Посвящается Sally Lupin-Black.

Сириус уже битый час сидел на полу у двери его комнаты. Полосатый шарф и мантия на меху валялись рядом. Сегодня был выходной, и все ушли в Хогсмид. Блэк было тоже хотел пойти, но, едва переступив порог замка, понял, что не сможет. Уйти вот так, бросив его одного.

- Рем... ну послушай! Да, я кретин, знаю, но, поверь, у меня и в мыслях не было причинить тебе вред. Все, что я хотел - это проучить Снэйпа.

Тишина.

Помолчав, она начал снова:

- Этот гад уже просто достал меня своими шуточками. Хотя, это не оправдание... Ремус! Ты меня слышишь? Я же носом чую, что ты здесь.

За дверью раздался тихий шорох.

- Рем... ну дай мне войти! Я не могу просить у тебя прощения через дверь.

- Почему? – глухо спросил оборотень. Его голос казался разбухшим от слез.

- Ну наконец-то... Да потому, что, - Блэк не знал, как это объяснить. Он только сейчас понял, как ему хочется обнять… прижать к себе, и чтобы Рем всхлипывал ему в плечо... - Потому что...

Дверь распахнулась. На пороге стоял Ремус, зябко кутаясь в старую мантию. Нос у него распух и покраснел. Сириус робко протянул руку, но тут же ее отдернул. Губы Ремуса задрожали и искривились.

- Думаешь, это так просто? Сейчас ты меня обслюнявишь - и все будет о’кей? - прошептал оборотень.

Сириус поднял голову и часто заморгал, силясь понять.

- Так тебе… неприятно? Не нравится? Прости, я не знал...

- Теперь знаешь, - ровным, без эмоций, голосом ответил Люпин. – Уходи. Я хочу побыть один.

Понурившись, Сириус вышел из комнаты. Еще немного постоял, прислушиваясь, но из-за двери не доносилось ни единого звука.

***

Он всегда считал себя циником, гордился своей неуязвимостью. Но тогда почему же… Проглоченный комок обиды оставил во рту кислый вкус. Ремус сказал, что ему не нравится... Но Сириус готов был поклясться, что этот внезапный румянец, и блеск в глазах – все было настоящим. Когда он в первый раз несмело коснулся губами его щеки, Ремус задрожал и вспыхнул. А потом протянул руку и погладил его шею, за ухом. Сириус тогда поймал узкое запястье и поднес к губам… Но кто-то вошел в класс. Рем вырвал руку и отшатнулся. Как будто между ними ничего и не было…

А разве что-то было? Невесомые головки одуванчиков, что раскачиваются на ветру. Тень от крыльев бабочки. Но мечту нельзя трогать руками, даже если она так и манит прикоснуться к себе. Яркие чешуйки осыпались и смялись под его неловкими пальцами. Никогда, никогда больше не взлететь ей над пестрым ковром луга в небесную синь.

Зябко обхватив себя руками, Сириус сморгнул набежавшие слезы.

***

В соседней комнате, лежа на кровати в свете ночника, Ремус прикоснулся губами к его фотографии. Матовая поверхность запотела от жаркого дыхания. Закрыв глаза, он представлял себе, как рука Сириуса вплетается ему в волосы, притягивает к себе… В висках гулкими толчками шумела кровь. Перевернувшись на живот, он положил белый квадратик на подушку и замер, всматриваясь в любимое лицо.

Ничком – на постель, вжимаясь в нее.

Яростные толчки бедер… кровать скрипит слишком громко, он может услышать... Но, может, хоть тогда поймет, что...

Люблю.

Пальцы разжались, измятая простынь, во рту так сухо, так...

Ну почему ты не придешь ко мне, Сириус?

***

С тех пор прошло много дней, и Ремус почти перестал ждать. На уроках они обменивались ничего не значащими фразами: одолжи перо, подвинься, нарежь то, истолки это. Страшась прикосновений, опасаясь выдать свою тайну другому. Но когда наступал вечер, и темно-лиловый полог неба бархатными складками опускался на землю... Они мечтали – порознь, о том, что сейчас откроется дверь и...

Но не было ни шлепанья босых ног, не дрожащего огонька в ночи.
Их разделяла тонкая стенка, и Сириус мог слышать, как Ремус стонет и зовет его во сне.

***

- Сириус... - на выдохе, еле слышно, - Си-ри-ус.

- Тише, Рем, я здесь. Все хорошo...

Темно-золотые ресницы моргнули. Раз, другой. Нет, не привиделось. Сириус сидел на его постели, в одной рубашке. Концы черных прядей щекотали его обнаженную кожу.
- Иди ко мне, - прошептал он пересохшими губами.

Пальцы зарылись в шелковистую тьму... Ремус впился в его губы исступленным поцелуем. О, как же он истосковался по этой нежной коже... по его запаху. Ни слова не говоря, Сириус откинулся на спину. Дрожащими руками приподнял край рубашки... Ремус лег на него сверху, вжимая в кровать. На лице у Блэка было написано неприкрытое желание. Обхватив ногами его талию, он бесстыдно потерся о Люпина.

- Сири... о, черт... что ты со мной делаешь...

- Я люблю тебя, Ремус, - прошептали припухшие губы.

***

В конце февраля была оттепель. Тут и там из-под снега виднелись рыжие проталины. По вылинявшему небу, сбиваясь в комки, плыли сиреневые облака. Стрельчатые окна гриффиндорской башни уже ослепли от солнца. Они стояли у окна. Сириус прижимался к его спине и обнимал за талию, зарывшись лицом в густые русые волосы.

Ремус смотрел сквозь цветные квадраты стекол, и мир дробился и переливался в глазах.