Он не был художником.
А она – была.
Но он любил рисовать все на свете.
А она – только его.
Он жил где-то там, за гранью сознания, в выдуманном мире.
А она – на этой земле.
Но оба они, сидя вечером в одиночестве, даже не подозревая о существовании друг друга, мысленно устремлялись друг другу навстречу. И они брали в руки карандаши и рисовали, не зная, что рисуют друг друга.
Что нахлынуло на него в тот вечер, что заставило его отложить кисти и краски в сторону и вместо привычных пейзажей рисовать совсем другое? На белом листе бумаги, тонким угольным грифелем... незнакомые черты незнакомого человека. Почти набросок: разметавшиеся от ветра волосы, мягкий взгляд из-под бровей... и бездумно, совершенно необоснованно – вензель в левом нижнем углу, замысловатая буква А. И он долго смотрел на свой рисунок, не имея представления, кто на нем изображен, и тихо, нежно улыбался своим тайным мыслям...
Рисовала и она, сидя на подоконнике в золотых лучах заходящего солнца. Только она прекрасно знала, кто был героем на ее картинах. Только он. Всегда только он. Никогда не бывало иначе... Волосы немного растрепаны – это придавало ему удивительно по-детски трогательный вид. Строгий взгляд без сомнения добрых глаз... И четкая, уверенная R в правом верхнем углу – это было привычным завершающим штрихом.
Тот же самый рисунок. Одни и те же черты. Они были друг другом, они рисовали друг друга, а нарисовали самих себя. Она прикрепила портрет над своей кроватью, провела по нему рукой и прошептала: "Ремус". Где-то далеко, за сотни миль, а может, за миллионы мыслей от нее, он в точности повторил ее жест, теперь уже зная: "Александра".