Когда все началось?! Мерлин, да я уже и не помню. Еще, казалось, только бы в сердце бушевали метели неприязни, ненависти, презрения, а потом - раз! - и вдруг душе, холодной, сумрачно-серой, как свинцово-серое небо за окном, стало хорошо. Тепло. И уютно. По телу разливалась сладкая истома, на мозг во всем своем полупрозрачном великолепии обрушилась дремота. Не сон. И не бред. Просто... Полусон... Дикая мечта. Дикое видение. Пожалуй, так мне казалось тогда... Но, забегая вперед, я могу сказать, что дикостью это казалось мне только сначала. Потом это стало казаться мне нормальным, обыденным, в порядке вещей.

Да... про что я там говорил?! есть у меня такая дурная привычка сбиваться при повествовании, переходя от второстепенного к главному. К самому главному.

Ах, точно, я говорил про тот день, когда все неожиданно перевернулось вниз головой. Про день начала моего безумия. Если мне не изменяет память, это был его урок... Защита от Темных Искусств.

Словно замороженный, я сидел на неудобной скамейке. Я не мог ни говорить, ни шевелиться. Казалось, я не мог даже дышать. И сознание мое, казалось, разделилось надвое. Первая часть его стала белым листом, на котором чувства рисовали свои диковинные узоры и отражения, чертили невидимые силуэты. И в эту часть, по-видимому, непропорционально бОльшую закралось безумие, и демоны, безумные, распутные, отчаянные, завладевшие моим разумом - постепенно, завладевшие моим телом - сразу, моими мыслями - чуть погодя. И эти демоны были подобно призракам, фантомам, созданным ветром и воздухом, землей и водой, красками, светом и тьмой... И они темно-серой вуалью околдовывали, опутывали все мое естество, все мое существо, и мое тело, преодолевая небольшое сопротивление рассудка, откликалось на их, демонов, воздействие.

А вторая часть, да-да, именно часть, а не половина, то слезно призывала меня одуматься, то железным голосом приказывало прекратить. Недостойно мыслить, недостойно думать. Недостойно фамилии. Семьи. Недостойно Малфоя. Она, эта маленькая часть, призывала меня побороть искушение. Но я не мог, ибо я боялся его, впервые в жизни я боялся чего-то настолько... Сильно. Я боялся этого чувства. Странного и неправильного. Зпретного. И вторая часть отступала под напором первой. И я ненавидел себя за эту свою податливость. И я чувствовал, что сердце мое было подобно бутону розы. От которого при каждой встречи с ним отлетало по несколько лепестков. А мне... А мне потом оставались лишь шипы. И я ненавидел себя. Я проклинал его.

И тогда, я помню, сильный удар под ребра возвратил меня к реальности:

- Драко! Что с тобой?!

- Все... - в горле стоял комок, предательский комок, выпускавший свои ледяные когти, - все в порядке.

И выброшенный пинком из лабиринтов своих дум, я ощутил, как несколько капелек прокладывают дорожку вниз по моей щеке. Мои первые слезы. Которые я пролил из-за него. Первые... А сколько их будет еще?

Ну, вот, опять я забегаю вперед...

***

Я вздрогнул от крика птицы за окном. Резкого, такого неожиданного, что он отвлек меня от моих дум. Мысли мои, еще недавно собранные, затянутые в тугой пучок, разбежались во все стороны перепуганными муравьями.

Я не понимал своего состояния. Эта рассеянность... Дезориентированность, потеря сна, аппетита... Пробуждения по ночам, с отчаянием ухватываясь за ниточку ускользающего полусна, исчезающей полудремы. Как в семнадцать лет. Как состояние головокружительной страсти... Или первой влюбленности...

Это возбуждение, которое теплыми волнами накатывало на мое тело, пульсировало в нем, когда я каждый раз входил в Большой зал... Как я искал глазами... Кого-то... Взгляд, бессмысленно блуждавший по залу, мимо профессорского стола, мимо гриффиндорского, продвигался вправо, до конца... Со стремлением увидеть до боли знакомое лицо... Волосы цвета расплавленной платины... Обычное, такое привычное сияние старостинского значка, темно-зеленый галстук... Забавно, никогда бы не подумал. В крайнем случае - красный в золотую полоску...

Убедившись, что он присутствует на трапезе и, как ни в чем ни бывало, болтает со своими друзьями о всякой ерунде, я еще минут задерживал на нем свой взгляд, любуясь им. Потом с трудом я отрывал глаза и, не чуя под собой ног, шел по направлению к своему месту. Тело душит предательская слабость. А мысли... А мыслей к тому времени уже не было... Они исчезали... Абсолютно...

А потом, уже в своем кабинете, проверяя его эссе или сочинение, или контрольную работу, я прижимал пергамент к своим губам... Листок хранил запах его духов, странный, горько-сладкий, как и он сам. И я целовал его. Просто прижимался губами к чуть шероховатой поверхности. И замирал. На сколько?! Не знаю. Может, на один лишь миг, может, на вечность... А потом я отшатывался... И эссе или контрольная, или сочинение, сделав изящный пируэт в воздухе, приземлялось на мой стол. И я долго и отчаянно смотрел на две крошечные капли. И на размытые чернила. Я тянулся к своей палочке и в который раз произносил Заклятия Сушки.

И так снова и снова.

Мои слезы.

Горько-соленая влага на лице.

Сколько их было?!

Сколько их сейчас?!

Сколько их еще будет?! Я не знал... А хотел ли?!

С раздражением кисть смахивала капельки, а на лице оставались мокрые дорожки.

Длинные. Короткие. Прерывавшиеся. Попадавшие за воротник.

Такие разные. Но такие одинаковые по своей природе. И причине, по которой они были вызваны. И эта причина - он.

Моя нездоровая.. что?!... уж не любовь ли?!

Слепое увлечение?!

Животная страсть?!

А может... Что-то другое?!

Я не знал.

И не знал, проясниться ли что в будущем.

А тогда были...

Только слезы.

***

Сколько их было? Моих слез? Я не мерил и не считал, да и как, чем?! Подставлять под глаза ведра, как в глупой маггловской сказке?! О, я думаю, что и ведер бы не хватило.

Да, я плакал. И мне было стыдно за это! Потому, что мужчинам плакать нельзя. Это преступно. Это очень странно и пугающе непривычно. Я же - Малфой. А они... Малфои ведь никогда не плачут, правда?!

Слезы... Они все текли и текли по щекам, словно во искупление всех тех лет, что не плакал. Они все текли и текли, и я не мог, не знал, как остановить их. Почему?! Почему?! Я не знал. Просто казалось, что мои слезные железы внезапно сошли с ума...

Слезы, подобные грозе. После них я замолкал. Надолго. Слезы, пдобные осенним дождям. Проливавшимся в душу. Слезы, настоящие, мужские, которые подобны расплавленному свинцу, и - о Мерлин!!! - для меня они скорее пытка, чем истинное облегчение...

И я не знал, что делать! Хотя нет, знал!

Я мог пойти к нему, к тому, что оказывал на меня вот такое воздействие. Из-за кого я медленно, но верно терял рассудок.

Моя жизнь с огромной скоростью летела в тартарары. Все мои убеждения, правила поведения, принципы разбивались о железную стену, которая потому - словно по мановению волшебной палочки! - превращалась в груды снега. Которые потом таяли под лучами солнца, становясь моими слезами.

Я мог рассказать своему вра... Нет, скорее неприятелю, что вот уже несколько месяцев он стал моей навязчивой идеей... Рассказать о том, что вот уже несколько месяцев не давало мне жить и наслаждаться этой жизнью... Существовать спокойно, в гармонии... Хотя нет, существовать в гармонии с кем-то, с миром - невыполнимая задача для меня.

Я мог рассказать о том безумии, которое прогрессировало во мне с каждым днем, с каждым прожитым часом, минутой, секундой. Рассказать о том, что происходило со мной на его уроках. Как снежной лавиной на меня обрушивалась апатия, безразличие, истинное замерзание души, тела, разума, воли...

О да, это - есть безумие, возросшее в слезах... И это - жажда неизвестного, доведенная до наивысшей точки, до пика... До сумасшествия...

Да, и снова слезы. Подобные дождям, что никогда не идут. Они льют. Сильно и без перерыва. А потом - раз! - и неожиданно заканчиваются.

Подобные стихийному бедствию. И после них я истощен, я пуст, я полый... Внутри. Почти. И я один. Почти.

И сердце мое заставляет биться... Что-то. Неизвестное и пугающее меня самого. Чуждое мне. раньше. Но хорошо знакомое и сейчас и тогда.

А со мной лишь слезы.

Их было много.

Их еще больше сейчас.

А сколько их еще будет?! Кто знает...

Я не знаю, что делать.

Хотя нет, вру.


Шаги. Эхо, отдававшееся от каменных стен. Звук ударившейся о косяк двери.

***

Итак. Жизнь стала невыносимой. Почему?! Глупый вопрос. Я - его учитель. Он - мой студент. Я по одну сторону баррикад, он - по другую. Потому, что он, по всем правилам игры, должен быть мне врагом, я должен ненавидеть его, презирать... Или, в крайнем случае, скрывать свои чувства за маской нейтралитета. И с каждой минутой мне становилось все труднее удержать эту маску. И с каждой прошедшей секундой я понимал, что еще чуть-чуть - и она слетит с моего лица, словно ее сдул сильный порыв ветра. Расставив все точки над "i", расставив все на свои мечта, открыв мою страшную тайну всему волшебному сообществу и... Ему. И я не знаю, что больше пугало меня, как перспектива. Быть разоблаченным или признаться самому. Ему.

Признаться в том, что при взгляде, лишь при едином взгляде на него, я теряю голову. Признаться в том, что мой разум одолевают совершенно... совершенно... неправильные, греховные, предательские, запретные мысли.

Признаться в том, что мой разум уже отдал сигнал к капитуляции. В том, что мой мозг, как и тело, давно уже сдался на милость победителя. Но его милость.

В том, что я так одинок.

И в том, что одинокими зимними вечерами мне компанию составляют только мои слезы. Слезы. Одни лишь слезы. И ничего больше.

Потому что вокруг пустота, поверженная дымкой мглы.

И слезы, проходя сквозь эту дымку, исчезали... Где-то. Только я не знаю, где.

И я утирал их. И они начинали течь еще быстрее.

Я отчаивался. Я устал. От них. От слез.

И я принимаю единственное возможное решение. Я встаю, торопливо подхожу к двери. Открываю ее. И по коридору иду так быстро, что потоки воздуха, двигающегося мне навстречу, сушат яростные слезы на моем лице.

***

Они встретились посреди коридора. Два сердца, влекомых друг к другу. Две души, искавших и нашедших друг друга. Две пары глаз, желавших встретить взгляд другого. Два человека, которых волею фортуны повлекло друг к другу, наперекор запретам и принципам.

И на лицах обоих были слезы.

У первого - избыток влаги, переполнявшей тело.

У второго - капли, последние капли, еще не выплаканные душою. Падали из-под век.

И у каждой слезинки своя причудливая, совершенно непредсказуемая траектория.

Слезы, подобные каплям росы на лепестках белой розы.

Слезы, напоминавшие пожелтевшие листья осени, уносились ветром с приближением зимы. Их жизни. *

И тускло горевший факел освещал лица обоих. Одинаково мокрые, напряженные. А потом, внезапно лицевые мышцы почти синхронно расслабились. Черты помягчели.

Шаг вперед.

Шаг вперед.

Робкая улыбка.

Вымученная усмешка.

И слезы на лице, которые оба так и не стерли...


*Д. Джебран