Не знаю, что подвигло его на такой шаг, но спустя некоторое время Сириус сделал мне удивительный подарок. Это был дом. Честное слово, настоящий дом! У меня появился собственный дом.

- Луни, - сказал однажды Сириус, - что-то я засиделся в четырех стенах. Пойдем прогуляемся?

И мы пошли. Мы иногда гуляли вдвоем, и у нас даже были любимые места. Я знал в округе немало уютных уголков. В одно из таких мест мы и отправились. Полагаю, что в тот раз маршрут выбирал Сириус, но почему-то точно не помню.

Он, как обычно, вертел головой, разглядывая окрестности. Потом заинтересовался одним домом.

- Смотри, какое отличное крыльцо! Тут хорошо сидеть во время дождя.

И, недолго думая, подошел ко входу в дом и уселся на ступеньки.

Я направился за ним, гадая, выкинут ли нас со скандалом сразу или же мы успеем убраться до появления хозяев. Первое казалось мне более вероятным. Дом не выглядел заброшенным. Стекла были помыты, и на окнах висели свежие занавески.

И тут Сириус встал, пошарил под лежавшим у двери резиновым ковриком и вытащил связку ключей.

- Лови, Луни, - он бросил их мне.

- Сириус, ты что! Так нельзя! - Я шарахнулся в сторону, и ключи упали на дорожку. А он сошел с крыльца и принялся сдирать пленку, закрывавшую дощечку на фасаде.

Новенькая дощечка засияла медным блеском. "Р. Люпин", - стояло на ней.

- Кажется, нам сюда, - сказал Сириус.

Наверно, я бы меньше удивился, если б мне сказали, что ликантропия излечима.

Документы на дом были внутри. На столе в гостиной.

- Вот, - Сириус протянул их мне. - Владей. И не смей возражать, я так хочу. И могу себе это позволить!

* * *

Дом был хорошо обставленным. И новым. Я чувствовал себя в нем не слишком уверенно. Опыта домовладения не хватало. Даже спустя несколько месяцев после переезда дом не казался мне настоящим. И, наверно, я еще долго обживался бы там, если бы ко мне не прибилась кошка.

О своих намерениях она заявила весьма недвусмысленно - вскочила на крыльцо и принялась точить когти об дверь, искоса на меня поглядывая.

- Мое, - говорила она всем своим видом.

Через полминуты всю нижнюю часть двери покрыли глубокие царапины. Кошка удовлетворенно зевнула и отошла. Я осмотрел результаты ее трудов и признал, что стало лучше. Дом ожил. Минни совершила чудо. И я открыл перед ней дверь.

Больше всего кошка напоминала анимагическую форму МакГонагал, только была чуть мельче. В честь Минервы я и назвал ее Минни.

На третье утро она принесла мышь ко мне в постель.

* * *

Я устроил ей страшный скандал. Никогда и на кого в жизни я так не орал! Сам не знаю, почему на этот раз меня так разобрало. Возможно, я позавидовал тому, что она поступает как хочет. Я даже попытался топать на нее ногами. Кошка внимательно слушала брань и смотрела на меня. А потом широко зевнула. И все кончилось.

Как, скажите на милость, скандалить, когда под твой ор засыпают?

На другое утро она положила мышь мне в тапочек.

Я попытался шлепнуть добытчицу газетой. Это ей понравилось. Следующие четверть часа я убирал спальню и прихожую, усыпанную обрывками бумаги. Потом, во избежание продолжения, собрал и выкинул всю старую корреспонденцию. Тем более что там не было ничего такого, что мне захотелось бы перечитать.

Утром третьего дня мышь оказалась в ванной. Я молча вынес ее на крыльцо.

На четвертый день полил дождь, и Минни начала нервничать. На улицу она не пошла, а в доме мышей не было. Кошка слонялась по комнатам, прислушиваясь и принюхиваясь. Я заволновался за нее. Но поела она с аппетитом.

Пятый и шестой день прошли точно так же.

А на седьмой появился Снейп.

* * *

Теперь он сидит в моей гостиной над непонятными расчетами, а я ищу в кухне лимон, которого там нет и не было. В конце концов я решаю, что кофе он может выпить и без лимона. Кофе у меня есть - держу для гостей.

И еще у меня есть пластовой мармелад. А тосты можно поджарить. Это всего пару минут. Я быстро режу хлеб.

И тут он входит на кухню.

- Добрый день, Ваше величество! - говорит он с усмешкой. Я прихожу в замешательство. Но оказывается, что он обращается к Минни.

Кошка сидит на столе над пустой чашкой и разглядывает его. Я думаю, что она изображает сторожа. А он называет ее королевой. И я вижу, что он прав.

- Это Минни. Она сама пришла ко мне, - поясняю я, и сразу же начинаю жалеть о своих словах. Ведь меня никто не спрашивал.

Снейп переводит взгляд на меня и его лицо удивительным образом искажается. Он как будто еще усмехается, но углы губ опускаются вниз. Эта "обратная улыбка", как называл ее Джеймс, всегда выводила Сириуса из себя. Она казалась ему высокомерной.

- Минни? - уточняет он.

- В честь Минервы. Правда, она похожа на МакГонагал?

- Что-то есть, - вежливо соглашается Снейп. - И такая же строгая?

И протягивает руку к кошке. Та обнюхивает ее, поворачивает голову - и Снейп уже чешет ей шейку! А эта негодница вызывающе громко мурлычет, как никогда не делала у меня.

Тут я вспоминаю про кофе. И вовремя - он едва не сбежал.

- Вот… готово. Налить тебе?

Он кивает, и я думаю, что надо достать другую чашку. Эту Минни не отдаст.

- Ваше величество, - снова обращается к кошке Снейп, - позвольте мне избавить Вас от этого.

И подхватывает стоящую перед ней посудину. Если даже Минни и собиралась его оцарапать, она не успевает.

* * *

Кофе он пил стоя, прислонившись плечом к дверному косяку, и жарить тосты мне показалось неудобным. Мне все казалось неудобным в тот момент. Зачем-то пришло в голову сделать вид, будто я и сам собирался пить кофе. Я полез в буфет за еще одной чашкой, когда услышал:

- Твой чай у тебя за спиной. На столе. Если, конечно, ты не пьешь холодный.

- Точно, я и забыл, - я повернулся к столу. Минни по-прежнему восседала там и созерцала меня без всякой снисходительности. А спину мне сверлил столь же дружелюбный взгляд Снейпа.

Я предпочел не смотреть в его лицо.

- Но вообще-то я тоже хотел кофе.

- Люпин. - Он обращался ко мне тем же тоном, каким разговаривал с первокурсниками. И на губах его была все та же обратная улыбка. - Не нужно таких жертв. Ты никогда не пил кофе. Лучше сядь и дай мне пройти к плите.

Думаете, он взялся поджарить хлеб? Не смешно. Он хотел узнать, хватит ли на кухне места для лаборатории.

В конце концов решено было, что варить зелья он будет там же, где и спать - в комнате для гостей.

Если, конечно, он вообще собирался спать.

Еще он сказал, что не намерен травить животное, которое, конечно же, всем помещениям в доме предпочитает кухню. Не знаю, кого он имел в виду, потому что Минни немедленно перебралась к нему. В пару и чаду экспериментальных зелий она просиживала дни напролет. А ведь Снейп возился с весьма вонючими жидкостями.

Насколько я мог судить - возился вполне безуспешно. Хотя он долго не выражал огорчения этим обстоятельством.

* * *

Он вообще не выражает никаких эмоций, если не считать легкого недовольства моей тупостью. Иногда нет и этого. Я совсем не уверен в том, что он признателен мне за предоставленный ему кров и еду. Возможно, он считает, что обязан этим письму Альбуса. Я же не говорю ему, что это не так. Я не готов объясняться.

Но я принюхиваюсь к запахам, доносящимся из его комнаты, прислушиваюсь к стуку ножа по разделочной доске и пытаюсь влезть в его шкуру. Понять, что он такое. Я не могу прочесть его мысли, но могу хотя бы ощутить, что он чувствует. Я подхожу к зеркалу и примеряю на себя "обратную улыбку".

Она получается не слишком похожей. Снейп складывает губы как-то иначе. Я пробую еще и еще - и обнаруживаю, что нужная гримаса получается только в одном случае. Если она образуется из настоящей улыбки.

Поймав то самое выражение, я закрываю глаза. Что я сейчас испытываю?

Вот что: мне смешно, но я хочу показать окружающим совсем не это. Я хочу показать, как я умен. Я хочу показать, что мне смешно смеяться над чепухой. Сириус оказывается почти прав - такой гримасой Снейп демонстрирует, что превосходит окружающих.

Но я не спешу принять на веру даже собственный вывод. Во-первых, я обещал быть осторожным со Снейпом. Во-вторых - теперь я точно знаю, что со мной ему смешно. Что бы там еще он ни желал изобразить.

Но долго предаваться этим размышлениям не удается. Приходит почта, и я иду доставать ее из ящика.

Благодаря любезности Сириуса, я подписан на кучу маггловских газет. Собственно, изучать их - и есть моя работа. А заклинание, наложенное Аластором Хмури, начальником аврорского отдела Министерства магии, позволяет получать под их видом и магические. Не то чтобы первые особо отличались от вторых, но интересно и полезно бывает сравнивать, как они освещают одно и тоже событие. Тут уже и ребенку станет ясно, что главное - не факт, а его истолкование.

В этот раз магической прессы почему-то нет. Я не люблю такие дни. За последние полгода выпуски газет задерживали только ради сенсаций из серии "Срочно в номер". Ну, и еще один раз не вовремя вышел какой-то "желтый" магический листок - потому что за день до этого возмущенные читатели угрожали поджечь его редакцию. Но чтобы задержались все магические газеты разом - такого еще не бывало.

Я перебираю маггловские издания, выискивая в них намеки на то, что важного могло произойти у магов. На точные сведения рассчитывать не приходится, но что-то обязательно бывает и в открытых источниках. И быстро нахожу в местной "Таймс" статью "Резня в N".

"В германском городке N. (название изменено по требованию полиции. - прим.ред.) во вторник обнаружены тела двадцати человек. Все эти люди были убиты с особой жестокостью - фактически, замучены до смерти. По словам офицера полиции, осматривавшего место происшествия, убийцы обладали значительной физической силой и пользовались чем-то вроде мясницких топоров - чрезвычайно острыми орудиями, разрубавшими даже кости. В числе погибших были пятеро детей в возрасте от семи до 15 лет. К расследованию привлечены специалисты из Бонна и Интерпола. Личности убитых установлены. Обстоятельства обнаружения тел пока не раскрываются. К моменту сдачи номера в печать было известно лишь, что никто из проживающих в том районе, где были обнаружены тела, не слышал и не видел ничего необычного."

* * *

Все это - и список фамилий - я проглотил в один миг. А потом прочел еще раз, вслух. Снейпу. В полной тишине.

Мне показалось, на несколько секунд он перестал дышать.

- Это не магглы, - сказал он наконец. - Троих я знал - они преподавали в Дурмштанге. Еще о четверых слышал. Вместе с членами их семей выходит пятнадцать человек. Полагаю, остальные пятеро тоже были магами.

Я кивнул. Я рассудил точно так же.

- И полагаю, что их действительно замучили, а не убили. Только, конечно, не мясницкими топорами.

- Режущими заклятиями. - Я имел об этом кое-какое представление.

Теперь кивнул он.

- Они знали что-нибудь существенное?

Снейп покачал головой.

- Кое-что могли. Но не думаю, чтобы слишком многое. Возможно, это была просто демонстрация.

Просто демонстрация!

Я даже не успел возмутиться этим вслух, а он уже рассердился.

- Все, хватит. У меня нет времени на разговоры с тобой.

И я ушел.

Хлопать дверью мне показалось глупым. Честно говоря, очень захотелось, но я не стал. Я ее даже не закрыл. Просто забрал газету и отправился на кухню. Сделал себе пару бутербродов, налил чаю и отлевитировал все это в свою комнату. А потом переоделся в пижаму и улегся в кровать, собираясь почитать что-нибудь полезное. Полезное чтение всегда вызывало у меня голод.

Беспокоиться об ужине Снейпа я не намеревался.

Он, кстати, тоже. По-моему, дело близилось к полуночи, а он все продолжал что-то резать и варить. Я успел прочесть полторы длиннейших главы из выбранного на тот вечер трактата, когда услышал из гостевой комнаты "Нокс!".

В тот же миг раздался грохот и звон. Затем Минни заорала так, будто ее резали, но рык Снейпа перекрыл ее вой:

- Мерлиновы яйца! Пропади оно все пропадом!

И новый грохот и звон, и новые вопли.

Раньше я считал, что выражение "от крика задребезжали стекла" является метафорическим.

* * *

Я вскакиваю и вылетаю в коридор. Что он там делает, дерется с кошкой? В сговоре с нею крушит мой дом? Гостевая едва освещается догорающим в камине огнем.

- Люмос! - кричу я, и все озаряется ярким светом.

Снейп стоит над столом, и весь пол вокруг усыпан осколками пробирок, в которые разливалась новые зелья. Остатки зелий тоже на полу. Уцелели всего две-три пробирки. Они парят в воздухе у камина.

На столе на груде бумаг сидит Минни. Шерсть ее взъерошена. Кошка показывает зубы и издает негромкое гудение. Это гудение немедленно сменяется воплем, как только Снейп предпринимает попытку выхватить из-под кошки выбранные ею в качестве лежбища бумаги. Минни взмахивает лапой, и я вижу, как пять прозрачных крючков летят к пальцам Снейпа.

Он отдергивает руку. Некоторое время стоит, опираясь о край стола и чуть покачиваясь. Потом оборачивается ко мне. Мне кажется, что он меня не видит.

- Люпин, - выдавливает он чуть погодя.

Лицо у него так искажено яростью, что я не сразу понимаю его слова. Я жду если не Круциатуса, то по крайней мере отборной ругани. А он говорит - сдавленным голосом, но почти по-человечески звучащим - неожиданное. Говорит:

- У тебя есть огневиски?

Есть. Я киваю и отправляюсь на кухню.

- Две бутылки! - кричит мне вслед Снейп.

Шут с ним, две - так две. У меня их три. Стоят с тех пор, как я переехал в этот дом. Я и их держу для гостей.

Я совсем не пуританин - просто не люблю алкоголь. Джеймс когда-то придумал, будто моему волку не нравится запах спиртного, и Питер с Сириусом поверили. Но дело не в запахе. Просто я почти не пьянею, и расслабиться с помощью выпивки мне не удается. Наоборот, после я долго чувствую себя взвиченным.

Досадно, конечно, но - что уж есть, то и есть. Плюс тут один - похмелья у меня тоже не бывает. Это меня очень устраивает, хотя Сириус и уверяет, будто хорошее похмелье помогает разобраться в себе лучше, чем муки совести.

* * *

Когда я возвращаюсь, комната уже не напоминает место побоища. Пробирки снова целы, а лужи с пола исчезли. Снейп сидит в кресле. Минни все еще на столе. Кажется, она поутихла. Но я на всякий случай держусь от нее подальше.

Я ставлю бутылки на край стола, и Снейп тут же хватает ближайшую. Свинчивает крышечку и делает несколько глотков.

- Вторая тебе, - говорит он.

Вот спасибо, поделился… При других обстоятельствах я бы не удержался от улыбки. Но та статья в газете и устроенный им погром не очень располагают к веселью.

К спорам тоже, и я беру бутылку.

- Хорошо. За что пьем?

- За тех из Дурмштанга. И остальных, которых убьют в ближайшие недели.

Я ставлю огневиски на стол.

- Ты думаешь, скоро будут другие убийства?

- Обязательно, - убежденно кивает Снейп и косится на пробирки. - Пока я не разберусь с этим дерьмом, их будет еще немало.

- Можно узнать, что ты делаешь?

- Ты пей, - говорит он вместо ответа. И только когда я делаю несколько глотков из бутылки, продолжает:

- Кое-что необычное. Зелье, лишающее магии.

Огневиски - гадость, и эта гадость встает комом у меня в горле. Но я делаю вид, что пить его легко. Сажусь на диван. И напоминаю себе, что спешить с выводами не следует. Что аналогий проводить не нужно. Что это может значить что угодно.

Например - что он не делает ничего плохого.

Может быть.

Я ведь не могу знать точно.

А толковать его слова можно по-разному.

Я предпочитаю - так.

- И как получается? - безразлично спрашиваю я.

- Как видишь. Погасить свет я же сумел….

Так он, значит, на себе проверял? Это ж надо было догадаться! Кто тут еще из нас сумасшедший… А если бы зелье удалось?

Но Снейпа, похоже, не беспокоят последствия такого исхода. Его волнует другое.

- Если тот, кто это зелье сделал, не пользовался каким-то неизвестным мне старинным рецептом, то он талантливее меня, - констатирует он.

- Этого не может быть. У него наверняка был рецепт, - откликаюсь я, не раздумывая.

Некоторые вещи остаются неизменными, что бы ни происходило. Солнце всегда восходит на востоке. Снейп всегда остается Снейпом. Я всегда признаю первенство за ним.

Я испытываю такое облегчение оттого, что не он придумал это зелье, - что не задумываюсь о своих словах. О том, как это прозвучало. Нет, не особенно задумываюсь.

Первые пять минут.

* * *

Еще минут пятнадцать проходят в молчании. Снейп то покачивается в кресле, скрестив руки на груди, то снова берется за огневиски и льет в себя спиртное, как воду. Минни сверкает на него глазами, но тщетно. Он не обращает на кошку внимания.

Наконец она спрыгивает на подлокотник его кресла и обнюхивает лицо зельевара. Запах ей не нравится. Кошка шипит и машет перед носом Снейпа лапой. Снова с выпущенными когтями.

- Извините, Ваше величество! - зельевар шарахается от нее, но скорее изображает испуг, нежели пугается. - Виноват, исправлюсь…

- Вот только не сегодня. Сегодня хорошим мальчиком будет кто-то другой, - добавляет он. И ссаживает кошку на пол.

Минни возмущена таким обращением. Она задирает хвост и, брезгливо дергая спинкой, выходит.

- До завтра, Ваше величество! - Снейп срывается с места и захлопывает за ней дверь. Похоже, огневиски действует на него, как на ребенка конфеты. Как некогда улыбка Лили на Джеймса. Как призрак скуки на Сириуса.

- Уааааааауууууу! - от громкого стука за спиной Минни немедленно вновь начинает беситься. Она изо всех сил царапает дверь с той стороны.

- Вот тебе, - мстительно говорит Снейп и поворачивает ключ в замочной скважине.

Завывая, кошка удаляется. Судя по доносящимся до нас звукам, она громит кухню. Что эта парочка творит с моим домом!

Снейп оборачивается ко мне.

- Ну, так кто сегодня будет хорошим мальчиком? - спрашивает он.

- Только не я, - качаю я головой. - Хорошие мальчики по ночам не хлещут огневиски прямо из бутылки.

- Значит, и не я, - резюмирует Снейп, вглядываясь в свою бутылку. В ней осталось меньше трети содержимого.

Я прикидываю, что с ним будет завтра. Надеюсь, он знает, что делает. Антипохмельных зелий у меня нет, и у него, кажется, тоже ничего не припрятано.

- А кто же тогда? - с поддельным любопытством вопрошаю я.

Наверно, мне можно не очень усердствовать, изображая опьянение. Снейп ведь не знает, как я переношу алкоголь. Может, я только говорю связно - а соображать на самом деле перестаю.

И тут я действительно перестаю соображать, потому что Снейп пересаживается ко мне на диван и доверительно сообщает:

- Сириус Блэк, например. Уверен, что этой ночью он найдет себе занятие интереснее, чем попойка. Я слышал, у него появилась новая привязанность.

Я не знаю, как на это ответить. Больше всего мне хочется спросить, не ревнует ли он.

- Ну, - мычу я, - вроде бы. А мне-то что?

- Верно, - кивает Снейп. - Не стоит из-за этого переживать.

Мне кажется, он уговаривает сам себя.

- Я не переживаю, - пожимаю я плечами, - Сириус сам по себе, а я сам по себе. Так было всегда.

Снейп вновь припадает к бутылке. Отставляет ее и смотрит на меня совершенно ясными глазами.

- А знаешь, с ним бывало хорошо. В некотором смысле - даже очень.

- Не знаю, - говорю я как можно равнодушнее. - В таком смысле я не проверял.

Идиотский разговор. Я словно все время оправдываюсь.

- О. Ну, про ЭТОТ смысл я еще и не говорил, - ухмыляется Снейп. - В ЭТОМ смысле он оказался не совсем в моем вкусе. Слишком тороплив.

Я хочу сказать, что верю ему на слово. Я хочу попросить его замолчать. Я хочу услышать что-нибудь другое, чтобы изгнать из своего воображения появившиеся там непристойные картинки. Но вместо этого делаю глоток из своей бутылки и спрашиваю:

- А ты предпочитаешь не спешить... при этом?

- Вот именно, - кивает Снейп. - По-моему, так гораздо лучше.

"Он иногда гладит медальон," - вспоминаю я. И внезапно вижу эту историю в другом свете. Неудивительно, если Снейп так и делал. Вряд ли можно было долго гладить Сириуса. Он бы не дал такой возможности.

- Сириус всегда был... склонен горячиться. Не знаю, как ты терпишь его столько лет, - Снейп подтверждает мою догадку взмахом руки с бутылкой. Огневиски в бутылке уже так мало, что при всем невнимании зельевара к законам физики на пол ни капли не проливается.

- О, это мое главное умение, - усмехаюсь я. - Я могу вытерпеть почти что угодно.

Снейп что-то прикидывает. Теперь в его глазах читается одобрение. Что за чушь! Мне не хочется расхваливать себя перед ним, но я это делаю! Терпеливость - это ведь достоинство в его глазах?

- Когда кем-то дорожишь, терпеть легко, - я смущен собственным поведением.

- Не так уж легко, - возражает Снейп, и я думаю про когти неясыти, раздирающие его руки. - Да и толку немного. В самом лучшем случае - не будет перемен.

- Для перемен достаточно бывает совершить глупость.

Я уже и сам прислушиваюсь к своим словам с интересом. Оказывается, для безумного разговора достаточно, чтобы пьян был один из участников. Второй будет на него равняться.

- Свершения не по моей части, - кривит губы Снейп. - Обычно я имею дело с уже готовыми глупостями.

- Ты попал куда следует, - говорю я. - Делать глупости - мое призвание.

Снейп вдруг широко ухмыляется:

- Ручаюсь, что нет. Для этого нужен Блэк.

- Зря ты! - что ж, неудивительно, если он еще неравнодушен к Сириусу. - Я куда глупее его.

- Он предприимчивее.

Это правда, но она мне не нравится. Звучит как-то обидно для нас обоих, Сириуса и меня. Как удачно, что пьяным и положено быть обидчивыми. Я раздумываю, как опровергнуть Снейповы слова. А он допивает огневиски и вздыхает.

- Увы, придется мне снова стать хорошим мальчиком. Пить больше нечего. А на кухню Минни нас не пустит.

- У меня еще осталось, - я рассматриваю бутылку на свет. - Могу поделиться.

- Годится. - Он наклоняется и ставит пустую посуду на пол. Я придвигаюсь, и когда он выпрямляется, прижимаюсь губами к его губам.

Некоторое время ничего не происходит. Он не отвечает, но и не отодвигается. Наконец я пытаюсь отстраниться - и не могу. Упираюсь в его руку. Она охватывает меня под лопатками. Я и не видел, как она там оказалась.

Ну конечно. Мало кому удается видеть с закрытыми глазами.

* * *

Я чувствую что-то странное. Он... он дует мне в лицо. Прохладный ветерок скользит по скулам, под глазами, потом по бровям. От Северуса пахнет спиртным и всей его лабораторией, и я ни за что не решусь взглянуть на него. Но он этого и не требует.

Он забирает у меня бутылку с остатками выпивки и ставит куда-то на спинку дивана. Я слышу, как она звякает о стену. Теперь я чувствую его дыхание у своих губ и немного приоткрываю рот. Он слегка прикусывает мою нижнюю губу - и тут же ее отпускает. Я жду еще одного укуса или глубокого поцелуя, но вместо этого ощущаю прикосновение губ где-то под левым ухом. Потом он лижет мне шею слева; переходит к правой стороне, поднимается выше, прихватывает зубами ушную раковину и засовывает язык мне в ухо. Некоторое время он вылизывает ухо изнутри, и мои представления о человеческой анатомии подвергаются пересмотру. Я отчетливо чувствую нечто подобное и в животе, в самом низу.

Я обнимаю Северуса за шею, пытаюсь прижаться теснее и, наконец, поцеловать его как следует - но, конечно, промахиваюсь. Он дует мне в левое ухо. Это щекотно, я ежусь, и его губы в утешение касаются моих. А он потом возвращается к левому уху и тщательно вылизывает его.

В животе и яичках у меня творится что-то невообразимое, и член отзывается на каждое движение его языка. Боюсь, что оргазм накроет меня еще до того, как я успею раздеться. Я ахаю и пытаюсь отвернуться, но он кладет одну руку мне на лоб, а вторую - на затылок, и деваться уже совершенно некуда. Тем более что я по-прежнему льну к нему. Если бы я не считал себя безнадежно сумасшедшим, испугался бы, что схожу с ума.

Наконец он все-таки целует меня в губы. Язык его кружит в моем рту, касаясь кончика моего языка, не оставляя без внимания десны, и губы тоже двигаются, прижавшись к моим. Тем временем его левая рука ерошит волосы у меня на затылке и гладит какие-то чувствительные точки чуть выше того места, где голова соединяется с шеей, а правая ложится мне на горло. Я хочу сам поцеловать его, и он впускает мой язык к себе в рот, даже всасывает его. Но я чувствую себя не столько активной стороной, сколько пленным, тем более что его рука продолжает гладить и даже слегка сдавливать мое горло. Это отнюдь не угроза, лишь слабый намек на нее, и намек этот меня очень возбуждает.

Я вцепляюсь ему в плечи и пытаюсь уложить его на диван и улечься рядом. Тут он разрывает поцелуй.

- Тебе не кажется, что на нас многовато одежды? - выдыхает он мне в ухо.

Ничуть не кажется. Я совершенно уверен, что от нее следовало избавиться еще перед тем, как отдать ему вторую бутылку.

- Да, - выдавливаю я, - много.

- Что-нибудь снимем? - это не совсем шепот, просто он говорит очень тихо. Голос все-таки слышен, и от него у меня что-то сжимается в паху. Голос звучит так, что у меня нет сомнений - происходящее Северусу очень нравится. Мне тоже, но раздеваться у него на глазах немного страшно.

И все же я киваю. И мы оба встаем с дивана.

- Нокс, - роняет он и запускает руку мне под пижамную куртку. Ладонь невинно ложится на солнечное сплетение, легонько поглаживает верхнюю часть живота. Никаких домогательств, строго говоря, но грудные мышцы напрягаются словно сами собой, и соски твердеют. Он передвигает руку мне на спину и притягивает меня к себе. Целует в губы. Я открываю глаза, запускаю пальцы ему в волосы, пытаясь найти то чувствительно местечко на затылке, которое он показал мне только что, а когда он закидывает голову, впиваюсь поцелуем в его шею. Он издает нечто вроде рычания или мурлыканья.

Теперь я пытаюсь целовать его и раздевать нас обоих одновременно. С моей курткой проблем не возникает, и это очень приятно, тем более что его рука тут же оставляет в покое мою спину и принимается гладить грудь. Свет камина меня не смущает. Я вытаскиваю его рубашку из брюк, но когда забираюсь под нее руками, он предплечьем прижимает обе мои ладони к своему животу.

- Остановись, - приказывает он. - Не то пожалеешь.

Я замираю. Не понимаю, зачем он мне угрожает, если продолжает гладить меня. Неужели он недоволен моими действиями? Или просто хочет полностью контролировать ситуацию? Действительно, непостижимо, как Сириус терпел это.

Снейп смотрит мне в глаза, пытаясь выяснить, понимаю ли я, что он говорит серьезно. Я киваю: понимаю. Я понимаю даже больше: очень может быть, что после такого количества огневиски Северус видит перед собой не меня, а Сириуса. Не даром же мы так долго говорили о нем.

Не знаю, как поступал Сириус, но я слушаюсь.

Северус расстегивает рубашку, и я вижу, что он остановил меня вовремя. Мои пальцы находятся в дюйме от серебряного медальона. Отблески огня, догорающего в камине, отражаются в букве "Р" на чернёной крышке. Цепочка тоже серебряная.

Снейп сбрасывает рубашку, снимает медальон с шеи и накручивает цепочку на кисть правой руки. Сам медальон он заправляет за один из получившихся браслетов. Все правильно, Сириус говорил, что он с медальоном не расстается.

Нет! Сириус говорил, что он его не снимает. А он снял.

Так я получаю ответы на два вопроса: понимает ли он, кто я, и - кто будет сверху. Ответ на второй вопрос меня полностью устраивает - не думаю, что я смог бы изобразить перед ним альфу. Но ответ на первый ошеломляет.

* * *

Он заводит руку с медальоном мне за спину и спрашивает:

- Давай продолжим?

Я согласен. Мне и самому сложно было бы прекратить. Одно дело - прерваться ненадолго, чувствуя, как и во время паузы нарастает желание. А вот перестать вовсе - это уж, извините, совсем другое! Сейчас это кажется маловыполнимым. Но когда он дотрагивается до моей спины, я вздрагиваю. Если серебро коснется моей кожи, я получу ожог. Если контакт продлится больше минуты - оно сожжет плоть до костей.

Он ведь не станет так делать?

Я чувствую, как его предплечье прижимается к моим ребрам. Значит, ладонь с цепочкой оказывается возле моего правого бока. Я разрываюсь между желанием позволить ему делать что угодно - и желанием сбежать. Если я чего-то и боюсь, так это серебра.

Но он же не хочет меня искалечить, правда?

Думаю, на моем лице отчетливо видны и страх, и вожделение. А мы стоим так близко, что Северусу хватит света от камина, чтобы все разглядеть. Мне кажется, он смотрит на меня с каким-то досадливым любопытством.

Ох. Нет, пожалуйста. Не разглядывай. Нет ничего гаже трусливого любовника. Поделом мне будет, если… Но ведь ты не сделаешь ничего действительно опасного? А пару ожогов я как-нибудь перенесу. Я постараюсь.

И, говорят, алкоголь притупляет боль.

Я обнимаю его за шею. Он слегка склоняет голову и уже не в полголоса говорит, а шепчет:

- Тссс. Все хорошо. Хорошо. Больно не будет, - и снова запускает мне в ухо язык. А левую руку - в мои пижамные штаны. Наконец-то. Я не могу удержаться от того, чтобы не толкнуться в эту руку, а она обхватывает мой член, несколько раз проходится по нему вверх и вниз и начинает ласкать яички.

Все опасения вылетают у меня из головы. Не представляю себе, чтобы я мог сейчас почувствовать боль.

Пальцами правой руки он прикасается к моему затылку, ерошит волосы, потом гладит шею. Чуть нажимая, проводит по позвоночнику вниз. Мне кажется, что под его рукой по моему телу идет горячая волна, но это не жар от серебра. Ладонью правой он ко мне не притрагивается.

Я дрожу от возбуждения, но ухитряюсь смолчать, когда он прекращает ласки. Когда, присев, стягивает с меня пижамные штаны. Выпрямляется и притягивает меня к себе вплотную, вынуждая сделать шаг и выбраться из спущенной к полу одежды и тапочек. Я прижимаюсь к нему всем телом, да что там - прижимаюсь! начинаю тереться об него - и он снова издает тот звук, похожий на мурлыканье.

Я сдаюсь, когда его руки ложатся мне на поясницу, а потом левая сползает ниже и начинает кружить, разминая мои ягодицы, а правая осторожно продолжает гладить спину. Мне этого уже мало.

Отрываюсь от него и шепчу:

- Можно я тебе помогу?

И, получив согласие, подталкиваю Северуса к дивану и опускаюсь перед ним на колени. Стягиваю с него туфли и носки. Он шумно вздыхает, и я понимаю, что нашел, на что следует обратить внимание. Я начинаю ласкать его ступни - и вижу, как его руки вцепляются в диванные подушки. Тогда я наклоняюсь и принимаюсь вылизывать пальцы его ног.

Полагаю, он доволен тем, что я делаю, да и выгляжу я при этом достаточно непристойно. Во всяком случае, когда я тянусь расстегнуть его брюки, он не возражает - приподнимается и позволяет снять с него и брюки, и белье разом. Я снова глажу его ступни, но тут он наклоняется, вцепляется мне в плечо и вынуждает меня перебраться с пола на диван.

Он хочет, чтобы я сел к нему на колени, к нему спиной. Я честно пытаюсь усидеть, но ерзаю, чувствуя, как его член упирается мне в ягодицы. Но когда он начинает мне дрочить, я не выдерживаю и минуты. Кончаю быстро, как перевозбужденный мальчишка - и даже, кажется, со вскриком. Во всяком случае, он снова шепчет мне в ухо:

- Тсс, тихо. Не шуми так, а то Минни нас съест..

Представив себе подстерегающую нас за дверью Минни, я фыркаю и, мотая головой, сползаю с его колен на диван. Оборачиваюсь через плечо - Северус кивает с преувеличенной серьезностью и шепчет:

- Съест, как пить дать съест! Погибнешь во цвете лет, так толком ничего и не распробовав. - И улыбается уголком рта.

Мне смешно, но при мысли о возможности попробовать больше я снова чувствую возбуждение. К тому же ему, кажется, нравится, как я выгляжу после оргазма. Может быть, даже больше нравится, нежели то, что было до. Во всяком случае, рассматривая меня, он облизывает губы. Я чуть отодвигаюсь, становлюсь на четвереньки и прошу:

- Иди сюда.

* * *

Я говорил, что ликантропы сильнее обычных людей? Могу поклясться чем угодно, что и выносливее. Будь это не так, я кончил бы еще раз, пока он меня готовил. Я не смотрел, что за пробирку из уцелевших он призвал, не слушал, что он шептал над ней при трансфигурации. Я воспринимал только прикосновения.

Он надавил мне на спину между лопатками, заставляя припасть на локти. Его пальцы прошлись по спине. Погладили мой анус, сначала просто так, потом - нанося смазку; осторожно проталкивались внутрь, сгибались там, растягивали меня. Ласкающими, но мучительно медленными движениями. Когда во мне оказались уже три пальца, я начал подаваться назад, насаживаясь на них. Я хотел, чтобы он действовал жестче. Я бы даже… не возражал, если бы это было похоже на изнасилование.

Но попросить об этом не решился, а когда он, наконец, вошел в меня, стало не до разговоров. Во всяком случае, я надеялся, что ему стало. Со мной же произошло что-то нелепое. Все те слова, которые любовники лепечут друг другу, все те бессмысленные клятвы и благословения, которые слетают с их губ, все то, что я никогда не говорил и не желал сказать, - все это всплыло у меня в памяти, и я почувствовал, что готов выкрикнуть, выболтать это и даже больше, стоит ему нарушить молчание.

Он не проронил ни звука, просто сунул руку мне под живот и начал ласкать мой член - в том же ритме, в котором двигался внутри. Слова исчезли, будто их и на свете не бывало; я захлебнулся вздохом. И через пару мгновений услышал:

- Дыши. Дыши, или я остановлюсь.

И он действительно попытался.

Я сделал вдох - и он снова двинулся глубже внутрь, а потом наружу, одновременно скользя рукой по моему члену. Еще вдох - и он продолжил.

Меня хватило на двенадцать вдохов. Он кончил двумя позже. Припал к моей спине и поцеловал меня в шею.

От очищающих заклинаний немного щекотно.

* * *

Он вышел из меня, но все еще лежит сверху. И я слышу, как бьется его сердце, а он слышит, как частит мое.

Потом он приподнимается и устраивается рядом. Сириус позаботился о том, чтобы диваны в доме были достаточно широкими. Я ощущаю сожаление. Не знаю, как это объяснить, но еще полминуты назад я чувствовал, что нахожусь в полной безопасности. Что в моей жизни все как следует и ничто не может быть плохо. А теперь все снова неясно. Боюсь, что с диванами Сириус все-таки промахнулся.

Я переворачиваюсь на бок и смотрю Северусу в глаза. Он выглядит… хорошо. Привлекательно. Черты лица смягчились; он кажется не моложе, а красивее и даже как-то вообще вне возраста. И я чувствую голод. Не возбуждение, нет. Неприятную пустоту. Желание удержать его. Желание близости просто так, без удовольствия.

Я тянусь взять его за руку.

- Осторожней, - шипит он. Это рука с медальоном.

Я все-таки хватаю его за запястье. Подтягиваю его руку к своим губам.

- Что? - смягчается он.

- Еще, - тихо прошу я и начинаю облизывать подушечки его пальцев. Он вздыхает и пытается отнять руку. Я не отпускаю.

- Пожалуйста. - Я предпочел бы, чтобы это была левая рука, но раз могу дотянуться только до правой - пусть будет правая, я просто буду осторожен.

Он окидывает меня взглядом.

- Ты же не хочешь.

Я мотаю головой. Он пользуется возможностью отобрать руку и прячет ее за спиной.

- Еще. Пожалуйста.

Выражение его лица меняется, как облако на небе. Побеждает привычная обратная улыбка.

- "Еще" обычно просят раньше. Когда обе стороны чего-то хотят.

- Раньше… не надо было просить. У меня все было.

Судя по всему, эти слова ему по вкусу. Даже очень. Если я не совершу какой-нибудь особенной ошибки, то скоро получу то, о чем прошу. Я облизываю губы и снова тянусь к его руке, но он спрашивает:

- Ты предпочитаешь только пальцы?

- Нет, если ты не против.

Он не против.

Несколько позже выясняется, что я тоже.

А потом я и вовсе за.

* * *

Продолжение дается мне намного тяжелее. Я не ожидал, что он захочет попробовать лицом к лицу. Но он, кажется, не вполне уверен в том, что мне будет приятно, и предпочитает следить за моими реакциями. Я пугаюсь, когда соображаю, что именно он сможет прочесть на моем лице помимо вожделения. Можно сколько угодно кусать губы, стараясь не заговорить, но контролировать все остальное я не сумею.

Не знаю, какие силы надо мною смилостивились, но когда он подхватывает мои ноги и кладет себе на плечи, последние угольки в камине потухают. Похоже, Северуса это немного сердит, но мне без света легче.

- Так хорошо, - шепчу я и закрываю глаза. Все равно почти ничего не видно. А потом он входит в меня и начинает двигаться, а я пытаюсь поймать его ритм и ответить, пока во всем мире ни остаются только нарастающий жар и трение внутри. Менее торопливое и намного более сладкое, чем в первый раз. Ох, как же мне это нравится, как мне…

За миг до оргазма я открываю глаза. Они приспособились к темноте, или я себе невесть что выдумал - но мне кажется, что его лицо почти светится.

* * *

Он выходит очень медленно, так же медленно ложится рядом. Я некоторое время лежу неподвижно, потом поворачиваюсь на бок и утыкаюсь носом в его плечо. Целую это плечо, провожу рукой по груди, животу... Что за… у него все еще стоит!

- Почему?.. - я даже не знаю, что именно дальше спросить. Почему ты не кончил вместе со мной? Почему ты остановился, когда хотел продолжать? Почему в первый раз было не так?

- Позже. - Он убирает мою руку со своего живота. И вдруг берется левой рукой за красующийся на его правой медальон и начинает распутывать цепочку. Спускает руку с дивана. Что-то шуршит и звякает.

- Не наступи, если будешь вставать. Он серебряный, - тихо говорит он. И, повернувшись, обнимает меня.

- Не наступлю, - обещаю я. Я вообще не хочу вставать. - А что это?

- Кое-что от страха.

- Ты меня боишься? - Мне становится как-то зябко.

- Не особенно. - Он прижимает меня к себе, и я не вижу его лица, но мне представляется, будто оно спокойно. - А вообще я много чего боялся. Потому и пошел к Упивающимся. Думал, чем ближе смерть, тем меньше страхов. Многие так думают.

- А сейчас? - переспрашиваю я.

- Сейчас... Сейчас я боюсь главным образом безумия.

Мне словно пощечину дали.

- Да, - откликаюсь я, - понимаю.

- Надеюсь, что нет, - буркает он и разжимает объятия. Встает, подхватывает медальон и относит к столу. А со стола берет последнюю уцелевшую пробирку. И возвращается. Подносит ее к губам. Вдруг останавливается. Протягивает ее мне.

- Ты не хочешь пить? - спрашивает он, будто это только что пришло ему в голову.

Понятия не имею, что там. Я предпочел бы воду. Но не думаю, что мне ее предложат.

И еще я надеюсь, что это не зелье забвения.

В остальном мне все равно.

Это оказывается чем-то вроде заживляющего зелья.

* * *

Я чувствую кратковременный прилив сил, но Северус явно не так бодр. Может быть, лучше было бы, если бы он выпил это сам. Впрочем, я же не знаю, что он пил днем. И даже вечером. Словом, до огневиски.

И что он ел. Я же был у себя.

Не может быть, чтобы все это было только сегодня.

Он лежит на боку рядом со мной и снова меня обнимает. Я возбужден, но доволен тем, что уже есть. Может быть, на этот раз мы ограничимся взаимными ласками. Я не против. Хотя аппетит в этой области у меня действительно хороший.

Тут он вытаскивает одну из диванных подушек и сует мне в руки.

- Тебе на этом будет удобно?

Я разглядываю и ощупываю ее. Подушка как подушка. Невысокая, почти плоская, в половину длины дивана. Довольно широкая.

- Да, - говорю я, - будет.

- Это не под голову, - усмехается он.

- Тогда точно будет. И даже больше, чем удобно.

Улечься на ней оказалось несложно. Правда, я не предполагал, что лечь придется на спину. Ноги при этом могут быть только согнуты. Северус же по-прежнему лежит на боку, прижимаясь ко мне слева. Потом подхватывает мою левую ногу и кладет себе на бедро. Сгибает колено, чуть придвигается - и его член упирается мне в промежность. В этой позе я еще не пробовал.

Как выясняется - напрасно.

Все почти-что-неудобство исчезает, когда он начинает двигаться. Я чувствую, что сейчас это идеальная для нас поза. В ней от обеих сторон требуется минимум усилий. Стоит только подстроиться друг под друга - и можно продолжать и продолжать.

И тут он меняет ритм. То дразнит меня глубокими проникновениями, то делает неглубокие быстрые толчки. Скоро я не выдерживаю и пытаюсь немного развернуться, чтобы обеспечить ему лучший доступ. Но он не спешит этим воспользоваться и продолжает играть со мной.

Я поздновато спохватываюсь, что мог бы и сам подразнить его. Теперь уже мало что можно сделать. Но я, конечно, пробую.

А когда все заканчивается, я ощущаю, что мой голод утолен.

И хочу, чтобы теперь так было каждый день.

* * *

Подушка сгинула куда-то. Думаю, валяется на полу. Северус спит в моих объятиях и сам во сне обнимает меня. Я лежу с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе. Тело совершенно расслабленно, но голова ясная. И еще - меня переполняет какое-то бессмысленное младенческое счастье. Так ведь не должно быть?

Он спит так близко, что атомы его тела свободно могли бы перетекать в мое. Мне кажется, я чувствую, как это происходит, и я вот-вот растаю, как неудачное желе. И в то же время я уверен, что не сумею уснуть еще сутки.

Я лежу с закрытыми глазами. Стараюсь не шевелиться - так долго, как только могу. Но он все равно просыпается. Думаю, ему неудобно. Его правая рука подсунута мне под спину. Может быть, она устала.

Он не спешит ее высвободить. Зато я чувствую, как его левая рука касается моего лица. Горла. Еле-еле ощутимо, и прикосновения эти меня завораживают. И пугают. Я чувствую себя неожиданно беспомощным. Словно я - птица в его руках. Наверно, так же ощущала себя и Орсия. Его почтовая сова.

Только теперь он лучше разбирается в ядах, а я сроду ничего не возьму у Питера.

Внезапно Северус замирает. Шумно выдыхает. "Не может быть, - шепчет он, - так просто!" На миг крепче прижимается ко мне и тотчас отстраняется. Легко вытаскивает руку из-под моей спины и встает. Я слышу, как он подхватывает одежду, шуршит бумагами. Что-то звякает. Щелкает дверной замок.

В коридоре шипит кошка.

- На кухню, быстро, - Северус шипит не менее выразительно. - И тихо.

И захлопывает за собой дверь.

Я остаюсь один.

* * *

Теперь уже ни к чему делать вид, будто я сплю. Я сажусь и оглядываюсь. В гостевой неуютно. На полу красуется пустая бутылка. Вторая заткнута между диванной подушкой и стеной. Еще одна диванная подушка действительно валяется на полу. Моя пижама - рядом.

Сквозь задернутые шторы пробивается блеклый свет. Бумаги со стола исчезли. Камин полон углей и пепла. Я спохватываюсь, что он давным-давно погас. И тут же начинаю мерзнуть.

Я подбираю пижамные штаны и одеваюсь. Вытаскиваю недопитую бутылку. Кладу на место вторую диванную подушку. Прихватываю свою пижамную куртку и пустую бутылку и выбираюсь в коридор.

Дверь на кухню закрыта, и я иду в свою комнату. Потом, подумав, в душ. Снова к себе. Одеваюсь. Беру в руки вчерашнюю книгу и сажусь в кресло. Не из интереса к чтению - просто так. Тем паче что слог автора книги за ночь претерпел разительные изменения. Я уже не в силах понять, о чем он пишет. Вчера его слова еще имели какой-то смысл. Сегодня - ни тени. Но я все-таки читаю. Просто так.

Я мог бы бить стекла. Стоять на голове. Поджечь свою библиотеку. Не думаю, что кому-нибудь есть до этого дело. Дверь на кухню закрыта. Сов сегодня нет. Камин молчит.

Наконец ко мне приходит Минни. Взъерошенная, как напуганный еж. И тоже садится бездельничать.

* * *

Если бы не она, я бы упустил его. Я ничего не слышал и не ощущал, но кошка вдруг спрыгнула со стола и стала подкрадываться к двери. И я заинтересовался происходящим в прихожей.

Он снимал мои охранные заклинания, как снимают шляпу с вешалки. Как будто это было самое обычное дело. Минутой позже он бы улизнул. Но при моем появлении замер. Повернулся. Лицо его ничего не выражало. Понятия не имею, как он это делает.

- Ты закончил работу? - поинтересовался я.

- Первый этап. Продолжу в другом месте. Здесь небезопасно.

Я бы возмутился, но... Он прав. Если с защитой справиться так легко, мой дом ненадежен. Я хочу еще его увидеть. Но так и не могу придумать, как спросить, придет ли он.

- Ну что ж, поздравляю с первым успехом. - Произношу я наконец. - Если Альбусу еще что-нибудь будет нужно...

- Альбуса нет. Я убил его.

Ну вот, он это сказал. То ли хотел посмеяться надо мной напоследок, то ли не пожелал обманывать. Это я выясню потом, когда останусь один.

- Да. Уизли сообщил мне две недели назад. - Мой голос ровен, хотя я не совсем уверен в своих словах. Это могла быть Тонкс. Я не помню. Я был так оглушен новостью, что начисто забыл, чья голова появилась в тот вечер в моем камине.

- Так ты знал, что меня подозревают?

Я киваю. Можно сказать и так. Хорошо, что я успел выкинуть не только газеты, но и письма до его появления. В каждом втором письме мои корреспонденты прямо называли Снейпа убийцей.

Он делает шаг назад. Или вперед, это как посмотреть. Словом, подальше от двери. Шаг в мою сторону. А я смотрю на дверь.

- Раз уж я здесь, давай закончу с остальными заклинаниями, - предлагаю я.

- Люпин, - говорит он. - Когда все кончится, ты ляжешь в Святого Мунго. В отделение для душевнобольных.

- Возможно, - я пожимаю плечами. - Говорят, там неплохой уход.

- Ты ненормальный. - Мне кажется или он раздосадован?

- Я привык. Джеймс говорил, что мой волк помешался. А это было давно.

Снейп округляет глаза. Не знаю, что он слышит в моих словах. Может быть, то самое, что вложил в них Джеймс. Может быть, то, что вкладываю в них я.

- Когда?

- После попытки напасть на тебя.

Я касаюсь паутины заклинаний. Вот, с этого начнем. И краем глаза вижу, как Снейп качает головой.

- Ты будешь лежать в Святого Мунго, - убежденно повторяет он. - Я тоже попаду туда, но я выйду раньше. И заберу тебя.

Дверь распахивается. Свет бьет в глаза. Все залито светом. Я и забыл, что на дворе день.

Снейп щурится на солнце. Неловко стаскивает перчатки. Бросает на полочку под зеркалом. Кладет руки мне на плечи. Касается лбом моего лба.

- Вот увидишь, - говорит он. - Я заберу тебя.

Он аппарирует прямо с крыльца. Некоторое время я ничего не делаю, просто стою в дверях дышу свежим воздухом. Потом возвращаюсь в дом.

Я не безумен. Я влюблен.

* * *

На кухне меня ждали зелья. Ликантропное. Заживляющее. Костерост. От простуды. Для сна без сновидений. Антипохмельное. Просто от головной боли. Под каждой банкой - бумажка с названием и дозировками. Судя по всему, он готовил несколько составов одновременно.

Антипохмельное... Ну да, он же еще не знал, что я все это проделывал не под действием спиртного.

Поэтому и записки искать не стоит.

А еще он забыл перчатки. То есть это я сначала я подумал, что он их забыл. Потом - что решил выбросить. Рассеянностью Снейп никогда не страдал. Потом... не буду говорить, о чем я подумал потом. В общем, я взял их в руки.

В правой перчатке лежало что-то тяжелое.

Я отнес ее в гостиную и вытряхнул над столом. Он выскользнул, как змея, - черный медальон на серебряной цепочке. Я перевернул его перчаткой и нажал на выступ. Крышка с буквой "Р" откинулась.

"Редикулюс" - красовалось внутри.

Страха нет.

* * *

Но и особой радости тоже. С некоторых пор я почти перестал двигаться - целыми днями сижу в своей спальне с книжкой в руках. Читать не получается, но я все же пытаюсь. А потом всякий раз обнаруживаю, что уже давно смотрю в окно.

Зато Минни словно подменили - скачет по дому, как мячик, на каждый шорох на крыльце выбегает в прихожую. Да только, как назло, никто не приходит. Хорошо если через камин заглянут.

Хотя первой появившейся в камине голове я не очень рад. Это Сириус.

- Привет, Луни! - он улыбается. - Ты как тут?

Честное слово, мне стыдно. Я ведь ему многим обязан. И он мне верит. А я собираюсь его обмануть. И даже очень собираюсь!

- Я хорошо, - говорю я и тоже растягиваю губы. Такой улыбки, как у него, у меня не получается. Но ведь и раньше не получалось. Не думаю, что он в претензии.

Сириус разглядывает меня, склонив голову к левому плечу. На минуту мне кажется, что он сейчас почует, что к чему. И прямо спросит, а на прямой вопрос я не смогу соврать.

- Что случилось? - произносит он наконец.

Хвала Творцу всего сущего! Это не тот вопрос.

- Все в порядке. Вот сижу, отдыхаю. Книжку читаю.

- По-моему, - говорит Сириус, - тебе надо развлечься. Да. Слушай, можно устроить вечеринку. Например - сегодня. Приходи к семи. У меня есть отличная выпивка!

- Спасибо, Сириус, - на спиртное я боюсь смотреть едва ли не больше, чем в камин. - Я подумаю.

На крыльце раздается звяканье, и Минни трусит в прихожую. Это прикатил разносчик газет. Я слышу, как он пыхтит, придерживая велосипед и, одновременно, пропихивая газеты в щель почтового ящика. Но ящик открывается снизу, а вчера я забыл запереть его, и газеты летят на пол. Минни издает торжествующий вопль, и я пользуюсь предоставившейся возможностью сбежать.

- Извини, Сириус, иду спасать свою почту от уничтожения. Там должно быть кое-что важное.

- Ах, вот оно что, - ухмыляется Сириус. - Ты ждешь письма.

- Нет!

- Да ладно тебе, Луни, ты уже большой мальчик! Никто не запретит тебе получать письма от кого угодно.

Если бы! Да и нечего получать.

Однако кошка и в самом деле что-то рвет!

- Сириус, потом. - И я поспешно выхожу из комнаты.

Пол в прихожей усыпан обрывками "Ежедневного пророка". Почему-то из всех газет Минни предпочла именно эту. Благодаря ее усилиям первой полосы уже нет, а третья напоминает кружево. Сквозь нее проглядывает колдография Аластора Хмури. Она на пятой странице. Аластор страшно вращает глазом. Кошка разлеглась рядом и время от времени шлепает Хмури лапой, как большую мышь.

- А ну-ка, дай сюда! - Я спихиваю Минни с газеты. - Ты что это?

Я трясу перед ее носом бумажными лохмотьями. Минни, изображая смущение, шмыгает в гостиную. Не сомневаюсь, что она притворяется. Воспитатель кошек из меня никудышный. Хотя тут бы и Аластор не справился.

Вот у Снейпа... у Северуса как-то ловко с ней получалось.

И со мной. Стоило руку протянуть - и пожалуйста, я уже вот он, попался, предлагаю убежище, стол и помощь. И себя заодно. Ага. Любовнику моего друга и убийце самого уважаемого мной человека. Северус, тебе-то самому от меня не противно было?

Догадайся, Люпин. Догадайся. Вспомни, сколько было огневиски. И как он потом сбежал.

Неправда, он не сбежал. Я сам его отпустил. И он дал мне обещание.

Которое никогда не будет исполнено. Хотя бы потому…

Ну, хватит ныть, Ремус. Хотя бы потому, что его никогда не оправдают. Если тебе нужна причина - то вот она. Он - враг. Его не оправдают.

Я помню - я не сумасшедший. Но эти два голоса в голове меня доканают, если я немедленно не заткну их. Я разворачиваю газету. Аластор на картинке сердится сильнее обычного. "Сенсационное откровение аврора!" - кричит заголовок. Я хмыкаю. Ну-с, что так взбесило Аластора?

Вот что:

"Незадолго до смерти Альбус Дамблдор полностью лишился магических способностей. Об этом поведал нам один из высокопоставленных представителей аврората, пожелавший остаться неназванным.

В ходе обследования тела и места происшествия эксперты установили, что глава школы волшебников утратил магию не позднее чем за сутки до своей гибели. Физически директор Хогвартса при этом не пострадал.

Заслуживающие доверия источники утверждают, что есть все основания считать: лишившись способностей, Дамблдор, тем не менее, сохранил все свои познания. Однако происшедшее сделало его крайне уязвимым для нападения и даже превратило в источник чрезвычайной опасности для его соратников.

"Нам повезло, что он умер, не попав в руки Упивающимся", - заявил другой наш источник из близких к расследованию кругов. "Мы считаем, что несчастный случай с палочкой профессора Снейпа был весьма своевременным. Вероятно, дело в отношении Снейпа вскоре будет закрыто", - добавил он.

Руководитель аврорского отдела Министерства магии господин Аластор Хмури отказался подтвердить эти сведения. Однако он и не опроверг их, ограничившись пожеланием тяжелой и мучительной смерти всем сотрудникам нашего издания."

Мучительной смерти. Разумеется! Странно, что Аластор не проклял этих писак на месте.

Но те маги в Дурмштанге... Лишенные магии и замученные Упивающимся. И зелье Снейпа. Зелье, которая должно лишать магии. То, которое никак не получалась.

Противоядие, которое он не успел подобрать, потому что не знал, чем отравили Орсию. Противоядие, которое он не сумел составить, потому что придуманное им зелье не сработало и он остался волшебником... Все это кружится у меня в голове, как волчок. Все быстрее. И рисунок складывается.

Я прижимаю газету к груди и несу в свою комнату. Там разглядываю еще раз.

Аластор выглядит придушенным. Мне смешно.

Я прячу газету под подушку (а что прикажете делать, если я не умею договариваться с Минни?), переодеваюсь и бросаю в камин горсточку дымолетного порошка.

- Дом Сириуса Блэка, - говорю я.

* * *

- Луни! Вот молодец! - Сириус сидит на кухне. Он не ожидал меня так рано.

Он разглядывает меня снова - и на сей раз остается доволен.

- Ты получил письмо, - заключает он.

- Ни одного! - ухмыляюсь я.

- Тогда что же?

- Намек на то, как долго я пробуду в Святого Мунго.

- И тебя это радует? - Сириус наклоняет голову к плечу.

- Больше всего на свете.

- Я так и думал, - кивает Сириус. И мне совершенно все равно, что он имеет в виду.

- Сириус, - говорю я. - Ну, раз я уже здесь и есть повод выпить - может быть, ты угостишь меня до начала мероприятия?

- С удовольствием! - оживляется Блэк. - Что тебе предложить?

- Что угодно. Но лучше всего огневиски.