"Вот он!"

"Нет, здесь слишком много людей... Так шумно, неромантично... Не сейчас, не сегодня. Лучше пойти к себе... успокоиться. Подождать более подходящего момента. Подальше от него... "

"Черт бы тебя побрал, Ремус Люпин, ты трус, ты стыдишься признаться человеку в любви только потому что вокруг люди, которые могу тебя осудить. Я себе после такого никогда больше руки не подам. Жалкий трус - а еще вервольф! Волк!"

***

Гриффиндорский пятикурсник Рем Люпин стоял в темном уголке и оттуда смотрел на рождественские приготовления в Большом зале, попутно называя себя самыми последними словами. Объект его внимания только что прошел мимо, встряхнув шикарными светлыми волосами и обворожительно-надменно - по-Малфоевски - улыбаясь. От этого отточенного и аристократичного жеста у Луни внутри все перевернулось, сердце стремительно сделало мертвую петлю в груди, и, видимо, посчитав предложенное пространство позорно малым, активно попыталось вырваться на свободу прямо через горло. В результате дыхание перехватило и перед глазами поплыли зелено-серебряные круги. Первый красавец Хогвардса Люциус Малфой прошел мимо, даже не посмотрев на задыхающегося «от чувств» Люпина. Рем снова обозвал себя невозможным трусом.

Вот уже два с половиной месяца, с того самого дня, когда Рем понял, что безумно влюбился в слизеринца, по которому сохло уже полшколы во главе с Мародером Сириусом Блэком, он каждое утро давал себе торжественную клятву признаться Люциусу в своей любви. Впрочем, он говорил себе: «Все, сегодня я его обязательно поцелую, не будь я Люпин!», но ведь для пятнадцатилетнего романтика это одно и то же, не правда ли?.. Но, по всей видимости, Ремов отец слегка не уследил и Рем получился "нелюпином" (хотя это уже личные дела их семьи), потому что из этих ежедневных обещаний, уже ставших столь же привычными, как чистка зубов по утрам, совершенно НИ-ЧЕ-ГО не получалось. Боги, как он завидовал Блэку! Высокий мужественный парень с шикарными непокорными локонами, пронзительно синими глазами и голливудской улыбкой всегда был самым удачливым, первым во всем. Дьявольски привлекательная внешность, блестящий ум и чувство юмора, безупречный стиль плюс истинно гриффиндорская смелость в неограниченном количестве (ну почему одним - все, а другим - ничего?) делали его второй по величине звездой школы после Люциуса.

Рем мечтательно прикрыл глаза и тихо вздохнул - последние два с половиной месяца он только это и делал. Вздыхал. Мечтал. Снова и снова вспоминал черты, которые сводили его с ума. О, Люциус был прекрасен... Словно сам бог Фрейр сошел на грешную землю - белокурая волна волос до пояса, изящные, аристократичные манеры, очаровательно-выразительная мимика. О, эта тонкая бровь, взлетающая вверх от удивления или насмешки, такая невыразимо притягательная полуулыбка... и полузакрытые ширмой угольно-черных ресниц серебряные искрящиеся глаза, когда он был доволен или получал удовольствие... Люциус Малфой был признанным королем во-первых, для Слизерина, во-вторых, для большей части остальных Домов. Для него в правилах делались исключения. Ему доставалось самое лучшее. Выбирал всегда он, а не его. И этот белокурый дьявол выбрал Сириуса. Блэк приходил в башню Гриффиндора под утро, без сил, но счастливый, с розовыми щеками, с прикушенными губами и недвусмысленными красными следами на шее. Следы поцелуев. Люпин знал, чьи губы прикасались к нему. Хотелось убить любого, кого касались эти обожаемые губы. И Рем страдал. Не то, чтобы он ненавидел Блэка, но быть его другом Луни было невыразимо трудно. А что остается делать, если ты не вышел ни лицом, ни ростом? Если ты невысокий и какой-то по-женски изящный. Стройный и легкий - настоящий Искатель. Русые локоны до плеч - вечно растрепанные, небрежно перехваченные лентой. Темно-карие глаза. Не такие большие, как хотелось бы. Ровные, но не слишком белые (по собственному мнению) зубы. Да еще и робкий впридачу. В общем, ты и подметки не годишься такому шикарному, мужественному и животно-притягательному Бродяге с его неистовым характером и красотой. Ты недостоин. Тебя не выбрали и не выберут. Смирись.

Смириться было еще больнее. Наверное, поэтому Люпин тешил себя обещаниями вот уже с Хеллоуина, боясь признаться себе, что это безнадежно. Он снова дал себе клятву.

***

"Черт, что я за идиот! Что я вообще здесь делаю? Почему я бегу по коридору в Гриффиндорскую башню, а не веселюсь вместе со всеми в Большом зале?"

"Я могу ответить. Потому что ты трус."

"Люциус только посмотрел на тебя, а ты уже готов убежать на край света - только бы подальше от него! Что ты за человек, я тебя спрашиваю, Люпин? Что ты вообще такое?"

"Трус."

***

Ремус бежал по коридорам, мысли в голове путались, наскакивали друг на друга, то разом утихали, то наваливались на мозг все сразу, точно гигантская лавина, и не давали дышать. Так мерзко он себя еще никогда не чувствовал. Он понял. Все понял. Он осознал, что не сможет даже просто подойти к Люциусу, просто заговорить. Он бежал с поля битвы, трусливо бросив знамя. Все начиналось вроде бы неплохо. Рем, освеженный новой клятвой, спустился в празднично убранный Большой зал вместе с друзьями-Мародерами. Речь Директора, тосты, веселье, шутки и смех, разговоры о подарках и каникулах, о людях и обо всем на свете. Жизнь прекрасна, подумал Ремус. И вспомнил о Малфое. Посмотрел на Слизеринский стол. Малфой звонко и мелодично смеялся вместе с несколькими парнями и девушками - Сев Снейп, Даррингтон, Нарси, Натэль... Господи, он знал по именам всех Малфоевских приятелей! Ему стало смешно. Он улыбнулся.

И тут Люциус посмотрел прямо на него. Заметил улыбку. И улыбнулся в ответ, слегка удивленно, слегка насмешливо. Снейп заметил его взгляд и повернулся, впившись взглядом, как когтями, Рему в лицо. Тот только тогда понял, что улыбается. Не успев толком ни о чем подумать, Люпин резко вскочил со скамьи и бросился бежать, оставив в недоумении друзей, в удивлении - Малфоя и в негодовании - Снейпа. Похоже, Север тоже имел некоторые виды на Люца, пришло в голову Рему на бегу. И вдруг он понял. Все кончено. Он не подойдет к Малфою на расстояние пушечного выстрела. Никогда. Просто не сможет. Он слишком труслив. Он проклинал себя. Ремус бежал не раздумывая, автоматически выбирая знакомую дорогу. Ему было не до этого. Он не думал, что увидит, завернув за угол. Зря.

За углом он не увидел ничего. Потому что его кто-то обнял за плечи и потянул в темноту, в укромный уголок. Пока Луни остолбенело позволял себя вести, таинственный некто не произнес ни слова. А потом слова потеряли всякий смысл. В губы Рема впились страстным поцелуем. Его подхватила волна тепла, все мысли улетучились, не оставив следа. Он приоткрыл рот, и некто углубил поцелуй, вырывая из груди Люпина стон удовольствия. Оборотень почти не стоял на ногах, ему казалось, он вот-вот упадет в обморок, но угроза прервать этот восхитительный поцелуй заставила устоять. Некто провел рукой по его волосам. О, это было прекрасно! В груди уже почти не осталось воздуха, но Рем не желал дышать, если для этого пришлось бы оторваться от сладких губ незнакомца...

Тот сам отпустил Люпина и чуть отодвинул от себя.

В полутьме гриффиндорец увидел неясное сияние белокурого водопада, низвергающегося по плечам того, кто стоял напротив. Мозг отказывался поверить, в то время как сердце счастливо отплясывало джигу в груди, где снова было мало места для танцев.

Это был Люциус. Рем не мог вымолвить ни слова.

- Почему ты убежал, Луни? Ты меня испугался? - тихо и мягко, как говорят с детьми, спросил он.

- Как ты здесь... то есть, почему ты не со всеми, в Зале? - заикаясь, выговорил Люпин. В мозг забрела одинокая мысль «Я бежал почти полчаса, и он оказался здесь быстрее меня...» Потом, видимо, мысли стало скучно в совершенно пустом пространстве, и она тихо ушла.

О, как чудесно звучит «Луни» в его устах... Неважно, откуда он знает. Впрочем, наверняка это Сириус проговорился. Неважно...

- Я так захотел, - можно было догадаться. Люциус Малфой никогда не делает того, что не хочет, - А что касается «как»... Я много знаю об этом замке. Послушай, Реми, я давно заметил, ты уходишь всегда, когда я появляюсь. Неужели я так тебе противен? - удивление. Но не насмешка. Что? Нет, не может быть... Настоящая обеспокоенность.

- Да нет, что ты, совсем наоборот! То есть... - о, «Реми» ляпнул лишнее. И смущенно замолчал, не зная, что сказать.

- Ну а раз так, - казалось, Люций совсем не удивился. На миг почудилось, что в его взгляде скользнуло... облегчение? Радость? Похоже, что именно они. У Люпина уже не было сил повторять себе, что это невозможно, - раз «совсем наоборот», то, если ты не против, ничто не мешает нам продолжить то приятное занятие, с которого мы начали разговор... - Малфой шагнул к нему и протянул руку, дотронувшись до его щеки. Кожа под этой нежной ладонью загорелась, закружилась голова, мысли устроили стремительный хоровод. О, Рем был не против! Но... Нет!

- Подожди! - Рем отстранился.

- Что не так, Луни? Не бойся... - «Луни»… этот голос обволакивал теплом, заставляя забыть обо всем. Но не сейчас.

- А как же... как же Сириус? Ведь он любит тебя! Так сильно... - Ремус хотел сказать «...почти так же сильно, как я», но вовремя замолчал. Не стоит сейчас об этом.

- А я его не люблю, - и все? Вот так и бросают нас те, кого мы обожаем? Никакого «он, конечно, замечательный, но...» Просто и по-собственнически - люблю, не люблю. Как же так?

- О, Боги... - Рем побледнел. А вдруг и с ним будет так-же? Этот прекрасный Нарцисс поиграет и бросит... Нет...

- Луни, ты что? Пойми, я люблю тебя, ты ведь это хочешь услышать, я знаю. Люблю... - он словно гипнотизирует этим голосом... Только не поддаться.

- Но... как же так? Почему? Зачем?

- О, сколько вопросов, - улыбка, смех в серебряных глазах.

Ремус взмолился без слов - ответь! Позволь мне понять, оправдайся, сделай так, чтобы я не должен был осуждать тебя! Я не могу тебя винить! Ответь, прошу...

- Понимаешь, Луни... Сириус слишком... мужественный. Он ведь твоего возраста, да? Он не умеет быть нежным, послушным... Он любит меня, да, я знаю. И разве я не подарил ему счастливое время, разве ему не было хорошо? Но хватит. Мне надоело. Я не хочу больше делать его счастливым. Я его не люблю. А вот ты… Ты совсем другой. Ты такой мягкий, податливый, теплый... Мой маленький Луни... Мой... Забудь Блэка. Нам сейчас не до него...

Рем сдался. На милость победителя. Он забыл обо всем, волна счастья закружила его - Люциус сказал, что любит. Любит! «Мой Луни... Мой Луни...» И неважно, что будет потом. Сейчас эти губы, обожаемые губы, эти нежные, шелковые волосы, эти сильные, ласковые руки и тело бога Фрейра принадлежат ему, Рему. И он больше не струсит. Никогда он не будет бояться любимого... Любимого Люциуса Малфоя...

***

Через два дня Ремус обнаружил Бродягу рыдающим в спальне Гриффиндора. Тот был в почти невменяемом состоянии и не произносил ничего, кроме постоянных проклятий в адрес Северуса Снейпа и всхлипываний: «Почему, Люциус? Неужели этот подонок лучше меня?»

Через месяц Сириус Блэк пытался покончить с собой. Через два месяца он показал Снейпу дорогу в Визжащую Хижину.