Мягкий снег маленькими облачками вздувается под моими лапами, когда я бегу. Это подарок Луны мне на Рождество – такой нетронутый, чистый снежный покров, что кажется, будто каждая снежинка отделена от другой. Сегодня ночь полнолуния – ночь, в которую я выпускаю всего себя на свободу, презрев правила. Правила создавались не для меня, и не для того, к кому я направляюсь – тоже. Теперь нет. Луну я не люблю. Она – моя повелительница, моя невеста и моя мать, и всю жизнь я обречен жить под этим неусыпным контролем. Я не люблю контроль, поэтому никогда не дарю его никому. Но он – ему он необходим, как воздух, он жил с ним с рождения, и я дам ему контроль.

Сегодня ночь полнолуния – ночь, в которую исчезает один человек в деревне. Далекой деревне, маленькой, такой, куда всевидящие глаза Дамблдора не сумеют заглянуть. И так как сегодня – ночь полнолуния, я бегу.

Я бегу долго, быстро, пока воздух не откажется выходить из легких, пока лапы не начнут подворачиваться, и все мое естество не станет умолять меня о передышке. Тогда я пойму, что наконец-то добрался до деревни. Звери определяют расстояние не так, как люди, они не могут носить часы. Они смотрят на Луну, и она говорит им, сколько еще бежать – до восхода ли солнца или, возможно, только до тех пор, пока удары сердца не начнут отдаваться болью во всем теле. В такие минуты мне кажется, что это не маленький, с кулак, орган, который я видел желтыми глазами много, бесконечное множество раз, а огромное нечто, заполнившее меня, ставшее мною, и тогда я останавливаюсь и укоряющее смотрю на Луну.

Луна холодна; она не может понять ничьих чувств, и мне всегда бывает смешно, когда кто-то взывает к ней, как к чуткому божеству. Чуткости в ней не больше, чем в этом снеге, и она могла бы разрезать вас на кусочки и подать на тосте, если бы захотела…Но она не хочет, и в этом весь фокус. Луна не хочет ничего, кроме как вспоминать былые дни и принимать жертвы в свою честь. Я дарю ей жертв в такие сумерки, как сегодня – мягкие и уютные, как объятия. Темнота нависает, словно роскошный занавес, готовый вот-вот превратить едва различимые ноты моих следов в черные провалы в снегу.

Зверь в моих жилах, в моей крови...
Оно.
Этому нет названия, у него нет пола, поэтому...
Оно.

Оно никогда не прощает и никогда не забывает – беспощадное существо с обратной стороны собственного я, оно есть у каждого, но только у избранных Луной оно становится живым. Оживает в такие ночи, как сегодня. Сегодня – ночь полнолуния.

Я чую привкус ночи в ветре задолго до ее наступления. Мои кости ломит, суставы подергиваются от нетерпеливого ожидания. Оно хочет вырваться наружу, и когда это происходит, человек сопротивляется и не отпускает его на свободу. Оно сильнее – обычно нет, но в такие ночи, когда его создательница бледным пятном нависает над ним, оно сильнее. И существо воет, дергает сухожилия, растягивая кожу до своего размера, пока наконец человек не окажется заточенным глубоко внутри, и они меняются местами. Человек не должен такое видеть, и оно закрывает ему разум, заливает уши кровью, завязывает глаза болью, и наутро человек просыпается не сошедшим с ума. Если только человека не напоили зельем.

Люди, зазевавшиеся вечером, и не ушедшие в свои уютные дома – вот кто мои жертвы. Агнцы для заклания, предназначенные великой Артемиде. Сегодня – ночь полнолуния, в которую я хочу убивать вместе с моим волком, потому что из-за зелья оно подавило меня не полностью... Но мне нравится это, и я никому не говорю о пропавших людях... А остальные думают, что я мирно сплю в Шалмане. Очередной агнец стоит прямо передо мной, испуганно косясь глазами по сторонам, делает шаг в сторону и бежит. Я сижу на снегу, смотря на его медленно удаляющуюся фигуру. Если ему хочется играть – пусть так. Зачем спорить, если я все равно выиграю?

Я прыгаю, почти полностью растянувшись в полете, и тишину ночи разбивает отчаянный крик мужчины. Я обрываю его – нет, пока еще только зажав рот лапой, и смотрю в его глаза.

Луна может отнять многое, но ей никогда не отнять мою личность, оно лишь прячет ее, прячет на время, закапывая поглубже, как лишнюю кость на черный день, но она есть, и в тот день, когда мне дали зелье, оно не сумело спрятать ее. Я вырвался из глубины тьмы на самую ее поверхность, но и там она оставалась такой же черной, как ночь вокруг. Я играю в игру – опасную игру с самим собой, пытаясь угадать, кто из нас сильнее. Я карабкаюсь наверх из темноты, к свету, а оно затягивает меня обратно, потому что его задача – убрать меня с глаз Луны.
У него есть когти, кровь и боль, острые челюсти – у меня же нет ничего, кроме разума, и поэтому я неизбежно проигрываю, но мне все же хочется бороться и я барахтаюсь во мраке собственной души.

Эй, говорю я, как тебе кажется, у тебя сегодня удачный день?
Но он не понимает меня. Меня может понять Сириус, возможно, старина Снейп – большая сердитая ворона – после того случая в Шалмане, и еще – тот, к кому я бегу этой ночью. Прости меня, дружок, надо было тебе идти в твой теплый уютный дом, мне жаль, что ты так задержался сегодня. Но сегодня – ночь полнолуния, и я не могу выбирать. Оно хочет есть, я чувствую жаркий голод, сотрясающий тело. Луна ждет своего запретного удовольствия, и оно, взвизгнув в последний раз, впивается белоснежными клыками в нежную шею. Напоминая мне тот раз, когда шея была цвета сливок, и были глаза, закрытые в страхе, и потом – еще одно существо было создано.

Оно смотрит на Луну, и Луна медленно краснеет, подчиняясь прихотям налившихся кровью глаз. Мне пора идти. Я закапываю тело, в очередной раз проигрывая в извечной игре, и снова бегу. Существо сыто и довольно, и я снова предоставлен самому себе – до того раза, когда оно снова не окажется голодным.

На пригорке сидит он – мое творение. Я освободил его темную половину души, сделал его таким же избранным...И мне теперь не так одиноко. Он меньше меня – белоснежный волк с серебряными глазами. Оно заволокло эти глаза желтыми искрами, дурманя его и дразня, приглашая сыграть в ту же игру, что и со мной. Я подбегаю и он отворачивается – из моей пасти идет смрадный запах остывшей крови. Скоро он и сам будет так пахнуть, как только в первый раз проиграет в своем поединке, но пока он ненавидит меня и себя – то, чем он стал. То, во что превратил его я. Может быть, мы немного побегаем по зимнему лесу, поймаем кролика и разделим его, а потом завалимся спать прямо на пригорке... И если ты перекинешься раньше меня, то на рассвете...

Эй, скажу я, как тебе кажется, у тебя сегодня удачный день?