Будь проклят тот день, когда я решил стать аврором. Я себя убеждал, что это - глупая затея, что я сам еще совсем недавно прятался от авроров, преступник, сбежавший из Азкабана. А теперь я решил стать одним из этих охотников. Я не знаю, что меня побудило вступить в ряды борющихся против темных сил.
Однако работа даже доставляла мне некоторое удовольствие, я чувствовал, что я мщу за все то, что сделали мне и моим близким темные маги.

Но когда мне сообщили, что я состою в отряде, которому необходимо выследить и убить одного оборотня, подозреваемого в совершении нападения на кого-то (естественно, оборотень ни на кого не нападал, просто он кому-то «перешел дорогу» и теперь мешался), я сразу почувствовал, что здесь что-то не ладное. И когда я узнал имя этого оборотня, мое сердце болезненно сжалось. Ремус Люпин.

Я скрыл свои чувства, однако внутри меня бушевало пламя. Ремуса я долго не видел, мы с ним сильно поругались однажды, из-за пустяков, конечно, но он полный решимости уехал. С тех пор прошло полтора года, а я от него не получал ни весточки, на мои письма он не отвечал. И вот теперь судьба столкнула нас, но мы стали по разные стороны баррикад. Мы теперь не два друга, теперь я - охотник, а он - дичь.

И старая рана на сердце, которая, казалось, уже давно зажила, открылась вновь. И в противоречие всех своих чувств, я вдруг ощутил непреодолимое желание мести. За что?..

Моя рука сжимала арбалет, заряженный серебряными стрелами, я вдыхал воздух, пропитанный полнолунием и страхом. Я слышал шаги своих соратников, других авроров, но я не могу им позволить убить Ремуса. Я хочу сделать это сам! Ужас сковал мою душу. Тот, кого я любил, кого я боготворил, должен будет пасть от моей же руки. Это месть за любовь. За то, что Ремус позволил ей душить меня, но не дал мне в ответ ничего. Разум потонул в жажде мести и крови. Я никогда раньше так не чувствовал себя. Хотя, пожалуй, было подобное ощущение, когда я желал убить Питера.

Но тогда это было чувство ненависти, заливающей глаза. А сейчас это - чувство любви! Я убиваю ради любви. Красиво звучит, не правда ли? Но на деле это не так красиво, это грязно, глупо, жестоко и эгоистично. Да, эгоистично, убеждение эгоистов - если не мне, то никому. Вот это меня и ведет вперед. Я шагаю по сухим листьям, осторожно переступая через стволы поваленных деревьев.

И я слышу крик одного из авроров: оборотень бежит мимо них. Короткие глухие выстрелы, острый звук впивающегося в кору дерева серебра. И несущиеся шаги, знакомые шаги. Сколько раз я слышал их. Топот четырех мягких лап, дрожь серой шкуры в лунном свете. На поляну выбегает большой волк. Увидев меня и нацеленные прямо на него стрелы, он замирает.

Я чувствую оглушительный стук его сердца, хотя, на самом деле, его не слышно. Но я чувствую его. Я готовлюсь нажать на спусковой крючок. Я уже вижу, как стрела стремительной серебряной молнией преодолевает короткое для нее расстояние, как она теряется среди серебристой шерсти, слышу отчаянный вопль зверя, из рыка переходящий в человеческий крик...

Но я прихожу в себя. Зверь не сводит с меня глаз. Я вытягиваю руку, прицеливаюсь, и… мои глаза встречаются с глазами зверя. Я смотрю в янтарь глаз волка, и я вижу в них взгляд Ремуса, печальный и задумчивый. И в них нет ярости и злобы, кровожадности и желания убивать. В них даже нет ненависти ко мне. В этих желтых глазах, прошивающих меня насквозь, я вижу... любовь. Трепетную, слабую, только зарождающуюся или уже погибающую, боящуюся и тихо крадущуюся.

- Ремус, - я опускаю арбалет. Волк внимательно смотрит на меня, - беги. Он не верит. Он продолжает смотреть на меня. И ждет. Ждет?
- Ты знаешь, - говорю я ему, - ты знаешь!
Волк ждет.
- Я люблю тебя, - шепчу я.

Он срывается с места и скрывается в зарослях. Я провожаю его шелестящие шаги. И встречаю громкий топот авроров.
- Где он? - кричат они в ярости, - Почему ты его не убил? Ты что, не видел его?
- Нет, - я качаю головой.

***

Следующим днем я пью чай и вспоминаю своего оборотня. И снова сердце больно сжимается. Я смотрю за окно на серый дождь, оплакивающий мою печаль. Шелест крыльев, мокрая сова приносит письмо. Я уже знаю, что это из Министерства. И что они меня увольняют, я не справился со своей должностью. И черт с ней! Я быстро пробегаю по строчкам глазами, удостоверившись, что не ошибся в своих догадках. Письмо летит в огонь.

До вечера я сижу в гостиной, в голове крутятся события последних дней, но мне совершенно не хочется об этом думать.
Я с ногами забираюсь в широкое кресло, раскрываю книгу и предаюсь чтению, хотя глаза начинают слипаться. Гроза, разыгравшаяся за окном и дождь, разбиваемый порывами ветра о стекла окон, только создают ощущение уюта в теплой гостиной.
И сквозь гром и вой ветра я слышу стук в дверь, молящий меня встать с кресла и пойти в холодную переднюю. Кого могло принести в такую погоду?

Ну, конечно, Гарри же говорил, что навестит меня на днях, ему необходимо было со мной обсудить что-то очень важное. Видимо, ливень его не остановил. Я откладываю книгу и иду в прихожую, темную и холодную. Открываю дверь, меня тут же обдает порывом ветра, наполненным промозглым дождем.

На пороге стоит промокшая дрожащая фигура. Вспышка молний высветила усталое худое лицо. Янтарные глаза не способны сиять, однако я чувствую их теплый взгляд. Я не удивлен, но по телу растекается, словно ртуть, забытое ощущение, от которого на глазах наворачиваются слезы. Не говоря ни слова, я прижимаю к себе продрогшего и падающего от усталости Ремуса. Закрыв дверь, я веду его в гостиную. Он так верно и доверчиво жмется ко мне, что я не могу поверить, что совсем недавно я желал убить его.

Насквозь мокрый, с прилипшими к лицу волосами, с грустными и испуганными глазами, он вызывает умиление и жалость. Я усаживаю его в кресло, ухожу в кухню и возвращаюсь с кружкой горячего ароматного чая. Передавая ее Ремусу, я касаюсь его худых дрожащих рук. Он преданно смотрит на меня, я не выдерживаю его взгляда и отворачиваюсь. Он пьет чай, все еще глядя меня. Дождевая вода капает с его волос и потрепанной мантии, на полу уже образовалась лужа.

Я принес из ванной махровый халат и передал его Ремусу. Мы все еще не сказали друг другу ни слова. Я наблюдаю за тем, как он стаскивает с себя липнущую мокрую ткань, облачается в халат. Мельком я вижу, что вся его спина и плечи усеяны множеством перекрещивающихся длинных шрамов.

Я слышал, что он попал к Пожирателям Смерти, что они приняли его за аврора и пытали, желая получить какую-то информацию. И что потом, во время полнолуния, ему удалось бежать. Но я тогда не воспринимал эту информацию по-настоящему. И только теперь я представил себе все то, что должен был испытать Ремус, находясь в плену. Страшно подумать, что они делали с ним.

Ремус садится в кресло, снова приникая к чашке. Я вижу в его глазах, устремленных на меня, благодарность и любовь, ту самую, только возрождающуюся после своей смерти. Ремус допивает чай и отставляет кружку. Я все еще стою и смотрю на него, вижу, как он дрожит от усталости и холода, еще не отступившего. Вздохнув, я цепляю с другого кресла шерстяной плед, на ходу расправляя его, и сажусь рядом с Ремом, чувствуя, как он вздрагивает. Осторожно накидываю плед на его худые плечи, заботливо укутывая его. Он поджимает ноги, устраиваясь удобнее.

Его голова опускается на мою грудь, глаза устало закрываются. Я обнимаю его, чувствуя под своей рукой сквозь плотную ткань дрожь его тела, но она постепенно затихает. Он засыпает, бормоча что-то в полудреме. Я стираю второй рукой неожиданные слезы, бегущие по моим щекам, и робко целую Ремуса в лоб. Он вздыхает и приоткрывает глаза.

- Прости меня, Сириус, - шепчет он и снова закрывает глаза.
- Ты тоже меня прости, - отвечаю я.
Он улыбается.
- Я тебя прощаю, - выдохом произносит он.
- И я тебя.

Я понимаю, что «прощаю» в его фразе звучит, как «люблю». Я вдыхаю запах дождя, пропитавший его волосы. Сон укутывает нас в перину. Мы уплываем в мир сновидений. Привычно я опасался этого, каждый раз просыпаясь от очередного кошмара. Но теперь со мной был Ремус, ни один кошмар не посмеет приблизиться к нам.

...Сонное бормотание Рема, тиканье часов в гостиной, потрескивание угасающего пламени...