усевшись снова на стол, он сдвинул брови. «Но я почти ничего не чувствую. Разве я не должен что-нибудь почувствовать?»
Северус, подняв бутыль, гораздо щедрее наполнил их стаканы. «Просто выпей немного еще», - серьезно объяснил он.
«Можем мы, по крайней мере, чем-нибудь запить это?», - жалобно прохныкал Ремус. Северус засмеялся своим лающим смехом, так редко срывающемся с его губ. «Ладно, дай мне пару секунд. Я сгоняю за тыквенным соком»
Темноволосый мальчик быстро выскользнул за дверь, оставив Ремуса, сидящего на столе и лениво болтающего ногами, одного в своей комнате. Ремусу быстро надоело это занятие, он слез со стола, и с разбега плюхнулся на кровать Северуса.
Он мгновенно вжался лицом в подушку друга, и глубоко вдохнул его запах. Поглощенный этим божественным острым и дымным ароматом, он томно, как кот, потерся щекой по мягкой ткани наволочки. Прикрыв от наслаждения свои светлые глаза, он зарыл кулаки под теплое шерстяное одеяло, и растянулся на кровати во весь рост. Это, конечно, не шло ни в какое сравнение с ощущениями, когда он вжимался в Северуса сверху всем своим телом, но то, что он сейчас был окружен его запахом, приближало состояние Ремуса к совершенству. //Надо спросить, может он даст мне на время попользоваться своей наволочкой?//
С некоторым сожалением Ремус решил, что будет слегка неудобно, если Северус придет и обнаружит, что он переворошил ему всю постель. Поэтому он перекатился на бок и с глухим стуком бухнулся на пол. При падении он задел рукой край какого-то предмета. Подняв руку и взглянув на то, что в ней оказалось, он обнаружил, что это была какая-то большая книга, которую Северус небрежно отодвинул в сторону, когда копался под кроватью. Сгорая от любопытства, Ремус притянул ее к себе. Книга была переплетена в потертую кожу, золотым тиснением на обложке было начертано единственное слово - «Альбом». Других надписей, кроме этого простого названия, на книге не было. И только юный оборотень собрался открыть ее, как в комнату вернулся Северус.
«Вот тыквенный сок», - объявил он, слегка запыхавшись, его оливковая кожа раскраснелась. //Должно быть, бегал//, подумал Ремус, со смутным удовольствием от того, что его любовник так торопился вернуться к нему побыстрее.
«Сев, а что это такое?», - спросил Ремус, поднимая книгу. Он озадаченно моргнул, когда увидел, что лицо Северуса закрылось почти осязаемо, как книга, которая так очевидно не желала быть открытой. Гриффиндорец в смятении прикусил нижнюю губу, и попытался все исправить. «Послушай, ты не обязан говорить мне, если не хочешь. Я просто положу ее обратно…»
Северус вздохнул, поставив на стол кувшин, запотевший от холодного сока, и встряхнул головой.
«Нет, можешь не убирать. Просто мне на самом деле необходимо чуть больше напиться, чтобы мы смогли просмотреть ее».
Вставая, Ремус осторожно положил книгу на кровать. Он медленно приблизился к другу, и заключил его высокую хрупкую фигуру в свои сильные объятья, сцепив пальцы на пояснице Северуса. «Честно говоря, ты не обязан делать этого», - сказал он мягко, откидывая голову назад. Он изучающее всматривался в эти черные глаза, яркая красота которых как будто сбивала его с ног всякий раз, когда он встречался с ними взглядом.
«Я знаю, что не обязан», - голос Северуса был все еще тихим, но его губы искривились в едва заметной, осторожной улыбке. «Но мне кажется, нам все-таки следует посмотреть ее. Просто чтобы решиться на это, меня надо слегка вынудить, или чуть больше подпоить», - объяснил он.
Ремус кивнув, привстал на цыпочки, и невесомо, почти целомудренно поцеловал его четко очерченные губы.
«Я люблю тебя, Сев, знаешь, как сильно люблю...»
«Знаю».
Ремус иногда немного расстраивался от того, что его любимый так редко выражал свои чувства к нему при помощи слов … но он будет терпелив… Ведь было так много разных знаков внимания, которыми Северус показывал свою привязанность, как, например, эта беготня на кухню за соком. Ремус никогда даже и не сомневался, что слизеринец испытывает к нему равную страсть и преданность.
«Прекрасно, хватит извинений, давай, наконец, пить», - приказал Ремус как будто это не он полчаса назад изо всех сил этому противился. Он обрадовался, увидев, что Северус отреагировал на его легкий тон, и потянулся за стаканами.
«Тогда будь готов», - слизеринец вызывающе блеснул темными глазами, и Ремус, с сомнением скосив взгляд, поднял свой стакан.
«Ну, поехали, что ли!», - объявил он, наблюдая за тем, как Северус бесстрастно замахнул целый стакан. Ремус скривил лицо и решился проделать то же самое. Он перелил жидкость себе в рот и заставил себя проглотить ее, одним судорожным, с трудом давшимся ему глотком. Это было также кошмарно, как и в прошлый раз, если не хуже, потому что теперь в стакан было налито гораздо больше.
«Вот блин! Ты не заставишь меня к этому привыкнуть!». Он схватил кувшин с тыквенным соком и, жадно припав к нему, осушил почти наполовину. В глазах Северуса плясали искры удовольствия, когда он смотрел на Ремуса.
«Выпьешь все, и тебе придется бежать за следующим кувшином», - предупредил он гриффиндорца, с размаху падая в кресло.
«Но я не знаю, как добраться до кухонь!».
«Я тоже. Нам не разрешается спускаться туда, помнишь? Я просто смотался до Большого Зала и нашел домашних эльфов».
Ремус медленно моргнул. «Ох. Наверное, я мог и сам сбегать туда… почему ты не попросил их принести сюда сока побольше?»
«Ты что, свихнулся? Ты на самом деле хочешь, чтобы домашние эльфы увидели тебя в слизеринской спальне рядом с бутылкой самогона?»
«Хмм. Думаю, нет. Ты обо всем подумал, Сев» Ремус тепло улыбнулся своему любимому, склонив голову набок. Внезапно ему стало трудно сконцентрироваться - комната слегка поплыла, казалось, изображение предметов расплывается перед глазами. Он почувствовал сильный жар, который начал сгущаться в его желудке. «О-о-хх! Кажется, я слегка захмелел!»
Северус засмеялся, теперь почти мурлыча, и шустро перепрыгнул на край стола. «Наверное, первый стакан просится наружу»
Ремус кивнул, полагаясь на опыт и мудрость слизеринца, еще раз удивляясь этим новым для него ощущениям. В порядке эксперимента, он быстро помотал головой в разные стороны. И тут же, его как будто завертело в стремительном водовороте. «У меня совсем голова кругом идет», - глубокомысленно объявил он Северусу.
«Знаешь, могло быть и хуже», - предупредил темноволосый мальчик: «Просто тебе не стоит психовать из-за таких пустяков».
«ОК», - безмятежно согласился Ремус, крепко хватая Северуса за бедра и откидывая его спиной на стол. После чего проворно уселся к нему на колени. В ответ на все эти действия слизеринец немного испуганно уставился на него. Ремус счастливо потерся лицом о светло-кремовую ткань хлопчатобумажной рубашки Северуса, принюхиваясь и захватывая ее ртом.
«Эй, ты всегда такой любвеобильный, когда напьешься?», - заметил Северус, на что гриффиндорец отрывисто кивнул и коварно усмехнулся.
«Во-первых, я не напился. Во-вторых, мне всегда нравится делать это с тобой». Ремус блаженно вздохнул, его пальцы вольготно резвились со старомодными завязками на горле Северуса, развязывая и распутывая их, обнажая молочно-бледную, прекрасную кожу его шеи. Он на мгновение прижался щекой к груди друга, прежде чем мягко поцеловать его, затем опять рухнул в свое кресло. Северус, обхватив свою шею руками, смотрел на него с нежной улыбкой.
«У нас вся ночь впереди, между прочим», - напомнил ему слизеринец, и Ремус кивнул.
«Я знаю. Я просто… Мне никогда не бывает достаточно прикасаться к тебе, Сев», - Ремус смотрел, как слабый розовый румянец проступает на щеках Северуса. Его всегда шокировало, как настолько опытный мальчик реагирует на искренние проявления его заботы и внимания. Казалось, будто до этого его никто и никогда в жизни не хвалил, даже несмотря на то, что он был любовником Люциуса в течение почти четырех лет.
«Ты вообще чувствуешь хоть что-нибудь?», - поинтересовался он, и Северус пожал плечами.
«Немного. Почувствую через пару минут. Мы почти ничего не ели, так что все подействует быстро и надолго».
Ремус опять помотал головой вперед и назад, не особенно беспокоясь о том, что он выглядит, наверное, несколько по-дурацки. Впрочем, головокружение ощущалось как нечто приятное и славное, и он опять потерся носом о мягкий хлопок Северусовой рубашки.
«Что ты делаешь?», - смущенно спросил слизеринец.
«Не знаю», - правдиво отозвался Ремус. «Просто приятно себя чувствую. Поцелуй нас, а Сев». Он выжидательно откинул голову и, закатил глаза, как он надеялся, в соблазнительной манере.
Улыбаясь, Северус наклонился и легонько накрыл своими губами рот Ремуса, но тот уцепился за него, как пиявка, протянув руки с обеих сторон к лицу Северуса, и крепко его удерживая. Ремус нырнул своим языком прямо в теплую глубину его рта, отметив, что вкус водки был также неприятен и у него, но это было, по крайней мере, выражено гораздо слабее. Он продвинул язык еще глубже, добившись в качестве вознаграждения от Северуса тихого глубокого стона. Он почувствовал, как длинные пальцы натянули его свитер, и скользнули под воротник, чтобы тут же устроиться на его обнаженных плечах. Ремусу порой казалось, что он мог бы целоваться с Северусом бесконечно. Этого никогда не было достаточно. В такие моменты время для него замедлялось – оставалось только блаженство, которое доставляли ему губы Северуса, он мог жить в таком состоянии вечно – обмениваясь дыханием и влагой, впиваясь в друг друга с исступленной и дикой страстью. Северус потрясающе умел целоваться. Когда он целовался, то никогда не спешил, казалось, что он просто не дорожит временем. Его язык медленно отдаривал Ремуса своим внутренним жаром, как будто вытягивая из него всю душу, что доводило Ремуса почти до сумасшествия. Оборотень обнаружил, что нуждается в Северусе все больше и больше, гораздо больше, чем тот в нем. Он проявлял к нему все возрастающую требовательность, желая его глубже, сильнее и прямо сейчас.
Он выгнул спину, как только Северус легонько поскреб ногтями по коже, до которой мог дотянуться под свитером. Легко прихватив зубами нижнюю губу слизеринца, он медленно оттянул ее назад, ухмыляясь. «Хочешь, чтобы я снял это?», - раскрасневшись, предложил он, и с готовностью ухватился за край свитера.
«Как я уже говорил, у нас впереди много времени», - отреагировал Северус осипшим голосом, его лицо пылало, темные глаза от вожделения казались еще темнее. «Как бы сильно я не хотел, чтобы ты резвился здесь голышом, но для этого тут немного прохладно».
«Ммм, в общем, ты прав».
«Ну, как ты себя чувствуешь?»
«Легкое головокружение. Хотя… тепло? Это нормально?» Северус серьезно кивнул. «Да, в некоторой мере. Во всяком случае, теплота – это правильный симптом».
«Еще с моим желудком все-таки что-то не так. Не болит, просто немного… трепыхается, что ли?».
«Это тоже нормально»
«А ты как, Сев?»
«О, бесподобно. Ты будешь просто не в состоянии меня заткнуть».
Ремус на это усмехнулся. «Правда? А я думал, что ты просто пошутил, когда сказал, что не можешь удержать язык за зубами, когда напьешься».
«Нет» - Северус обшарил глазами стол, остановив взгляд на бутылке, стоящей на другом конце стола.
«Не дергайся, а», - взмолился Ремус, но Северус улыбнулся, и вместо этого выгнув спину, практически лег на стол, вытянув свои длинные руки. Наконец, почти опрокинувшись в этом движении, он нашарил бутылку.
«Наверное, в обычном состоянии мне трудно заставить себя быть откровенным», - продолжил Северус, опять выпрямившись и внимательно рассматривая бутылку, после чего сделал несколько приличных глотков прямо из горлышка. «Я не очень хорошо контролирую свой язык?»
«Мне кажется, что твой самоконтроль просто на высоте», - оценивающе и плотоядно покосился Ремус, после чего забрал у слизеринца бутылку, и, основательно приложившись к ней, пару раз глотнул, болезненно гримасничая.
«Знаешь, если бы это было вино, мы могли бы пить его друг у друга прямо изо рта, или делать еще что-нибудь эдакое, такое же дурацкое», - проинформировал его Северус.
«Дурацкое? А мне показалось, это прозвучало очень романтично». Ремус откинулся на спинку кресла, упокоив руки на стройных бедрах Северуса, большими пальцами поглаживая через ткань брюк его ноги.
«Это тебе только кажется. Романтика – это ширма для людей, которые обманывают сами себя и других, на самом деле думая о своих подлых и жестоких желаниях или о чем-нибудь таком же. Или для людей, которые просто еще не трахались». Ремус моргнул, широко и обиженно распахнув глаза.
«Ты и вправду так думаешь?»
Северус вздохнул. «О, не знаю. Иногда да. Но потом, порой, мне хочется совершить ради тебя все самые грандиозные и глупые поступки. Такие, что, как мне кажется, после этого меня забрали бы на тот самый «корабль дураков», чтобы отдохнуть и подлечиться, вот так».
«Грандиозные и глупые поступки?», - Заинтригованно взглянул на него, Ремус обдумал такую перспективу.
«Ну да. Вроде… ну, я просто думал, было бы здорово, если бы однажды на нашем заколдованном потолке в Большом Зале можно было бы разобрать по буквам сделанную из звезд надпись: «Северус любит Ремуса»».
Гриффиндорец серьезно задумался над этим.
«Н-да-а. Это действительно грандиозно, хотя и слегка по-дурацки. Впрочем, мило. Кто бы мог подумать, что Северус Снейп такой милый и ласковый?»
«Я, должно быть прилично нализался, если сказал тебе такое. Не смей никому проболтаться», - грозно предупредил Северус, пьяно тряся пальцем перед его лицом. Ремус проворно поймал запястье слизеринца и поцеловал его ладонь, прежде чем отпустить.
«Ну кому я могу рассказать, Сев?»
Сириус только-только начал снова разговаривать с ним, и по обоюдному соглашению никто из них не поднимал вопрос о Северусе. Джеймс казалось, принял этот их маленький договор о молчании, хотя и продолжал относиться к Ремусу абсолютно так же, как и до того, когда в их компании возникла тема слизеринца. Питер временами пытался заговорить об этом, но он вряд ли являлся подходящим человеком, чтобы ему можно было полностью довериться. Питер, конечно, «парень-золотое-сердце», подумал Ремус, но у него совершенно не было опыта в области любовных взаимоотношений. Ремусу было любопытно, как у Северуса теперь складываются отношения со слизеринцами.
«Было ли… С тобой что-нибудь происходило после той ночи? Я имею в виду, после…»
«Ты имеешь в виду, после того, как они сломали мне нос, ключицу и три ребра?» Той ночью, после того как Северус так публично бросил Люциуса Малфоя, истекающего на полу кровью, на глазах нескольких его приятелей, удрав от них вместе с Ремусом Люпином, была выбрана месть. Жестокая, кровавая, костоломная месть. Потом ничего. Тишина. Ни один из учителей не вмешался в происходящее. Северус просто сказал, что упал с лестницы. Ни один преподаватель также даже не спросил насчет позорного избиения Люциуса. «Нет, ничего. Но я не верю этому. Это совсем не похоже на Люциуса - просто оставить все как есть».
«Ну, может, он счел это достаточной компенсацией?», - с надеждой спросил Ремус.
«Нет. Он бы… это было бы гораздо хуже. Он, скорее всего, затаился… я знаю, он должен придумать что-нибудь гораздо более болезненное». Северус прямо-таки помрачнел лицом, и Ремус, сев рядом, крепко обхватил руками его талию и уткнулся лицом в узкую грудь друга.
«Не переживай об этом. Кто знает, почему они оставили тебя в покое… давай пока просто радоваться этому», - вздохнул Ремус. Северус тем временем поцеловал его в макушку, после чего мягко высвободился из его объятий.
«Я схожу отлить», - будто оправдываясь, произнес Северус, глядя в опечаленное лицо Ремуса, - «Буду через секунду».
Ремус кивнул, наблюдая, как тот выходит, перед тем как перевести свой взгляд на ту заманчивую книжку. Что в ней было? Он встал и медленно добрел до кровати. Потом легонько прикоснулся пальцами к обложке. Он все еще продолжал пристально в нее вглядываться, когда вернулся Северус.
Ремус отметил, что его любовник, обычно такой грациозный в своих движениях, всегда так твердо державший осанку, сейчас немного шатался.
«Ну что, мы пройдем через это, как думаешь?»,- спросил Северус с непроницаемым, почти окостеневшим лицом. Но потом эта маска растаяла, обнаружив на его лице слегка печальное выражение, которое наводило на мысль о дожде, накрапывающем на оконное стекло.
«Да, наверное», - неохотно протянул Ремус … он не хотел тратить этот вечер на неприятные вещи, и окончательно вгонять друга в тоску, но при этом его разбирало жуткое любопытство. Северус успокаивающе прикоснулся к его плечу, после чего забрался с ногами на кровать и остался сидеть там, откинувшись к спинке кровати и, широко раскинув ноги в стороны. Он приглашающе похлопал перед собой по матрасу, и слабо улыбнулся Ремусу. Тот не заставил себя долго упрашивать, и с энтузиазмом вскарабкавшись на кровать, уселся между его ног, прислонившись своей широкой спиной к грудной клетке Северуса.
«Все в порядке», - прошептал темноволосый мальчик. «Я сам этого хочу». Длинные руки обернулись вокруг ключиц Ремуса, как живой – из плоти и крови – теплый воротник. Гриффиндорец откинулся назад с удовлетворенным вздохом. Настолько же сильно, как ему нравилось представлять себя защитником Северуса, настолько же его охватывало какое-то безгранично удивительное чувство, когда он ощущал, как Северус обнимает его вот так, всем телом, а сам он прижимается спиной к его груди, тяжело придавив ногами бедра слизеринца к кровати. Он неохотно, не желая прерывать их теплый телесный контакт, наклонился вперед, чтобы дотянуться до книги, и положить ее себе на колени.
Чувствуя сзади на шее легкие прикосновения тонких пальцев Северуса, лениво играющих его волосами, он открыл книгу, и удивленно выдохнул. «Ага! Так это фотоальбом!» Действительно, первое, что он увидел – была большая рельефно выступающая фотография, которая наверняка являлась официальным семейным портретом.
На заднем плане всей композиции стоял высокий мужчина со строгим лицом. Он, хмуро сдвинув тяжелые брови, сурово смотрел на Ремуса своими глубоко посаженными серо-зелеными глазами. Его довольно длинно отпущенные золотисто-каштановые волосы были жестко прихвачены сзади черной ленточкой, одет он был в черную мантию весьма строгого покроя. Он почти не двигался, только время от времени поглядывал на других, находящихся в этом портрете людей.
«Это мой отец», - прошептал Северус в его ухо, - «А эта женщина – моя мать».
Мать Северуса располагалась на переднем плане. Вместо того, чтобы стоять, она почти неуклюже развалилась в старинном кресле с высокой спинкой. Густые локоны черных как смоль волос каскадом ниспадали по плечам, красиво обрамляя ее лицо, пара черных глаз, похожих на антрацитовые бассейны пристально всматривались в Ремуса, как будто ее что-то сильно забавляло. Ее кожа была темно-оливкового цвета, очень смуглая, золотистая, что довольно удачно и привлекательно подчеркивалось темно-красной мантией. Становилось совершенно ясно, откуда у Северуса во внешности такие яркие краски. Женщина кокетливо склонила голову набок, затем взглянула вверх на хмуро и многозначительно взирающего на нее мужа, и неслышно рассмеялась. Перед ней стоял маленький мальчик, который мог быть только Северусом, только намного младше. «На этой фотографии мне шесть лет», - тихо сказал Северус, как будто прочитав мысли любовника. Мальчик на картинке был слишком маленьким для своего возраста. Он нервозно и беспокойно заерзал, как только его мать, апатично подняв руку, прикоснулась к нему. Ремус видел, что мужчина на картинке тоже положил свою тяжелую жесткую руку на плечо сына, и сильно сжал его, так что остролицый мальчик вздрогнул. В то же время мать ласково запустила пальцы в его волосы, и мальчик сначала потупился, прежде чем испуганно на нее взглянуть. Его черные волосы упали на глаза, челка доставала еще только до переносицы, а не до подбородка, как сейчас. Ремус был ошарашен тем явным дискомфортом, который вызывала вся фотография в целом.
Было совершенно очевидно, что оба – и отец и сын явно находились там без желания, а мать балансировала на грани показного веселья и беспокойства. Все вместе смотрелось как-то очень тревожно. Северус вздохнул, прислонившись лбом к плечу Ремуса, прежде чем продолжить. «Моя мать … она… она была пьяна. Она итальянка, отец повстречал ее, когда был там в отпуске. Я понятия не имею, любили ли они друг друга по-настоящему в самом начале, но вся любовь, несомненно, прошла к тому моменту, когда появился я». Он засмеялся своим характерным лающим смехом. «Моя мать любила называть меня «маленьким убийцей ее веселья»». Горечь в его голосе была застарелой, не вчера появившейся, но так и не прошедшей, и Ремус легонько и ободряюще положил свою ладонь на руку Северуса. «Он покончил с собой, когда мне было десять».
«Ох, Сев…», - начал Ремус пытаясь повернуться в руках темноволосого мальчика, но Северус удержал его на месте.
«Нет, не надо. Я хотел рассказать тебе. Я думаю… думаю, это она довела его до такого. Знаешь, он был по-настоящему помешан на власти и контроле. Ненавидел все, что сделано по-другому, иначе, чем считал он, или когда чье-то мнение не совпадало с его собственным. Для него было в порядке вещей запирать меня в шкафу, когда я был маленьким, если мне случалось промочить постель. Потом, когда я достаточно для этого подрос, он просто бил меня. Шкафу я предпочитал побои. Ее он тоже избивал все время, но этим все равно невозможно было заткнуть ей рот. Она могла говорить, и говорить, и говорить, моя мать… она и сейчас не изменилась. И вещи, которые срывались с ее языка… никто не мог контролировать ее. Мне кажется, это доводило моего папашу просто до сумасшествия. Он знал, что я полностью у него в кулаке, но она никогда… и вот я собирался на следующий год поступать в Хогвартс…» Северус остановился, глубоко вздохнул. «Так вот, он применил сам к себе проклятье, в ванной. Использовал Аваду Кедавру. Наверное, из-за того, что это самый чистый способ. Такая маленькая неприятность. Я нашел его». Его голос был теперь мягким, едва шепчущим. «Я был доволен. Я никогда не думал, что она будет рада, когда папаша умрет».
«Боже, Северус, не удивительно, что ты остаешься здесь на все каникулы». Ремус всей душой желал найти какой-нибудь способ утешить друга, но он был абсолютно беспомощен перед лицом этой горечи. В стольких отношениях его любовник совершенно отличался от него…
«Ну да. Но знаешь, с тех пор, как мы вместе, это стало гораздо легче», - пробормотал Северус в его шею, и Ремус повернул голову, пытаясь заглянуть в эти темные глаза, такие похожие на глаза его матери.
«Правда?»
«Правда. Давай, можешь переворачивать дальше, там не все фотографии такие плохие», - слегка дрожащим голосом распорядился слизеринец.
«ОК…», - Ремус перевернул страницу. На следующей странице размещалась большая, на весь разворот серия фотографий, с которой его поприветствовали два очень похожих мальчика. Один из них - определенно Северус, все еще маленький и хрупкий. Его товарищ был так же черноволос, и обладал буйными блестящими кудрями и заразительной улыбкой, - он казался где-то на год-два старше Северуса. Мальчишки вбегали и выбегали за рамки фотографий, гоняясь друг за другом по всей странице, перепрыгивая в другие, находящиеся рядом фотографии, оба беззвучно смеялись. На задних планах этих карточек были изображены разные, но очень красивые виды… шикарная панорама тенистой лесной поляны, старинная громадина «Биг Бена», просторная античная площадь с древними колоннами, залитая солнечным светом и другие. «Это мой двоюродный брат, Бенито. Маленький Бен, как называл его мой дядя». Северус и Бенито, наконец, остановились на картинке справа, с прекрасным каменным мостом, чтобы отдышаться. Оба солнечно улыбались зрителям, и Ремус улыбнулся в ответ. Юный Северус выглядел таким счастливым, таким совершенно свободным от проблем и забот. Бенито легко держал его за руку, сощурившись от яркого солнечного света. Оборотень обнаружил, что непреодолимо очарован братом Северуса.
«Вы с ним все еще общаетесь?»
«Нет. Больше нет. Тем летом перед моим поступлением в Хогвартс, Бен приехал ко мне в гости. Мы часто гостили летом по нескольку недель друг у друга. Это были лучшие времена в моей жизни. Как бы то ни было, последним летом, отец Бена, мой дядя Паскаль, приехал раньше обычного. Между ним и моей матерью произошла громкая и безобразная ссора. Я понятия не имею, из-за чего так получилось, но он забрал Бена домой. Бен тоже ничего не сказал мне, но с тех пор он больше никогда не приезжал летом ко мне на каникулы. Мы даже не переписываемся друг с другом уже несколько лет»
Погрустневший Ремус бегло пролистал еще несколько страниц. В основном, там были Бен и Северус, в процессе их взросления. Оба играли, в счастливом неведении о том, как все обернется для них позже. Иногда на картинках встречались и другие дети: несколько симпатичных, но почти неразличимых маленьких девочек с черными косичками, одетых в красивые, яркие мантии; два темноволосых мальчика постарше, почти подростки, они нервозно, как будто скрываясь, курили в углу фотографии; маленькая девочка со светлыми волосами и строгим лицом, сильно напомнившем отца Северуса, - но она довольно приветливо и смешно улыбалась – у нее не хватало пары передних зубов; еще несколько подростков; рыжеволосая девушка лет двадцати с многострадальным выражением лица, держащая на руках беззвучно вопящего младенца. Северус отрекомендовал их как своих многочисленных двоюродных братьев и сестер, перечислив всех по именам: Беатрикс, Белинда и Бианка; Лепидус и Домициан; Катерина (можно просто Кэтти); и Бриджет с крошкой Нейл. Ремус внимательно изучал их всех. Ему было любопытно, что если бы он однажды встретил кого-нибудь из них. Еще он удивился отсутствию в альбоме фотографий взрослых родственников. Складывалось впечатление, что Северус жил в мире детей и подростков, хотя, возможно, он просто не хранил изображения своих теток, или бабушек с дедушками. Гриффиндорец сначала даже хотел спросить об этом, но потом передумал, переворачивая очередную страницу.
На сей раз перед ним оказалась фотография квиддичной команды Слизерина… но Ремус не мог узнать ни одного игрока. На самом деле он и не являлся горячим поклонником спорта, даже несмотря на то обстоятельство, что его друг Джеймс был ловцом факультетской команды. Однако, он рассчитывал, по крайней мере, узнать в Слизеринской сборной хотя бы капитана и ловца. Наконец он увидел знакомое лицо. Это был Северус – выделявшийся из всей команды высоким ростом и очень спокойным поведением. Он был одет в зелено-серую форму своего факультета. Казалось, он смотрит немного свысока, чуть ли не фыркает на других игроков, которые пихали и толкали друг друга в дружеской, но слегка грубоватой манере. Один из низкорослых мальчиков начал внезапно падать спиной прямо на Северуса, который ловко поймал его, закатив глаза и одарив терпеливой и снисходительной улыбкой. Этот мальчик в ответ сказал что-то такое, отчего стоящая рядом высокая девочка, ткнула его локтем под ребра. Ремус узнал этого игрока… теперь уже высоченный, но все также застенчиво глядящий мальчик был приятелем Северуса – Гевином Краббом.
«Сев? Я и не знал, что ты играл…», - затихающим голосом спросил Ремус.
«А я больше и не играю. Впрочем, я привык быть одним из запасных игроков. Никогда не участвовал ни в одном из матчей между факультетами.» Северус тепло дышал в его ухо, и было совершенно ясно, что он вспоминал эти времена с некоторой ностальгией.
«Почему ты выбыл?», - Ремус отклонился назад, еще крепче вжавшись в Северуса, с любопытством откинув назад голову.
«У меня не осталось на это времени. Я начал учиться сверх программы для своего Т.Р.И.Т.О.Н.а и просто не успевал заниматься и тем и другим, к тому же, мы больше не устраивали соревнований между собой, на факультете…»
«А кем ты был в команде?»
«Загонщиком»
«Ты был загонщиком?! Но, Сев, ты же…»
«Длинный и тощий?»
«Ну да. Загонщики обычно сложены как… ну, как я, например». Он почувствовал, что слизеринец у него за спиной пожал плечами.
«Может, именно поэтому я был всего лишь запасным игроком. Хотя, надо сказать, что я довольно прилично играл, и, к тому же я сильнее, чем выгляжу». Ремус молчаливо согласился. Северус был долговязым, но мышцы у него были почти проволочной твердости. Гриффиндорец часто удивлялся, как некто, кто, кажется, большую часть времени проводит в классах, с книгами, имеет такие сильные рельефные руки. Но если предположить, что Сев провел последние несколько лет, уворачиваясь от бладжеров и размахивая битой, этот факт объяснял многое.
«Так вот откуда у тебя такое шикарное тело!», - поддразнивающе воскликнул Ремус, и Северус легонько прикусил его за ухо.
«Тише, ты. Имей в виду - это все врожденное».
«Ну, откуда бы ты не получил его, я не жалуюсь»,- довольно промолвил Ремус, переворачивая страницу.
Дальше было еще несколько фотографий квиддичной сборной: молодые люди, одетые в мантии слизеринских цветов, игриво толкающие друг друга, или выливающие воду на неудачливого вратаря, смеющиеся над какими-то неизвестными шутками. Моментальный снимок команды, сделанный в Хогсмиде, - все сидят вокруг одного большого стола, каждый в разной степени трезвости, и пьют пиво. Единственный мальчик, чье имя Ремус знал, Гевин, уже наполовину скрылся под столом, хихикая себе под нос, в то время как совсем еще юный Северус тянул его за мантию, пытаясь вытащить обратно. Он, как бы то ни было, тоже улыбался. Один из собутыльников наклонился к нему и прошептал что-то прямо в ухо, из-за чего Северус тоже сполз под стол за Гевином, задыхаясь от смеха.
«Ух ты, Сев! Я никогда не видел, чтобы ты так веселился до того, как мы с тобой встретились». Ремус склонив голову на бок, пристально вглядывался в изображение любимого.
«Знаешь, это все показное. У меня было очень мало по-настоящему веселых мгновений в жизни. И почти все они - связаны с тобой», - мрачно поправил Ремуса Северус, щекоча своим дыханием его шею. Гриффиндорец рассмеялся. Наклонившись вперед, чтобы можно было рассматривать карточки получше, он перевернул еще одну страницу. У него вырвался непроизвольный вздох, когда он увидел, кто изображен на следующих фотографиях.
Люциус Малфой.
Малфой, обнаженный, лежащий на незаправленной постели, и взирающий из рамки с порочной коварной улыбкой; затем он лениво моргнул и перевернулся, выставив напоказ линию длинного жемчужно-бледного бедра. Малфой, пристально смотрящий в окно, сидящий на стуле с высокой спинкой где-то в библиотеке, и задумчиво накручивающий шелковую прядь своих серебристо-белых волос на палец. Малфой, чему-то смеющийся, вот он наклонился в неудержимом веселье вперед и обхватил руками колени, его школьная мантия туго натянулась на широких плечах. На этой фотографии он выглядел абсолютно непохожим на ту злобную сволочь, которой являлся в жизни. Он скорее, казался обыкновенным и приятным подростком, который наслаждался такой же обыкновенной и приятной шуткой. И Малфой, прислонившийся к каменной стене, задрапированной богатым, исполненным сочных красок гобеленом. Рядом с ним - обожающий его Северус, приклонивший голову на плечо блондина. На картинке им обоим было около четырнадцати и тринадцати лет соответственно, хотя из них двоих Северус был выше. Ремус захотел резко и злобно захлопнуть книгу одним щелчком. Он хотел вырвать фотографии и разорвать это ухмыляющееся, надменное лицо в крошечные клочки. Вместо этого он просто закрыл глаза, и прикрыл изображение рукой, сфокусировавшись только на ощущении длинных рук, обнимающих его, и на теплом дыхании сзади на шее. //Он сейчас здесь, со мной!//. Но другая его часть взревела, //Убью ублюдка!!! Пусть только вернется с Рождественских каникул – сломаю гаду шею!!! Хватит с меня конкуренции, не так ли?!!!// «Почему ты был с ним?» Осторожно спросил гриффиндорец, надеясь успокоить приступ собственнического гнева, который угрожал охватить его целиком.
«Сначала или в конце?»,- голос Северуса казался далеким и слабым, как сквозь вату.
«В обоих случаях, я думаю».
«Ну, в начале - потому что он был единственным из немногих, кто в действительности заметил меня, причем не в качестве какой-то длинной и неуклюжей помехи. Сразу же, в первый день по приезду в школу, после Распределения, он подвинулся и сказал мне: «Ты будешь сидеть здесь». Что я и сделал. Это получилось так просто, оказаться с Малфоем… Ты не понимаешь, что это такое – быть слизеринцем. Не имеет значения, чего ты хочешь, не имеет значения, что ты делаешь, никто не доверяет тебе. Все разочарованно свистят, когда мы выигрываем квиддичный матч или Кубок Школы, или еще что-нибудь. Нас не слишком-то жалуют. Чему удивляться, что так много из нас обратились ко злу? Больше всего на свете, когда я попал сюда, мне хотелось быть распределенным на Равенкло. Но мой отец был слизеринцем, вот и я тоже здесь. Не избежал этого. Вот так.»
Ремус слушал, и пытался в действительности вдуматься в то, о чем говорил его любимый. Первоначально нахлынувшая волна гнева несколько спала, но алкоголь вряд ли сделал его более проницательным и чутким. «Что ты делал вместе с Малфоем?» спросил он, несколько недоуменно, и был вознагражден вздохом Северуса.
«Ничего, я полагаю. И все. Я говорил тебе, что много болтаю, когда напьюсь…»
«Расскажи мне о нем, а…?»
«Я не знаю, что сказать тебе. Я думал, что он любил меня… Я думал… Не знаю. По-моему, в этом была виновата та история с Блэком. Он был просто одержим Блэком. Возможно, одержим до сих пор. Но именно я был всегда у него под рукой, в любое время. С этим ведь нельзя не считаться, верно?» Голос темноволосого мальчика казался жалобным, почти плачущим, как у ребенка, которому необходимы добрые слова утешения, и Ремус, потянувшись к нему, нежно сжал его руки. «Как бы то ни было, он всегда был так превосходно уверен в себе. А я безнадежно нуждался в этом. Люциус, казалось, всегда с абсолютной определенностью знал, что делать, и когда. И это было громадным утешением для кое-кого вроде меня, который никогда не знал, что делать. К тому же, вокруг него всегда была сплоченная команда, состоящая из людей, которые, будто абсолютно подходили друг другу. И в самом начале в наших отношениях не было ничего обидного. Он был таким прекрасным ребенком».
Ремус с усилием заставил себя снова взглянуть на фотографию. Он придирчиво рассматривал бледного мальчика, который теперь томно смотрел из рамки на фото. Юный Малфой был чрезвычайно привлекательным, высоким и стройным мальчиком, с пухлым, почти женственным личиком, хотя и не отличавшимся на самом деле особо тонкими чертами. Вдобавок, он двигался так грациозно, с такой властной самоуверенностью, что это придавало ему неподдающийся объяснению шарм. Каким-то непостижимым образом на этой картинке он выглядел не как простой смертный, а почти как полубог. И они так прелестно смотрелись рядом. Белокожий блондин Малфой, и темноволосый, золотисто-смуглый тринадцатилетний Северус – сочетание было просто великолепным. И если бы Ремус взглянул объективным взглядом, он мог бы увидеть, какие чувства вызывает эта пара. Но он далеко не был объективным. И Северус принадлежал ему, черт подери!!! Он принадлежал только ему одному!!!
«И что случилось потом?»
«О, ему всегда нравилось обижать меня. Ничего серьезного поначалу. Так, он мог немного поколотить меня, не более. Честно. Но потом он проявил интерес к ножу… Первое время это было даже мило. Что-то вроде слегка опасного развлечения. По-моему, я заслужил это. Он хотел этого все время, знаешь, и я был только слишком счастлив давать ему то, что он хочет – кровь и… другие вещи. Мне тогда было очень тошно, на самом деле. Мне кажется, до сих пор не все прошло. Не знаю…» Его голос постепенно слабел и затихал. «Я говорю бессвязно, да?»
«Немного. Все в порядке».
«О, Ремус, я не знаю, почему я был с ним дальше. Знаешь, как мучительно было находиться вместе с ним? Кажется, я думал, что я заслуживаю такое отношение, или что-то в этом роде. Моя мать могла бы посмеяться… Я потратил столько времени, пытаясь удрать от нее, и в итоге очутился с человеком, таким же плохим, как она, если не хуже. На самом деле это забавно». Его голос, впрочем, звучал совсем не забавно, скорее недоуменно. Казалось, ему трудно дышать. «Он просто забирает над тобой всю власть, понимаешь? Как будто… Я не мог сказать ему «нет». Не имело значения, что он делал или что приказывал делать мне. Я не мог сказать ему «нет»».
Импульсивно, Ремус развернулся в его руках, и обвился вокруг шеи мальчика, притягивая его ближе к себе. «Я никогда больше не позволю ему даже пальцем до тебя дотронуться», - успокаивающе прошептал он, ласково отводя назад длинные пряди черных, как ночь, волос и вглядываясь в темные глаза, которые сейчас блестели от непролитых слез. «Никогда», - пообещал он еще раз, закрепив это обещание легким, почти невесомый поцелуем. Северус тяжело и печально вздохнул, медленно кивая ему в ответ.
«Я знаю, Ремус», - внезапно его длинные пальцы судорожно и цепко схватились за запястья Ремуса, как будто он желал убедиться, что его друг здесь, рядом с ним. «Я знаю».
«Эй», - мягко произнес Ремус, - «У меня для тебя кое-что есть».
«Хмм?», - Северус вопросительно приподнял брови. Он все еще выглядел мрачно, но теперь, по крайней мере, уже больше походил на самого себя.
«Сей момент!», - приказал Ремус, спрыгивая с кровати и одним резким движением сметая закрывшийся фотоальбом на пол. Может быть, когда-нибудь, в другое время он и досмотрит все эти фотографии до конца, но сейчас с него хватит и этого! Он был глубоко потрясен той стороной жизни любовника, о которой только что узнал… это было почти чрезмерным впечатлением для его шестнадцатилетней психики. Ремусу это показалось каким-то чудовищным надругательством. Никто не заслуживает такой жизни! Даже несмотря на те невзгоды, выпавшие на его долю из-за ликантропии, причинявшей и ему и его родным непреходящие страдания и душевную боль, у него, по крайней мере, была любящая, все понимающая, семья, и несколько замечательных друзей, делавших все от себя зависящее, чтобы уменьшить его горе. Он задвинул альбом обратно под кровать и быстро прошелся к стулу, на спинке которого небрежно висела его мантия.
Ремус в течение секунды порылся в карманах, затем нашел то, что искал. Он медленно вернулся обратно к кровати, присел на край и открыто улыбнулся Северусу. В руке он держал маленький медальон, обмотанный красной тесьмой. Разжав ладонь, Ремус выпустил его, и тот повис, покачиваясь на ленточке.
«Что это?», - с любопытством спросил Северус, наклонившись ближе, изучающе и немного настороженно всматриваясь в него. На тонкой красной ленточке висел серебряный прямоугольник, немного напоминающий амулет. Роспись на нем изображала некоего пожилого мужчину с длинными пепельными волосами, в сером монашеском одеянии. Это была миниатюра, заключенная в рамку из потускневшего от времени серебра. Ленточка продевалась в маленькое ушко на верхушке рамочки.
«Это святой образок. Кажется, такие носят католики. Он принадлежал моей бабушке… последней из нашей семьи, кто исповедовал католичество в Уэльской Церкви. Как бы то ни было, моя бабуля отдала этот образок моей маме, и она передала его мне. А я отдаю тебе».
«Почему?», - Северус дотронулся кончиком пальца до полустертого изображения святого на портрете.
«Это Святой Дэвид, покровитель Уэльса. Я думаю, было бы неплохо, если бы он был у тебя… мы называем его Деви Санта. Считается, что он был высоким и сильным, как ты. Мы также называем его Деви – пьющий воду, потому что согласно преданию, он не пил ничего, кроме воды. Как-то на него была наложена епитимья, и он смог выдержать ее, стоя по шею в ледяной воде озера и читая на память Священное Писание.» Ремус робко наблюдал за лицом Северуса, интересуясь, заметил ли тот связь между собой и монахом из шестого века. Но лицо темноволосого мальчика не выражало ничего.
«Почему ты отдаешь мне это?»
«Почему? В каком смысле? Почему я отдаю тебе что-либо? Или почему отдаю именно это?»
«Думаю, и то, и другое».
Ремус обдумал вопрос. Ему казалось странным, что Северус не догадывается. Но в их взаимоотношениях слизеринец часто бывал очень неуверенным. «Ну что ж, я хочу дать тебе его, потому что таким способом я могу отдать тебе частичку себя. Это нечто, принадлежащее моей семье, и мне тоже. Я получил образок, когда был совсем еще маленьким. И я хочу дать тебе что-нибудь в этом роде, потому что… ну, я просто хочу, чтобы у тебя было от меня нечто осязаемое и материальное».
«Мы вместе всего лишь чуть больше месяца, и…»
Ремус закусил нижнюю губу, затем глубоко вдохнул.
«…И я люблю тебя больше всего на свете, Сев. Я даже представить не могу себя больше ни с кем. И до того, как ты скажешь еще хоть одно слово - да, я знаю, что это ужасно рано и, возможно, поспешно, - испытывать такие чувства, но я не в силах справиться с этим! Я думаю о тебе все время, когда тебя нет рядом. И я обнаружил, что постоянно пытаюсь запомнить все, что случилось со мной в течение дня, чтобы потом рассказать тебе, когда мы увидимся, и… и я думаю что даже через десять лет, мне никто не будет нужен, кроме тебя». Ремус уставился себе на ноги. Произнеся последние слова, он испытал приступ ужасного страха - что, если Северус вдруг прервет его, или засмеется, или… что-нибудь еще. Вместо этого, он почувствовал крепкое прикосновение к подбородку пальцев, поднимающих его голову вверх. Северус улыбался ему, и его улыбка была такой чистой, такой истинной, прекрасной, и солнечной … что Ремус почувствовал, что его сердце может запросто взорваться прямо сейчас. Он был бы даже не против, - очутиться в загробном мире блаженным и счастливым человеком.
«Спасибо», - сказал Северус своим великолепным бархатистым голосом, осторожно беря медальон из руки Ремуса и сжимая его в ладони.
«Всегда пожалуйста», - облегченно выдохнул Ремус, и ничто в мире в этот момент не было в состоянии оторвать его взгляда от лица Северуса.
«Иди сюда», - пригласил темноволосый мальчик, отодвигаясь на дальний край кровати и вытягиваясь на боку в полный рост. Ремус охотно подчинился, распростершись рядом с ним. Они просто смотрели друг на друга, лежа совсем близко, лишь соприкасаясь бедрами и коленями.
Северус, как во сне, протянул вперед руку, легко пробежавшись пальцами вдоль бока друга. Оборотень затрепетал, полуприкрыв глаза, и почти замурлыкав. Северус, сократив это маленькое расстояние, придвинулся ближе и поцеловал Ремуса. Он знал, что поцелуй мог продолжаться вечно, он мог длиться, длиться, и длиться. Так оно и было… или, по крайней мере, казалось. Вначале поцелуи были легкими. Они просто снова и снова невесомо касались сомкнутыми губами шелковистой кожи друг друга. Мало помалу, их языки смелели, касания губ были подобны порханию трепещущих крыльев мотылька. Медленно, очень медленно они начали проникать языками вглубь. Одновременно оба мальчика начали двигаться, сперва очень несмело, вжимаясь друг в друга, соединяя плечи, переплетаясь ногами и руками. Они все еще продолжали мягко гладить спины, руки и целоваться… только целоваться и ничего более.
Но Ремус знал, что скоро ему захочется большего, его возбуждение нарастало, эта разгоряченная кожа под его руками разжигала все желания. Он начал судорожно расстегивать рубашку Северуса немного неловкими пальцами. Внезапно он почувствовал прикосновение длинных пальцев Северуса в своих волосах, но, не отвлекаясь на это, продолжал осторожно задирать все выше и выше его рубашку. Северус, подобно его зеркальному отражению, принялся оттягивать толстый свитер Ремуса, собирая ладонями складки вязаной шерстяной материи. Плавно и немного неуклюже мальчики раздели друг друга до пояса и бросили снятую одежду каждый со своей стороны кровати. Они снова принялись медленно и неторопливо ласкать друг друга губами, языками и пальцами. Ремусу казалось, что он двигается под толщей воды, на дне спокойного тихого моря, единственными обитателями которого были только они двое. Для того, чтобы дышать, ему достаточно было дыхания любимого, и он ничего не чувствовал, кроме прикосновений теплой кожи Северуса. Их поцелуи начали спускаться ниже по горлу, шее, захватывая плечи, двигаясь в том же плавном ритме, в их чувственную игру включились зубы, легонько покусывающие горящую, как в лихорадке, плоть. Ремус чувствовал богатый солоноватый привкус кожи Северуса, наслаждаясь этой нежной остротой и особенным ароматом. Где-то в глубине мыслей, Ремус сам себе удивлялся. На самом деле, с тех пор, как они стали встречаться, им с Северусом не предоставлялось никаких возможностей для предварительных ласк перед быстрыми занятиями любовью, если их можно было так назвать. Только пара минут торопливого тисканья и зажимания, когда они ухитрялись где-нибудь уединиться украдкой. Это порой оставляло чувство неудовлетворенности. Обычно, любой вид телесного контакта с Северусом приводил Ремуса в совершенно дикое состояние. И единственным его отчаянным желанием было – бросить Северуса на кровать, на пол, куда угодно – и трахать до бесчувствия. Но сейчас он не чувствовал ничего из этого настоятельного, требовательного желания, только безбрежное море опьяняющего наслаждения, вызванного лишь простыми объятиями их юношеских тел. Может, всему виной был алкоголь, а может – что-то другое. Ремусу это было глубоко безразлично. Он продолжал медленно вылизывать ключицу Северуса, когда почувствовал, как тот легонько оттянул пояс его джинсов. Гриффиндорец с усилием смог прервать томный танец своих рук по спине Северуса, и медленно расстегнул пуговицу и молнию, снимая джинсы вместе с трусами. Одновременно, темноволосый мальчик, как будто повторяя его движения, избавился от ненужной ему сейчас одежды. Остались только два разгоряченных тела, только их обнаженная, покрытая шрамами плоть. Не было криков экстаза и торопливого хватания за возбужденные твердые члены, не было настойчивого желания срочно их куда-нибудь прижать или засунуть. Вместо этого они продолжили неторопливый обмен плавными ласками, перепутав ноги в восхитительную сеть. Их окружала совершенная и полная тишина. Только глубокое тяжелое дыхание вторгалось в неподвижный воздух комнаты. Но постепенно Ремус осознал, что стонет, и что эти тихие звуки были лишь слабым выражением того вожделения и счастья, которые он испытывал. Как будто отвечая своему любовнику, Северус тоже громко и протяжно застонал, этот стон казался вибрирующим рычанием. Они повернули бедра, тесно прижав их друг к другу, захватывая члены полностью, на всю длину, в теплые потные объятия между ног. Глаза Ремуса сонно закатились, и он почувствовал, как упоительное оцепенение охватывает все его тело, все его нервы, распространяя теплые волны удовольствия от паха до кончиков пальцев. Он снова застонал, зашептав какую-то невнятицу любимому на ухо. Северус в ответ еще сильнее сжал бедра, плавно потирая их о бедра Ремуса. Они оставались в таком положении, и притянувшись ближе, медленно двигались, снова и снова, почти бесконечно. Никакого принудительного и навязчивого желания закончить побыстрее эту долгую прелюдию, никакой необходимости поторопиться они не испытывали. Только волны блаженства, окатывающие их снова и снова.
Он не был вполне уверен, когда именно Северус проскользнул своей влажной рукой между ними, покрывая слюной его и так уже мокрый и блестящий от пота член. По правде говоря, это ощущалось также необыкновенно приятно, как и все, чем они сейчас занимались. Зато он не упустил момент, когда слизеринец повернулся к нему спиной, прижавшись лопатками к его груди, и забросил одну свою длинную ногу на его мощные и мускулистые бедра, опираясь другой ногой о его колено. Это показалось совершенно естественно, - чуть-чуть приспособиться и медленно проскользнуть членом в эту единственную в своем роде, тугую теплоту, с громким стоном, поглотившим еле слышный вздох его темноволосой любви. И что могло быть естественнее - оставаясь в этом положении, погрузиться глубже внутрь, невнятно шепча в шею Северуса слова, способные выразить его любовь и заботу на этом темном и липком языке любовников. Затем оба начали двигаться, синхронизируя движения, встречаясь и расходясь бедрами и ягодицами. Плоть скользила по плоти созвучно напеву, который могли слышать только они одни, в ритме бормотания Ремуса и задыхающихся стонов Северуса. Ремус захватил член любовника и начал двигать по нему рукой, присоединив еще один орган к этому танцу страсти. Они трахались, как ангелы, упавшие с небес; они трахались, как боги, в которых никто не верил; и более того, они трахались как два мальчика, которые отчаянно любили друг друга, которые ужасно напились, и которые сейчас жили сейчас друг для друга, доказывая это таким способом, для которого им не нужен был никто другой.
Их оргазм был пронзительно совершенен. Возможно, потому что их движения были плавными и медленными, не было ни криков, ни эффектных вспышек света под веками, разрисованными алой сеточкой кровеносных сосудов. Только внезапное сокращение мышц. Ремус обернулся вокруг Северуса защитным клубком, запечатлев четкие полумесяцы зубов на плече любимого, будто пометив его. Северус со стоном запрокинул голову назад, со вздохом, подобным шелесту ручейка, темно-синей лентой струящегося в ночи, его черные как сажа ресницы неистово затрепетали.
Они лежали так долгое время, мерно дыша, ребра и спины поднимались и опадали. Желание разговаривать у них постепенно исчезало, смытое и унесенное волнами чувств и эмоций, вызванных сексом и оргазмом. Северус, не моргая, слепо смотрел в темноту, где угадывалась дальняя стена комнаты. Ремус глубоко дышал носом, упиваясь их перемешавшимися запахами, такими сокровенно личными и родными.
Но витание в облаках тоже имеет свой ограниченный предел. Ремус внезапно поежился. Он почувствовал, что холодный воздух комнаты, окончательно вернул его к реальности. Его обнаженную спину зазнобило.
«Что, Сев?» Посмеиваясь, слизеринец осторожно отодвинулся от Ремуса и влажно соскользнул с него, оставляя гриффиндорца разочарованно нахмурившимся. «Я не это имел в виду!», - расстроенно воскликнул он любовнику.
Северус, улыбнувшись, остановил его возмущение: «Вот», - просто сказал он, передавая ему полотенце, лежавшее возле кровати. «Немного оботрись. А я после тебя. И мы заберемся под одеяло».
«Ох!» Ремус быстро мазнул полотенцем по телу, стирая влажные следы, напоминающие о недавнем страстном занятии. Хотя и не слишком усердно. Ему нравилось, когда запах Северуса держался на нем как можно дольше. Потом он отдал полотенце обратно и смотрел, как аккуратно и тщательно вытирается слизеринец. Это зрелище показалось ему ужасно забавным, и он не смог удержаться от смеха. На что Северус недоуменно выгнул одну бровь.
«Я даже не собираюсь спрашивать», - заявил темноволосый мальчик, отворачивая толстое шерстяное одеяло с пододеяльником и быстро под него юркнув. Довольный Ремус тут же последовал за ним. Он уютно прижался к длинному телу Северуса, свернувшегося калачиком и устроил голову на впадинке его плеча.
«Сколько дней осталось, прежде чем твои соседи по комнате вернутся с каникул?», - спросил Ремус немного дремотным голосом, разрешив себе медленно и плавно смежить веки.
«Хмм, кажется, восемь или девять», - также сонно ответил Северус.
«О-о-о, как хорошо», - радостно пробормотал Ремус, счастливо подсчитывая, сколько раз они смогут позаниматься сексом, если будут делать это хотя бы три или четыре раза за сутки.