|
Глава 1
Метеопрогнозы уверенно твердили о том, что лето 1996 года станет
самым дождливым и холодным за два столетия. Была середина июня, но
улицы не пестрели загорелыми спинами и цветными панамами; редкие прохожие
на площади Гриммо перебегали от двери к двери, укрываясь шерстяными
воротниками от резких порывов ветра.
Все куда-то спешили в это хмурое воскресное утро: кто – в гости, кто
– в церковь, - сновали, подстегиваемые дождем, по старой брусчатке.
Все были заняты своими мыслями, потому и не замечали бледного, неопрятного
человека в черном балахоне, шагающего через всю площадь, наперерез
движению автомобилей и людей, к самому её загадочному месту – туда,
где прижимались друг к другу дома с номерами «11» и «13».
А через несколько секунд человек исчез. За серой пеленой дождя, колыхаемой
ветром, произошла удивительная метаморфоза: одиннадцатый и тринадцатый
дома на мгновение сократились вдвое, и между них вырос третий – странный,
потертый и явно нехороший дом. Человек в балахоне взлетел по каменным
ступеням, дернул облупившуюся медную ручку, и дом словно проглотил
его. Мужчина исчез в темноте, дверь довольно заскрипела, и на старых
окнах торжествующе зазвенели стекла.
Северус Снейп захлопнул дверь и сбросил намокшую мантию. Медленно
огляделся.
Этот дом всегда вызывал у него самые смешанные и противоречивые чувства.
Все эти мрачные старинные вещи, сокровищницы семейных тайн, хранители
страшных секретов, вызывали смутное восхищение. Ему всегда нравился
этот темный магический бардак. В отличие от Сириуса, который вознамерился
одним взмахом палочки освободить дом номер двенадцать от шелухи столетий,
и провалил это дело, как и саму свою жизнь.
С другой стороны, тут все дышит призраками умерших, тут всё помнит
Сириуса.
Что ж, значит он пришел куда хотел. Здесь хоть можно встретить обрывки
его слов и сновидений.
Мордочки мертвых эльфов встретили его с тупым равнодушием, портреты
– со странным жадным нетерпением, а весь дом застыл в предвкушении
очередного сладостного пиршества. Дом тихонько ухнул и зашевелился.
Он любовно раскрыл свои опасные объятья, с готовностью пропуская намокшего
посетителя вперед по коридору, обнимая его, уводя и завораживая.
Снейп ступил на большую лестницу, и она заскрипела. Профессор медленно
закрыл глаза: память воскресила в его воображении картины совсем недавних,
казалось бы, дней.
Он впервые заходит в этот мрачный дом и морщиться от старинной пыли,
затхлости, а главным образом от толпы людей. Ступает – точно как сейчас
– на эту древнюю лестницу, она скрипит, пронзительно и протяжно, поднимет
глаза и видит Сириуса на верхней ступеньке. Только злоба и немножко
- ненависть. Дом упивается его чувствами – редко когда перепадает
такое пиршество.
Приходит на собрания Ордена, много говорит. Обливает Блэка холодным
презрением.
Заходит и на Рождество по поручению Дамблдора. Снейп действительно
был готов убить Сириуса, и дом искренне жалеет, что этого не произошло.
Если бы кого-нибудь отравили или – ещё лучше – зарезали, он бы годами
смаковал ржавый запах человеческой крови, впитал бы её в темный паркет
до капли и хранил бы, бережно и достойно, вместе с кровью остальных
трех убитых в его комнатах.
Снейп доходит до верхней ступеньки, смотрит на этот паркет и замечает
что-то блестящее в трещине на полу. Нагибается и с изумлением подцепляет
длинным желтым ногтем волос Сириуса. Черный длинный волос. Как раз
на том месте, где Сириус впервые его встретил.
Поразительно.
Это была его первая находка. То, за чем он сюда пришел. Частица Сириуса.
Снейп добредает до какой-то комнаты и садится на зеленый диван, поеденный
крысами и докси. Кладет волос в фолиант «Сложные противоядия», который
лежал на дубовом столике, и забывает о нем на время.
Разжигает камин, кладет сушиться намокшую мантию.
Огонь в камине вспыхнул зеленым. Поглощенный собственными мыслями,
Снейп не обратил внимания на вызов, и очнулся только тогда, когда
в ярком пламени появилась седая голова Дамблдора.
- Северус.
- Вы знали, где найти меня, Альбус.
Глаза директора ярко блеснули за стеклами очков-полумесяцев.
- Северус, вопреки распространенному мнению, я не умею убеждать. Я
не умею уговаривать. Я не могу… я даже не могу объяснять. - Дамблдор
печально и иронично улыблулся, - вот, даже не сумел мальчика остановить.
Юный Поттер после смерти Сириуса разнес весь мой кабинет.
Упоминание о Сириусе где-то внутри словно ножом резануло. Профессор
нервно дернулся.
- Но ты, Северус, ты достаточно умен и не нуждаешься в моих уговорах.
Я надеюсь, что тебя достаточно простого изложения фактов.
Факты, факты, факты… Газетные заголовки, отметки в тетрадях и статистические
замеры. Списки убитых и количество выживших. Факты…
- Северус? Слушаешь меня?
Факты, факты…
- Сириус Блек – мертв. Ты не найдешь его ни среди живых, ни среди
призраков. Тебе незачем находится в этом доме.
Снейп хочет возмутиться, закричать, вынуть волос Сириуса из «Сложных
противоядий», показать его директору. Он нашел, нашел немного Сириуса.
И – кроме того – тут всё им дышит, тут слухи, шорохи, воспоминания
– всё! Всё здесь, на площади Гриммо, всё здесь…
Но почему язык не поворачивается, рот отказывается о нем говорить?..
- Северус, послушай меня. Я стар. На меня свалилась большая ответственность
за Хогвартс, за весь магический мир. Если бы я мог, я бы приехал сюда,
на площадь Гриммо. Но я не могу. – отблески пламени играют на его
лице, и оттого старческие морщины кажутся глубже, - Я прошу тебя оглянуться
вокруг. Ты нужен не только мне. Есть человек, который…
- Альбус!
- Северус, трудно не обращать внимания на то, какой к тебе проявляют
интерес…
- Я прошу…
- Хм, но, мальчик мой, когда по несколько раз в день меня спрашивают,
где ты… Ну хорошо, пока нее буду об этом. Уезжай из этого места, Северус,
слышишь? Уезжай.
Снейп со злости задевает рукой решетку, и она падает в огонь. Лицо
директора пропадает.
Профессор трясущимися руками наливает себе виски и почти падает на
диван. Бесит его, прежде всего, то, что директор ещё выдумывает странных
персонажей, чтобы вернуть его в Хогвартс. В тот момент, когда он пытается
хоть на немного продлить контакт – зыбкий, бесплотный – с Сириусом.
Он содрогнулся, представив себе появление Дамблдора в Доме. С этой
грубой жизнерадостностью и решительностью, которая разрушит любой
мираж.
Руки Снейпа бессознательно заскользили по обшивке софы. Это ведь то
самое место, где…
Где они встретились в следующий раз. Кто-то что-то сказал – о детских
обидах, о войне, о Молли Уизли, - и Снейп в мгновение ока был прижат
к холодной стене. Пальцы Сириуса вцепились ему в горло, а палочках
забыли. Забыли, потому что Сириусу хотелось показать настоящую, физическую,
животную силу. Это уже не поединок знаний и магических способностей,
а столкновение двух мужчин.
Сириус чуть его не задушил.
Северус вспомнил, как быстро холодная шершавая стена согревалась его
телом, пока не стала совсем горячей. Тогда его охватил внезапный дикий
страх, и тогда он впервые понял этот Дом. Он понял, что его похоронили
заранее. И что он стоит сейчас, придавленный к стене, а стена высасывает
жизненные силы из его тела. Что ему надо немедленно, сейчас же вырваться
из захвата, иначе он просто упадет замертво, иначе Дом не оставит
от него ничего.
Вырваться, чего бы это не стоило…
Но зеленый шелк проминался под пальцами, дым от камина заволакивал
разум плотной серой пеленой, и воспоминания неуловимо обратились в
сон – крепкий сон без сновидений, похожий на обморок.
Стакан выпал из пальцев, и виски расплескалось по ковру. Через минуту
от мокрого пятна не осталось и следа – то ли докси вытерли капли своими
сухими шершавыми язычками, то ли сам ковер каким-то немыслимым образом
впитал в себя жидкость, отправил её в клокочущую утробу старого дома.
***
Внизу что-то загрохотало, и Снейп с трудом разлепил глаза. Было очень
рано, и комната тонула в предрассветной дымке. За окном уныло моросил
дождь. Кремовые рассветные лучи скользили по предметам, до неузнаваемости
их изменяя. То, что вчера казалось дубовым столиком, обратилось в
огромное чучело какого-то волшебного животного, напоминавшего одновременно
свинью и ящура, ковер на полу из черного стал темно-зеленым, а диван
приобрел стыдливый розоватый оттенок. В прозрачных столбах света кружилась
многолетняя пыль, и из-за этого все вещи расплывались, теряли свои
очертания.
Дом засыпал. Снейп знал, что он проснется только вечером, а значит,
у него было много часов, чтобы изучить его, пройтись по комнатам,
перебирать вещи. С трудом поднявшись с дивана, профессор по привычке
стал нащупывать рукой свои туфли, но они как сквозь землю провалились.
На ковре блестели осколки от стакана, хотя тот не мог разбиться, упав
на пушистый ворс. Это были лишь немногие следы таинственной ночной
жизни дома номер двенадцать.
Не смотря на то, что совсем недавно в комнате горел камин, веяло могильным
холодом. Одного прикосновения к ледяной поверхности стена было достаточно.
Чтобы вспомнить всё.
Да, так все и было.
- Отпусти меня…ублюдок… - прохрипел Снейп, скорее чувствуя, чем видя,
как синеют его руки.
- Вежливее, Снейп.
- Отпусти! – рявкнул профессор, отчаянно пытаясь нащупать палочку.
Сириус усмехнулся.
Палочка была далеко: не дотянуться. Значит, придется решиться на тот
безумный план, который Снейп придумал, собрав в кулак остатки сил,
воли и слизеринской хитрости. Страх постепенного обессиливания охватил
его настолько, что пришлось решиться, наплевав на все остальное.
Воспользовавшись секундным замешательством Сириуса, он рывком оттолкнулся
от стены и прижался всем телом к изумленному Блэку.
Тут, по расчету профессора, должна была сработать настоящая ненависть
на физическом уровне. Она и сработала.
Сильному и высокому Сириусу ничего не стоило снова прижать Снейпа
к стене, но вместо этого он ошеломленно отпрянул назад. Снейп моментально
вырвался из захвата, два заклятых врага уставились друг на друга.
Грохот внизу повторился, и профессор, поглощенный воспоминаниями,
вздрогнул от неожиданности. Снова зашумело, но в этот раз явно можно
было различить стук по деревянной входной двери.
Профессор закусил губу. Неужели Дамблдор? Трудно верилось в то, что
директор пришел сюда, чтобы вытащить его из Дома и вывести на омерзительно
людную мокрую улицу или школьный коридор, наполненный визжащими детьми.
Захотелось притвориться, что Дом пуст, что здесь нет никого, кроме
мелкой нечисти и спящих портретов. Но стук не прекращался и, многократно
усиливаясь эхом, болезненно резонировал в висках. Снейп поднялся с
дивана и пошел вниз по лестнице.
Ручка двери была приятно прохладной, а коридор не освещался ни одним
окном. Снейп замер, надеясь, что напрошенный гость всё же решит, что
никого нет дома. Но стук серебряного молотка-змейки вновь повторился,
громко и назойливо. Из коридорного мрака кто-то буркнул: «Посадил
бы всех незваных гостей на кол», - должно быть, один из портретов.
Профессор тряхнул головой и распахнул дверь. В дом ворвалось утро
с холодным воздухом, пропитанным дождем и озоном. А вместе с ним –
худой, лохматый и весьма потертый человек в поношенной мантии.
- Черт бы побрал тебя, драный оборотень, - послышалось из коридора.
Непрошеный визитер виновато улыбнулся и аккуратно вытер ноги о щетинистый
коврик.
- Люпин.
- Здравствуй, Северус. Я войду?
Глава 2
Люпин ещё больше осунулся и похудел за этот год. Его истончившаяся
мантия теперь сидела на нем так, что, казалось, он был завернут в
простыню. Северус хотел сказать, что войти нельзя, но в голове тут
же зажужжали десятки мыслей о том, что это неприлично, недостойно,
о том, что если он не пустит оборотня в дом, то тот, вероятно, позовет
ещё какого-нибудь незваного гостя. Он открыл дверь и молча прошел
в холл.
- Как дела, Северус?
- Нормально.
- Как… ты тут поживаешь?
- Послушай, Люпин, тебе действительно нужно это узнать?
- Северус… конечно, мне это нужно.
Снейп с досадой выдохнул и скрипнул зубами.
- Зачем ты пришел?
- Я хотел навестить тебя, Северус.
- На-вес-тить?..
Это звучало так глупо и непривычно.
Ну разумеется, Дамблдор прислал его сюда, чтобы заставить меня вернуться
в школу или в Лондон, или… ещё куда-нибудь. Люпин смотрел на него
серьезно и уверенно. Что ж, если он хочет играть в эту игру, Снейп
составит ему компанию.
Смысл её состоит в том, что вечером гости прощаются с хозяевами и
идут по своим делам.
- О, конечно, Люпин. Вперед, навещай.
Тот застенчиво потоптался на месте, но потом решительно схватил свою
мокрую мантию и зашагал по направлению к Большой Гостиной.
- Не хочешь чаю? Или, может быть, кофе?
Снейп снова скрипнул зубами. Он начал играть, а значит, придется играть
по правилам.
Вчера он так и не успел осмотреть весь дом, и теперь был рад тому,
что Ремус проводил его в гостиную. Снейп бывал здесь не так часто
– несколько раз в детстве и два-три раза, когда собрания Ордена переносились
туда из-за спонтанных бунтов портретов или взбесившегося упыря.
Но он любил, искренне любил эту комнату. Именно здесь наиболее ярко
была видна самая сущность Дома, здесь он наиболее ярко выказывал свой
характер и свои обычаи. Все дышало призраками прошлых лет: и тяжелые
бордовые шторы, изготовленные сотнями домовиков, и грубая старинная
мебель – невежественно, первобытно элегантная, - и десятки бронзовых
подсвечников.
- Здесь как-то мрачно, не находишь? – вдруг спросил Люпин, возясь
с чашками.
- Это потому, что здесь много крови, - светским голосом отозвался
Снейп. - Двое покойников, не шутка ли.
Кажется, ему удалось заткнуть Люпина на время. Почти минуту напряженную
тишину нарушали лишь плеск кипятка и звяканье чайных ложечек, а потом
Ремус сунул профессору в руки горячую чашку чая.
- Расскажи мне о них, - неожиданно попросил Люпин.
Эта фраза несколько шокировала. Снейп искренне полагал, что Люпин
будет всячески уводить его от мрачных, по мнению этого оборотня, мыслей.
Но в его голосе прозвучал искренний, непритворный интерес.
- Тебе это ни к чему.
- А тебе – к чему?
- Ты хотел бы услышать?
- Конечно.
- Андромеда Блэк, из этого благороднейшего и древнейшего семейства.
Она вышла замуж за магла, Теда Тонкса, и, конечно, благороднейшее
и древнейшее семейство не могло ей этого простить. От неё мало было
отречься – семья начала травлю. Родной брат увидел её в одном из магловских
кафешек в Сохо и обманом заманил в Дом. Сказал ей, что он один способен
простить и принять её. Затащил сюда, в эту гостиную, позвал радушных
родственников… Ты никогда ведь не слышал о фамильных наказаниях Блэков,
верно? Сириус, - чего ему стоило произнести это имя! – тебе не говорил?
Я так понимаю, что нет. Сначала её привязывали к этому столу и все
члены семьи поочередно подходили к ней и плевали в её лицо, честно
и искренне, ничего не приукрашивая, излагали свою точку зрения об
«осквернении» семейной чести.
Люпин медленно отставил чашку и круглыми глазами уставился на профессора.
Тот с чувством продолжал:
- Но это, разумеется, было только начало. Преданные домовые эльфы
торжественно вносили в гостиную огромную рубиновую чашу, до краев
наполненную шипящим зельем. «Зелье увядания», не знаешь о таком? Я
и не ожидал, что ты будешь в курсе. Так вот, девушке открыли рот и
насильно влили в неё смертоносный отвар. В течение минуты он полностью
парализовывал её тело: она не могла подняться со стола. Прямо над
ней устанавливали зеркало – вон то, черного дерева с инкрустацией
– и она шесть часов смотрела в него, не в силах закрыть глаза: все
её мышцы были совершенно атрофированы. За это время тело её менялось
до неузнаваемости: она смотрела, не отрываясь, как сереют её блестящие
волосы, как чернеют и искривляются её мягкие губы, как скручивается
уродливыми узлами её юная кожа. Через несколько часов у рта появлялась
красная пена, а потом – и черви. Она видела, как они размножаются
и растут на её лице – превращаясь из белых копошащихся личинок в длинных,
кольчатых…
- Северус, прошу тебя… - Люпин заметно побледнел: казалось, его слегка
мутило.
- Нет, нет, я ещё не закончил…Черви извивались, заползали в ноздри
и рот, а она смотрела и смотрела, не отрываясь. Так, час за часом,
она поглощала сама себя, а родственники были с ней, в этой самой комнате
и внимательно за ней наблюдали. Они ждали, когда наступит последняя
её минута – тот момент, когда умирающим дается последняя и великая
сила – и когда Андромеда открыла изуродованный свой рот, чтобы извергнуть
последнее своё проклятие, глава семьи подошел к ней и зажал столовой
салфеткой её лицо, чтобы она не смогла вымолвить ни звука.
- Это… - Люпин, закрыв глаза, откинулся на спинку дивана, - это… так
ужасно.
- Да, - с удовольствием подтвердил Снейп, - и красиво.
- Ты видишь в таких вещах… красоту?
- Постепенные изменения, Люпин, невероятные, завораживающие переходы
от красивого к безобразному, от нежного к отталкивающему. А почему,
ты думаешь, они смотрели, не отрываясь?
Ремус Люпин не знал, что сказать. Перед глазами всё плыло, на чай
смотреть было тошно. Снейп победил. Один-ноль.
- Я… пожалуй… прости, я выйду.
Снейп удовлетворенно прикрыл глаза. Все прекрасно. Такими темпами
Люпин покинет этот дом ещё до пятичасового чая.
Дверь тихо стукнула, и Люпин вновь вошел в гостиную. Мягко, по-кошачьи,
опустился на диван рядом с профессором – почти неприлично близко –
и бледную щеку Снейпа обожгло его горячее дыхание. А потом – тихий
шепот.
- Расскажи мне про другого покойника.
Снейп взглянул в его лицо и увидел, как по-волчьи зажглись глаза оборотня.
- Расскажи. Мне правда интересно.
Ему правда интересно.
- Я потом тебе расскажу.
- Значит, я могу остаться?
Один-один.
Вечером, когда зажглись первые звезды, любопытствующая луна заглянула
в гостиную. Снейп бросил на неё быстрый взгляд.
- Я иду спать. Довольно чая.
- Спокойной ночи, Северус.
- Люпин?
- Да?
- Я соврал. Заболевшую Андромеду принес сюда её муж, и она скончалась
в этой комнате от воспаления легких.
- Но как…
- Червей не было. Спокойной ночи.
Два-один.
Глава 3
Северус Снейп открыл глаза и увидел, как в окне рассыпалось на тяжелые
капли хмурое серое утро. В этот раз он верно определил спальню и заснул
в огромной черной кровати с высоким изголовьем, украшенным резным
орнаментом из пляшущих вейл. Снейп знал несколько старинных семейных
преданий, связанных с этой постелью: ещё покойный Регулус с пьяном
угаре шептал ему о том, что в моменты великой, всепоглощающей страсти
резные вейлы сами по себе начинают безумный дикий танец, а если любовники
засмотрятся на них, то рискуют навсегда застыть в темной пучине своей
любви, и на утро их, сплетенных и недвижимых, найдут бездыханными
на страшной постели.
Воспоминания прошедших дней вновь отнесли его к мыслям о Сириусе.
На этот раз они заставили Снейпа вздрогнуть от ужаса и сладкого возбуждения:
картины становились всё более яркими и отчетливыми…
Казалось, мир на секунду прекратил свое движение, когда Снейп и Сириус
Блэк встретились взглядами. В глазах последнего эмоции менялись с
невероятной быстротой: изумление, ненависть, страх, неуверенность…
и снова ненависть.
- Снейп…ты…что делаешь? Что же ты, подонок, делаешь?!
Снейпу стоило невероятных усилий скрыть своё смущение. Однако Блэк
не мог не заметить натянутой паузы перед ответом.
- Прости, Сириус, но это был единственный способ заставить тебя разжать
свои жаркие объятья.
- Убью, - выдохнул Сириус с пугающей решительностью, - убью.
В мгновение ока палочки были наготове.
Снейп прекрасно знал, что теперь все зависело только от их настроя.
Он знал, что удушливые волны стыда не дадут ему отреагировать вовремя,
знал также, что Сириус взбешен и это утраивает его силы.
Поэтому профессор не удивился, когда после первого же ступефая оказался
на полу. Сириус навис над ним, тяжело дыша.
- Теперь я знаю, чего ты боишься, Снейп.
- Так скажи мне, я сгораю от желания услышать.
Сириус недобро ухмыльнулся.
Снейпа затрясло. Так, значит, Блэк увидел, как подействовало на него
то вынужденное объятие. Значит, Блэк знает.
- Ты и сам знаешь это, Снейп, - Сириус тяжело опустился с ним рядом
и рывком дернул его на себя. Тот отчаянно вцепился в комод.
- Ты просто недотраханая подстилка, Снейп, вот кто ты. Нелегко скрывать
это пятнадцать лет, а?
На Сириуса стало страшно смотреть. В нем проявлялись жуткие, беспощадно-слизеринские
черты, всосанные впитанные с молоком матери и взращенные в стенах
этого дома; проявляться проявлялись во всем: в остром мстительном
взгляде синих глаз, в злой улыбке, в каждом его слове, в каждом движении.
- Отвали от меня, - выплюнул Снейп, сжимая пальцы в кулак.
- Вымой рот, Нюниус.
Короткий удар в лицо – и вместо знакомой с детства мыльной пены Снейп
почувствовал во рту солоноватый привкус крови.
Рывок – и разлетаются пуговицы сюртука, еще рывок – и брюки сдернуты
вниз.
Резко и болезненно – без смазки и какой-либо подготовки, рывок – и
Сириус наваливается на Снейпа, судорожно выдыхая в его шею. Снейп
раскрывает глаза и видит растрепанную черную голову на своей груди,
руки, бездумно и тупо наносящие удар за ударом по его телу…
- Северус, я… - ненавистный мягкий голос прерывает его в самый неподходящий
момент, - я… прости, пожалуйста.
Люпин быстро отвернулся.
Черт бы его побрал! Снейп лихорадочно переворачивается и выдергивает
руки из-под одеяла.
- Северус, я думал, ты уже встал. Прости, я, наверное, тебя… разбудил.
Что ж, стоит воздать ему должное – оборотень хотя бы попытался дать
ему путь к отступлению.
- Убирайся, - Снейп с досадой заметил, что его голос, хриплый и сбивчивый,
выдает его возбуждение, - к черту . Выйди сейчас же.
Хотелось застонать. Этого ещё не хватало – Люпин застал его именно
тогда, когда… Снейпу вдруг стало стыдно – непередаваемо, безумно стыдно
за него, за себя, за то, в каком он оказался дурацком положении, за
то, что думает сейчас Люпин. А ещё ужасней было то, что, по всей видимости,
придется теперь делать вид, что ничего не произошло, хотя очевидно,
что ум обоих занимают сейчас исключительно мысли о случившимся.
Женщины от природы обладают потрясающим умением тем выше держать голову,
чем тяжелее у них на сердце, и тем прямее держать спину - чем больше
унижения им пришлось пережить. Мужчины же, наоборот, в трудных ситуациях
замыкаются в себя, пытаясь на время скрыть от окружающих своё существование.
Северус Снейп вихрем пронесся мимо гостиной прямиком в небольшую чайную,
вторая дверь слева по коридору. Вероятно, именно здесь благороднейшее
и древнейшее семейство Блэков принимало тех, перед кем хотелось выглядеть
чище.
Эта комната была выдержана в светло-голубых тонах. Светлые кисейные
занавески, изящных фарфор в цветочках, салфетки из русалочьих кружев,
чистые венецианские стекла. Стулья, обитые английским ситцем, были
чрезвычайно высокими и прямыми - изготовлены исключительно для тонких
людей с железной осанкой.
Снейпу захотелось усесться на этот неудобный стул и выпить горького
чая. Он открыл буфет и достал чайную шкатулку. Снейп знал, что листья
чая вбирают в себя запахи всего, что находится поблизости. Эти листочки
были сухими, скрутившимися – они потемнели от времени, и профессору
было интересно попробовать их на вкус: этот чай, должно быть, впитал
в себя ароматы десятилетий.
- О, ты завариваешь чай, Северус? – Люпин стоит в дверях, засунув
руки в карманы своего вытянутого вязаного джемпера. - Я решил приготовить
омлет на завтрак, но не нашел яиц.
- К чему это было сказано? – прошипел Снейп, сжимая чайник.
- Не возражаешь, если я составлю тебе компанию? Завтрака нет, так
хоть чай выпьем.
Снейп молча достал вторую чашку. Хотелось заорать, чтобы Люпин убирался
из этого места, оставив его наедине со своими воспоминаниями, но Снейп
просто физически не мог выгнать его из дома, который ему отнюдь не
принадлежал. Формально Дом перешел Министерству, но все отлично помнили
момент, когда Корнелиус Фардж, встретившись с матерью Сириуса, завопил
о том, что Дом не нужен ни ему, ни правительству. Попросту снести
его у министра не хватало смелости: номер двенадцать по площади Гриммо,
как ни как, – неприкосновенная собственность одного их самых влиятельных
волшебных семейств Англии.
Вскоре чай был заварен и разлит по чашкам. Буравить друг друга взглядами
под звякание ложек было невыносимо, но Снейп из упрямства был готов
молчать до последнего. Наконец, Люпин отхлебнул из своей чашки и нарушил
напряженную тишину:
- Мерлин, этот чай… у него вкус какой-то странный.
Снейп сделал маленький глоток.
- Книжная пыль, герань, женские духи, жженый сахар и…
- …и… м-мм…что же это? Странных запах… знакомый….
- Не имею понятия.
- Ну… у меня так в комнате пахнет… Хм. Я сегодня спал в комнате на
втором этаже, фиолетовая спальня. Это…
- Сигареты, Люпин. Маглские сигареты.
- Но откуда здесь пахнет табаком?
- Хочешь знать, Люпин? Я его курил. И Сириус тоже.
- Вы курили маглские сигареты?
- Да.
- Ты… и Сириус?
- У нас конкурс идиотских вопросов?
- А… и потом вы заваривали этот чай, и запах впитался.
- Как проницательно.
Люпин отставил в сторону чашку и перегнулся через стол, приблизив
свое лицо в Снейпу.
- Скажи, ты ведь за этим сюда пришел? За Сириусом?
«За Сириусом», - пронеслось тепло и шумно в голове Снейпа. Он снова
вдохнул аромат чая и ему показалось, что закружилась голова.
Его вторая находка.
- Я хочу, что бы курил, - хрипло говорит Сириус. Обнаженный торс,
голубые джинсы, влажное после умывания лицо.
Комната расплывается в заспанной утренней пелене и паре, валящем из
ванной.
- Курить с утра? Ты издеваешься? – Снейпа почти не видно: только его
тонкий силуэт на фоне окна. Худой человек в черном, сидящий на подоконнике,
– он словно нарисован тушью поверх размытого акварельного пятна.
- Я так хочу.
Снейп берет помятую сигарету из пачки, зажигает волшебной палочкой
и затягивается. Стены фиолетовой спальни исчезают в струйках сиреневого
дыма, и Сириус распахивает окно. Весь деловой утренний мир бросается
навстречу человеку на подоконнике. Машины врезаются в запотевшее стекло,
и прохожие кружатся в завитках сигаретного дыма.
Сириус смотрит и чувствует, как желание растет в нем. Снейп словно
издевается: преувеличенно элегантно держит тонкую женскую сигарету
своими белыми пальцами, чересчур легко выпускает сизые ментоловые
кольца.
- Довольно, - выдыхает он, - иди ко мне.
- Что ты имеешь в виду, Люпин?
- Ты пришел сюда за воспоминаниями о Сириусе, так ведь?
- С чего ты взял?
- Мне так показалось. Ты звал его во сне.
- Во сне?
- Да, сегодня, когда я был в твоей комнате.
Снейп изо всех сил пытался не покраснеть, но это оказалось выше его
сил.
Глава 4
- В тебе нет ничего красивого, - задумчиво протягивает Сириус, рассматривая
пальцы Снейпа. – Выглядишь как истощенная мумия этого… фараона.
Все в Доме замирает и прислушивается к их разговору. Только перед
глазами Снейпа мелькают красные пятнышки: отголоски недавней боли.
- После двух Круцио, - хрипит он, - ты будешь выглядеть не лучше.
- И что же, мне тебя пожалеть? Поцеловать тебя в лобик?
- Изведи сначала своих блох.
Они никогда не целуются: это их негласное табу. Поцелуи подразумевают
личную симпатию, а это есть слабость. Снейп сжимает пальцы в кулаки
– боль ещё пульсирует в костях, венах и мышцах, тупая, ноющая боль.
-Я просто трахну тебя, шпиона херова, и ты мигом забудешь все свои
пытки, - лениво произносит Сириус, глядя в потолок.
В глазах Снейпа комната начинает медленно расплываться, а боль как
будто усиливается. Кишки словно скрутили в узел, который затягивается
всё крепче. Прямо над собой Снейп видит размытое темное пятно и, приглядевшись,
понимает, что это Сириус.
Не возникает даже ничего похожего на привычное возбуждение: только
боль, непроходящая, невыносимая боль.
- Блэк… не сегодня.
- Это почему? Наша подстилочка потеряла потенцию? Или у тебя критические
дни?
- Не надо, слышишь? – Снейп с ужасом понимает, что его собственный
голос становится всё слабее. Не хватало только грохнуться в обморок
перед Сириусом…
- Снейп? Эй, Снейп! – Блэк трясет его за плечо. - Оживать пора, я
в кондиции!
Сириус нависает над ним, высокий и устрашающе сильный…
- Сириус… подожди, подожди же – не надо…
- Не надо! – Снейп кричит уже во весь голос, рывком садится на кровати
и распахивает глаза.
По стенам спальни пляшут фиолетовые блики, перебегают с предмета на
предмет, с бронзовых канделябров на бархатные шторы, с венецианских
зеркал на коллекцию азиатских ножей, вспыхивают, гаснут и неизбежно
останавливаются на лице мужчины, склонившегося над изголовьем.
Сириус, Сириус Блэк, зримый и осязаемый, – не жалкий плод ночных фантазий,
но человек из плоти и крови. Он смотрит на Снейпа, смотрит пристально,
не отрываясь, и по его лицу расплывается характерная ухмылка.
- Не надо, - скорее по инерции повторяет Снейп, вглядываясь в ожившего
покойника.
Он понимает, что должен что-то сказать, понимает, что из-за Вуали
никто не возвращается, знает, что это невозможно – но всё же, всё
же… Синяя тень, как мазок маслом, в складках на лице, жесткая щетина
на щеке Сириуса, обветренные, потрескавшиеся губы, небольшой рубец
на скуле от детской ветрянки – всё дышит жизнью, все знакомо, всё
убеждает в том, что неожиданный гость – действительно человек.
Сириус молча подносит руку к лицу Снейпа. Тот застывает в оцепенении,
заворожено глядя на его палец – длинный, серый палец с ровным полукружием
прозрачного ногтя; палец приближается, и зрение Снейпа становится
нечеловечески острым: он уже может различить структуру кожи и микроскопические
складки; ещё ближе – и можно увидеть мельчайшие частицы грязи между
молекул эпидермиса. «Что-то не так» - мелькает спасительная мысль,
прежде чем совсем другие, не Сириусовы руки резко встряхивают его
за плечи.
- Северус! – зовет знакомый голос. - Очнись!
И Снейп видит, как Сириус как Сириус покрывается зыбкой рябью и исчезает.
На его месте остается лишь большой желтый шар, слегка светящийся изнутри.
-Риддикулус! – вопит Люпин, нервно сжимая кулаки.
На мгновение шар облачается в вязаную шапочку с танцующими Санта-Клаусами,
а потом исчезает с легким хлопком.
Откуда? Как?.. Неужели оборотень не видит, кто пришел в эту спальню?
Зачем же так кричать, трясти его за плечи – ведь Сириус… Сириус…
- Сириус пришел, Люпин.
- Сириус?!
Люпин сгребает его с кровати и заворачивает в покрывало. Унести, унести
его куда-нибудь, где можно привести его в порядок. Длинные костлявые
пальцы тут же впиваются в его горло.
- Сириус… - бормочет Снейп, явно намереваясь задушить Люпина.
- Нет его! – кричит тот, отчаянно вырываясь из цепких пальцев. - Северус,
это не он! Это боггарт, понимаешь? Это всё Дом, Снейп, это не Сириус!
Да отпусти же!
Воспользовавшись мгновенным замешательством, Люпин перехватывает руки
профессора и заталкивает его в ванную комнату. Среди чистого кафеля
в цветочках будет легче объяснить, чем в темной спальне, где призраки
выглядывают из складок штор.
Господи, но как же говорить со Снейпом, когда он в таком состоянии?
- Это был призрак? – спрашивает Снейп.
- Да. Боггарт. Их тут много.
Снейп отрешенно глядит на белую стену. Ему вдруг становится стыдно
за свою идиотскую и совсем немужскую истерику. До сих пор он думал,
что на подобное способна только Молли Уизли со своими покойниками,
но тут…
- Северус, это всё Дом, пойми. В его стенах «эффект боггарта»…
«Страх обыкновенный» - с внутренней усмешкой определяет Снейп.
- … многократно усиливается. Я тебя понимаю. Сам никогда ещё с таким
ужасом не изгонял это существо. - Люпин слегка улыбается, ободряюще
заглядывая в его глаза.
Но это было нечто большее, чем боггарт. Сириус… он был рядом – живой,
настоящий Сириус. И он исчез из-за того, что услышал голос Люпина.
Сириус. Сириус. Сириус.
- Нет, Северус, нет, - испуганно говорит Люпин, - не было его, Северус,
нет.
Мерлин, он, что, сказал это вслух?
- Сириус умер, ты же знаешь. Мерлин, тебя трясет…
- Не трогай меня, - шипит Снейп, уворачиваясь от влажного полотенца.
- Ты заболеешь.
- Нет.
- Но…
- Я сказал – нет.
Сириус. Сириус. Сириус.
Перед глазами и правда плыло. Дверь в спальню была открытой, и клочки
искрящейся фиолетовой дымки, оставшейся после заклинания, заплывали
в ванную, где оседали в прохладном воздухе кривыми сплетающимися буквами.
В полубреду ночей, в пожаре страсти
Желать того, над чем, увы, не властен…
Температура поднималась. Снейп постепенно впадал в неуловимое, опасное
полузабытье, и Люпин осторожно подхватил его под руки.
Не знать, не помнить, но любить кого-то…
Того, кто рядом, тихо ненавидеть…
Сняв в него ненужные тряпки, он положил его в горячую ванну. Снейп
бессознательно водил по воде тонким длинным пальцем, и водяные завитки,
расходясь и сливаясь, складывались в чьи-то слова, страстно-нежные,
невыразимо горькие, исторгнутые самим существом Дома.
Прижавшись к стенам, немо выть и видеть
Неутоленное желанье и охоту…
Люпин закрыл краны и взглянул на профессора. Он мучительно покраснел,
понимая, что оценивает не только его физическое состояние, но и внешний
вид. Странный, угловатый, худой. Сквозь призму воды его руки и ноги
казались гипертрофированно вытянутыми, а грудь – неправдоподобно узкой.
Ремус быстро отвел взгляд, чтобы не позволить себе лишнее. Пар клубился
под потолком, образуя раздутые пенистые буквы. Температура росла.
Как им сказать, что иногда не смело
Жить, а умереть - не стыдно…
Ремус Люпин сам чуть не упал в воду, пока доставал Снейпа из ванной.
С помощью чар левитации он всё же уложил профессора в постель, наложив
на неё несколько согревающих заклятий. Раздвинул чудовищные бархатные
портьеры, вспугнув стайку полусонных докси.
Снейп спал. В его состоянии было что-то противоестественное, угрожающее.
Люпин предпочел бы видеть бред, лихорадку – хоть какое-нибудь действие
вместо этого пугающего обморока. На секунду – Ремус в ужасе отшатнулся
– по лицу профессора растеклась мертвенная бледность, нос чуть заострился
и все черты лица будто сложились в потустороннюю отрешенную гримасу.
Что? Да нет, показалось.
Мурашки пробежали по телу, когда из холла послышался странный звук
– жутковатое скрипение, что-то вроде стариковского хохота. Дом смеялся
над ним, водил за нос, заставлял его сердце замирать от ужаса и тут
же – от облегчения.
Снейп спал, и, по мере приближения утра, температура спадала, дыхание
становилось более размеренным и ровным.
Рассвет, серый и холодный, принес успокаивающую прохладу. В пустом
со вчерашнего дня буфете вдруг оказалось несколько странных предметов.
Их набор был таким несуразным, что казался издевательством над человеческой
логикой.
Дом продолжал шутить.
Там были: кожаная подошва от домашней туфли, полупустой флакон какой-то
женской косметики, перо, такое новенькое, что, казалось, его только
вчера приобрели в магазине, несколько упаковок сухой овсянки, букет
каких-то летних цветов и потертая маленькая книга. Последняя сразу
же вывалилась из буфета и открылась где-то посередине. То были стихи,
написанные от руки крупными кривоватыми буквами, отчаянные, чуть наивные
безымянные строчки:
Как объяснить им, черствым и незрячим,
Всю боль потерь, души раскрытой раны?
Как рассказать, насколько настоящим
Бывает нож, рожденный словом рваным…
Что это? Продолжение ночных приключений?
Как обьяснить… В голове зажужжали сотни вопросов – о Сириусе, о странном
боггарте, о воспоминаниях, о Доме… Он обязательно их задаст. Но не
сейчас. Позже.
Люпин покачал головой и взял овсянку.
«Когда тебя одаривают свыше, грех этим не воспользоваться», - с улыбкой
вспомнил он и направился вглубь Дома.
Глава 5
- Северус! Сне-ейп….
Он лежит на животе, и его черные волосы разметались по подушке, напоминая
морские водоросли или гигантского осьминога.
- Что? – Он сонно поднимает голову и, часто моргая, смотрит на Люпина.
- Овсянка, сэр! – преувеличенно чопорно объявляет оборотень, и Снейп
окончательно просыпается.
И тут же судорожно натягивает на себя простыню. Сотни, тысячи вопросов:
как, что, зачем, и, главное, какого черта…
- Что ты здесь делаешь?
- Принес тебе завтрак. Как ты себя чувствуешь?
- Нормально. - Голова гудит как после приличной попойки. - Почему
ты в моей спальне?
- Ты разве не помнишь, что было вчера?
Мягкая улыбка Люпина почему-то наводит на весьма подозрительные мысли.
Впрочем, это продолжается недолго: события вчерашней ночи прокручиваются
в голове, как немое кино. В полубреду ночей, в пожаре страсти…
- У тебя начался жар, но сейчас, кажется, всё в порядке… - Люпин хмурится
и, будто ничего не замечая, дотрагивается до лба Снейпа, проверяя
температуру.
Секунда – и Снейп отскакивает назад, вонзая ногти в ладонь оборотня.
- Не смей, - шипит он, потрясая слипшимися черными прядями, - не дотрагивайся…
Внезапно разрозненные кадры складываются, и вся сцена возникает в
его голове: спальня и Сириус. Люпин, отгоняющий образ Сириуса. Люпин,
волочащий его куда-то. И теперь…
- Куда ты дел Сириуса? – тупо и прямо спрашивает Снейп, пристально
глядя на встревоженного Люпина. - Он был здесь, я помню. Ты не хотел,
чтобы он навестил меня, так ведь?
- Северус, - тихо говорит тот, - это же был…
В комнате раздается тихий шорох. Лишь краем глаза можно заметить легкие,
почти неуловимые движения Дома. Вот чуть шевельнулась штора, вот скрипнула
выбеленная рама, тут какое-то насекомое затрещало в выдвинутом ящике
комода. Дом постепенно, но верно оживает. Он боится спугнуть гостей,
он всеми своими стеночками, всеми уголками жадно прислушивается к
разговору.
- Там был Сириус, - упрямо повторяет Снейп, все крепче закутываясь
в простыню. Его локоть упирается в подушку, ступнями он сгребает в
кучу одеяла и грелки. - Почему ты не хотел нашей встречи?
Снейп выглядел исключительно упрямым и ершистым подростком, и Люпину
было невероятно трудно подобрать слова. Дом подсказывал ему что-то:
шелестели шелковые занавесочные ленты, мягкая кисть балдахина касалась
плеча, затхлый и пыльный сквозняк как веревка обвивал шею и шептал
прямо на ухо…
- Ты ведь любил его, верно? – неожиданно спросил Снейп. - И ревновал
его ко мне?
Люпин застыл в изумлении, выронив поднос с тарелками.
- Ты сошел с ума, Снейп.
- Любил. Ты любил его, Люпин, и хотел его, да…
- Но…
- Да, хотел с самого детства, ходил за ним тенью, смотрел на него,
дрочил на него, а ночью, когда никто не видит… - профессор, казалось,
получал какое-то мазохистское удовольствие от этих перечислений.
Дом распалялся вместе со Снейпом. Угрожающе загудел старый паркет,
зазвенели вазы в серванте, назойливое насекомое всё билось и билось
в комоде…
- Северус…
- Ты хотел его, чертов оборотень, хотел так, как ему и не снилось,
хотел и в теплицах, и в классах, и на собраниях этого гребаного Ордена…
Что-то загремело на чердаке – верно, упырь – и с этой ноты засвистела-зажжужала
пугающая оглушительная симфония: летний град застучал по стеклам,
зашумели шторы и затряслась старая мебель. Вой нарастал, набирал обороты;
жуткие оркестранты закружили вокруг Люпина, застилая ему глаза…
- Нет! – заорал Ремус, как сумасшедший, отгоняя от себя разбушевавшиеся
видения, - да нет же…
Последний полувсхлип-полустон прозвучал в гробовой тишине. Всё замерло:
оркестранты вытянулись на паузе, выгнулись в мучительном напряжении
струны и барабанные палочки зависли в воздухе, сбивая ритм.
- Я не любил его, - тяжело дыша, заговорил Люпин, - не любил, понимаешь?
Снейп из-под простыни жадно буравил его взглядом.
- Я любил другого человека. И люблю до сих пор. Только ради него я
нахожусь в этом проклятом месте.
Профессор смотрел на него всё тем же вопросительным взглядом, сжавшись
на кровати. Где-то в оконных рамах зазвучали хрипловатой флейтой старые
стекла и, выдержав несколько тактов, чугунные вазы и медные доспехи
подхватили медленный зловещий мотив. Люпин не придумал ничего лучше,
чем, перешагнув лужицу овсянки, присесть на край кровати рядом со
Снейпом. Всё уже было понятно, осталось лишь… Он протянул руку, чтобы
снять с профессора простыню.
Тот же смотрел на эту руку, на пальцы, косточки и вспоминал, как несколько
часов назад, абсолютно так же, в таком же ракурсе… Снейпа передернуло.
Мелодия окончилась на высокой визгливой ноте старых паркетных досок.
- Ай! – Люпин отпрыгнул от него, посасывая горящие пальцы. – Я что
тебе, насильник? Я же только… Проклятье, зачем же бить меня по пальцам?
- Черт побери, оборотень, мне плевать, что ты там хотел сказать, но
если ты не уберешься сейчас из этой комнаты… - Снейп замер, придумывая
проклятие пострашней.
- Ты… Это всё дом, Снейп! Это – дом! – закричал Люпин, не осознавая,
что повторяет вчерашние слова. - Это дом, понимаешь? Ты же в тисках
у этой старой развалины! Это Богом проклятое место делает из тебя…
- Убирайся…
- Делает из тебя…
- Я же сказал…
- Здесь только мертвецы, Снейп! Это дом сожрет тебя, как и остальных!
Живьем проглотит!!
Люпин и не заметил, как у Снейпа в руках оказалась палочка. Этот Дом
без колебаний толкнет его на убийство. Люпин невольно попятился и
тут же уперся в дверь.
- Я… Я явно поторопился, Северус, - быстро произнес он, вжимаясь в
холодное дерево, - но позволь мне сказать только одно. Вчерашний Сириус
– твой боггарт, Северус. Твой худший кошмар. Подумай над этим, прошу
тебя, и…
- Вон, - произнес Снейп из своего угла, и дверь открылась, как живая.
Или, что скорей всего, от сквозняка.
***
Снейп прислонился к столбикам балдахина. Внезапная и столь неожиданная
истерика Люпина просто выбила его из колеи.
Сириус. Сириус. Сириус. Твой худший кошмар. Задумайся над этим.
Ну конечно же. Боггарт.
Снейп откинулся на подушки и, чуть улыбнувшись, закрыл глаза. Боггарт.
Его третья находка.
Глаза Минервы – желто-зеленые кошачьи глаза – вперились в него как
два буравчика. Она явно была недовольна их утренней перепалкой с Блэком
и тем, что они не переставали переглядываться в течение всего собрания.
Молли с беспокойством переводила взгляд с одного на другого, словно
собираясь предложить им ещё пудинга или спросить, прожарена ли индейка.
Хуч сверлила их взглядом, очевидно, найдя новый материал для сплетен.
Лукавый взгляд любопытствующей Тонкс, тупое недоумение Хагрида, пристальное
внимание встревоженной Спраут. Не-вы-но-си-мо.
- Снейп… - шепчет Сириус, перегнувшись через спинку кресла, - пойдем.
- Я никуда не пойду с тобой, понял?
- Не-а, - радостно ухмыляется Блэк и поднимает руку. Кингсли кивает
ему.
- Простите, профессор Снейп должен показать мне некоторые бумаги,
касающиеся прошлогодней атаки, - важно произносит Сириус, насмешливо
косится на взбешенного Снейпа и выходит за дверь.
- Что ты себе позволяешь…
- Тс-с, - Блэк хватает профессора и быстро запихивает в ближайшую
комнату. Оба дружно чихают от пыли.
- Что это?- недоуменно протягивает Сириус, - пыль, кошачья моча и,
дай подумать… ха, мы в кладовке для половых тряпок!
Сириус радостно гогочет и стискивает руки Снейпа.
- А что, это же интересно! Я ни разу не имел тебя в чулане.
- Отвали, слышишь? Я уже весь в этом дерьме!
Сириус затыкает ладонью его рот и быстро задирает мантию.
-Черт побери, Снейп, сколько же на тебе бесполезного тряпья?
Профессор протестующе мычит и пытается укусить Сириуса за руку. Черт,
палочка как всегда далеко.
-Так, мантия, роба… - с серьезным видом пересчитывает Сириус, - а
интересно, кого цвета на этот раз твои подштанники?
- Ур-род, - мычит Снейп, опутанный собственной одеждой.
- Всё серые? А может быть, красные? О! – восклицает Блэк, торжествующе
размахивая последней деталью профессорского гардероба.
- Мы не в спальне! – быстро начинает Снейп, воспользовавшись секундным
освобождением. Но в следующий момент Сириус рывком нагибает его и
вводит палец со смазкой.
Мокро, мерзко и невыносимо пыльно. Жуткая прогорклая вонь не дает
дышать.
- Ох-хх! – невольно выдыхает Снейп, когда Сириус входит в него и почти
сразу же кончает. От нахлынувшего возбуждения Снейп выгибается дугой
и… да, он потом будет долго и мучительно ненавидеть себя за это.
- О, да ты должен остаться довольным, Сев, - орет Сириус сзади, -
чего это ты сопротивлялся? Скажи, - шепчет он прямо в ухо, - как я
тебе? Ты ведь думаешь обо мне на этих собраниях? Скажи, а я являюсь
тебе в самых сладких сновидениях?
Снейп возмущенно отплевывается, пытаясь вернуть свою одежду в надлежащее
положение. Спотыкается на полах собственной мантии, и сверху летят,
громыхая, ночные горшки и тазы для стирки.
- В… сладких…сновидениях? – трясясь от злости переспрашивает он.
- Дорогой Сев, - Сириус, раскрасневшийся и покрытый чуланной пылью,
улыбается до ушей, - я – твой самый худший кошмар.
|
|